- Только не бейте. Хотя бы в начале... Выслушайте, а потом, хоть что делайте.
Я практически уверен, эгоизм - движущая жизненная сила !!
Только эгоизм и ничего более. Только он двигает всем, что может быть признано живым.
Любое действие продиктовано желание удовлетворить собственный эгоизм.
Утоляя голод мы удовлетворяем эгоизм.
Мы кого то любим - эгоизм доволен и счастлив.
Рожаем детей, не думая об их будущем, подчиняясь толчкам вредного зверёныша внутри нас самих. Хотя может и не зверёныша вовсе.
Ведь если это всё правда, то эгоизм - величайшее изобретение Творца. Если б он это не придумал, ему пришлось бы очень и очень трудно.
А придумав эгоизм, он освободил и умыл руки. И почил на лаврах. Даже не напрягается заботой о своих творениях. Мы сами себя удовлетворяем. И это значит, что и ему не чужд простой, понятный всем эгоизм.
Вы только вдумайтесь ! Вдумайтесь и поймите. Поймите что база, фундамент всего - простой эгоизм. Часто спрятанный под маской благости и благих деяний. И тем не менее просто эгоизм. Самопожертвование, подвиги, благородный риск, помощь близким - эгоизм. Прикрытый маской добра, чтобы не ранить "босые души". Про открытый эгоизм я говорить не буду. Он порицаем всеми и всегда. С ним то всё понятно. А вот то, что и все остальное, считавшееся всегда хорошим и поощряемое тоже эгоизм... Даже жутко стало, когда до меня это дошло.
В комнате повисла тишина. Показалось даже, что магнитофон вдруг перестал шуршать плёнкой и притих, мягко говоря, удивлённый услышанным.
- Ну ты даешь. - Балдерис, футболист "от рождения", очнулся первым и привстав, налил себе пол фужера вина, выпил и снова опустился на ковёр. - Ну ты даешь.
- Наверное, мы тебя таки побъём. - Щуряк, умница и интеллектуал, всё ещё прижимал к полу переставшего дёргаться и выкручиваться Димку, друга и вечного бесшабашника-шутника.
- Угу. Щас, допьём всё и приступим. - Бригадир, крепкий "мужик", бессменный староста, краснея от натуги, тащил пробку из очередной бутылки.
- Не, серьёзно. Сами подумайте. Честно говоря, я просто убит этой мыслью. - На Мажая, легкого на подъем и надежного "до точки", было жалко смотреть. Чуть не плача, с глазами собаки, пойменной с куском мяса в зубах, сидел, обводя заискивающем взглядом своих бывших одногруппников.
- Что-то тут не так. С кондачка не решить. С наскока не обдумать. Давай, Миша, наливай. - Лермонтов, наш куратор, прозванный так из-за сочетания имени и отчества, уловив хлопок извлеченной пробки, притушил окурок и подвинул стакан поближе.
Хлопок и движение куратора сработали как спуск. Все загалдели, придвигаясь поближе к журнальному столику, подставляя стаканы. Кто-то встал и, выскочив в коридор, вернулся с ещё двумя "зупырьками".
Вино булькало, получившие своё отодвигались в полумрак комнаты. Стало ясно, что напряжение пропадает, что все довольны этой разрядкой и никому не хочется на этой "тайной вечере" философствовать и рассуждать. Зачем портить последний вечер перед разлукой.
Магнитофон вывернули на всю и пустились в пляс, двигаясь кто как может, в ритмах диско стараясь вообще забыть всё и насладиться.
"Железный Феликс", отлитый из бронзы смотрел строго, но безучастно. Сидя на лавочке в маленьком скверике, я смотрел на два окна, за которыми и прозвучала тирада. Прозвучала в тот далёкий февральский вечер одна тысяча девятьсот восемьдесят первого года.
В то утро мы были одной группой, а вечером, после защиты диплома, собравшись тайно - руководство техникума не приветствовало близких отношений даже между бывшими: куратором и студентами - мы вдруг осознали что всё - мы, каждый сам за себя.
Радость и печаль. Извечные спутники таких вечеров.
Радость принимали и "подогревали" вином, прогоняя печаль.
Последние вечера бывших. Столько нужно было успеть и сделать.
Признаться всем в любви. Даже врагам. Но Светику, конечно, в первую очередь. Даже не взирая на то, что рядом были остальные четырнадцать "воздыхателей".
Поговорить с Лермонтовым на кухне. Просто так. За жизнь.
Тогда так не хотелось соглашаться с Мажаем. Да и потом, впрочем тоже.
Хотя мысль запала. И сидела все эти годы. Не беспокоя практически, но дозревая.
Почему именно сегодня вспомнился и тот вечер, и Мажай, с "перепуганным" мыслью взглядом понятия не имею.
Наверное, потому, что мысль дозрела и всплыла из глубин сознания, пугая совей "минной" правотой.