Тонна - тысяча рублей или зеленых.
Пятихатки – пятьсот рублей.
Шеф, две пятихатки тебе хватит?
Какая сцена? - сколько стоит?
Вы же меня знаете! - фраза Василия Крэка.
Вагин, Егон – Вагнер, по кличке Ляпис.
Резиновая Германия - сколько угодно русских немцев принимает.
- Г-г-де твой муж работает? – Боц, заикаясь, у Женьки-Серьги спрашивает.
- На бороде! - исчерпывающий ответ.
Серега Мишин из Морфлота вернулся:
- Покорись, река Туба, моряк вернулся!
- Глухарь, менты не найдут убийцу, - по-поводу убитого в VI веке
У Колька дома Клондайк черных дыр: как западет к нему девчонка - на неделю теряется.
- Николай Петрович, почему девчонок тянет к твоему дому. Сын - вон какой красавец: не пьет, не курит - к нему же не идут, а к тебе через окно лезут.
- Бомонд у меня, и я дать могу, а что сынок может?
- Дай 100 рублей, Гуляевский порог покажу, - стало анекдотом, подобно тому, как цыганка привязалась к гинекологу: «Дай 100 рублей, что-то покажу».
Иван Кузьмич говорил: галмир - значит, гарнир; шалмир - значит, шарнир. «Вчера ко мне приезжали крутые на шалмирах».
- После обеда поспать, никто не осудит, - любимое предложение Виктора.
- Зачем торопиться? Не к станку же опаздываем, - тоже из лексики Виктора.
- Робан йод! - Костан матерился.
Виктор про девчонок говорит: сахар, а Серьга-Печенюшка: сметана.
Мармеладка, значит, чувиха у Егорыча.
- Мармелад будем брать? - вопрос насущный к Виктору перед очередной экспедицией.
- Зачем вам мармелад? - матушка Витькина спрашивает.
Как Игорь Икс с шефом в ресторан сходили за шесть тысяч целковых. На закуску пожалели, только бутылку коньяка взяли. Сидят, коньячок пьют, рады, довольные, что этим отделались. А им взяли, да и живого медведя показали. Тот пляшет, танцует, а они хлопают от восторга. Этот восторг в шесть тысяч обошелся, плюс коньяк.
- Однакхо ляг-гхемтэ в кхойку, - говорит полковник Токиза.
- Ленка! Ленка! Иди посмотри, что Алпамыс делает?
А Алпамыс лежит лениво и лапой от мух отбивается.
- Ухаживать надо за дамой!
- Аппетита нет, - отвечал Иван Кузьмич.
- Кастрюля, - так называл свою полюбовницу Иван Кузьмич.
- Мордастый на вахте вторые сутки сидит. Сменщик не пришел. Непорядок! На мне вся секьюрети, - Виктор сокрушается после звонка из банка.
А поутру разыгралась трагедия - старый Васька Алпамыса из кухни погнал. Визг неимоверный - кто-то Алпамыса гонит. Точно, в коридорчике кот Васька Алпамыса по морде лапой бьет, а тот визжит, пытается развернуться - вырвался, пулей на улицу полетел.
- Холод, что волков морить! А они вздумали мыться от шеи и ниже, - Виктор замечает.
- Сколько можно все на сухую да сухую?! - Егорыч стонет. - Третий день все на суху, надо и честь знать, пора и мне посолониться...
- Костан, скажи, как ты с Маринкой познакомился. Наверное, до того как она тебе в любви призналась, какая-то завязка была?
Костан замялся, голову наклонил, румянец выступил, и так, потупясь, произнес:
- Честно?
- Костан, колись!
- Если честно, то я сначала с мамкой дружил...
- Ты, Костан, как красна девица. Любовь с ее мамкой была, наверное? Может Маринка, дочь твоя?
- Нет, в это время я в тюрьме сидел.
- Ольга, вода какая?
- Вода теплая! Вода социалистическая!
- Ольга, жизнь, как?
- Жизнь?.. - Ольга призадумалась, что для нее нехарактерно. - Жизнь выше партийной!
- Даешь алиби, что сегодня звонок из Красноярска будет?
- Даю, - заверил Боц.
- Даешь сто процентов алиби, что мой сын в твой институт поступит, - требовал Сурен. - Он чемпион у меня.
- Тут жена не даст сто процентов алиби, - Виктор замечает. - Пускай он хоть сто раз будет чемпионом.
Пекинес - надо было так Алпамыса назвать.
«Восемь кусков парчи»:
Спиною назад семь раз опрокинься - сто болезней исчезнут.
Борис Вощинский, кличка Бандерлогин-Бочковский, - друг Тольки Шишкина; - двадцать лет дали за то, что полюбовницу убил.
Полюбовница - незаконная жена, Богом в церкви не отмеченная.
Не будьте ребенком! – говорит Виктор.