Как я поступала на филфак мгу

Муха
После пьяного бессознательного детства, правильнее будет, конечно же, сказать, школьной жизни; несомненно, правильнее, а то на пустом месте сразу создается безобразное преувеличение из оперы «трудное детство – деревянные игрушки», так вот после бурного бездельничества в обычной общеобразовательной школе, я, будучи уверенной в безграничности своей удачи и достаточном уровне эрудиции, подала документы на филологический факультет Московского Государственного Университета.
Я по жизни самонадеянная и не считаю это очень уж плохой чертой характера, во всяком случае, проблем и лишений от нее не претерпевала. Совру, если скажу, что я полагалась на свои знания, я даже не знаю, как их можно оценить, наверное, при объективной критике выявится ни то, что их явный недостаток, а скорее даже их полное отсутствие. Я, конечно же, гиперболизирую свою тупость (эта еще одна черта характера – люблю все приукрашивать), но моих формальных поверхностных знаний в совокупности с изрядной долей выпендрежа и огромного желания узнать как можно больше (получить максимально возможное количество высших образований, знать все и всегда и в итоге сделаться машинисткой на линии Москва – Адлер) явно недостаточно для такого шикарного ВУЗа, а искреннее стремление к обучению (быть вечной студенткой как Петя Трофимов из «Вишневого сада») у них явно не ценится.
Так вот: пришла я в МГУ на первый экзамен – сочинение без капли волнения, благоухая пофигизмом, который расценили как недостающее всем спокойствие и сразу стали шептаться за моей спиной, желчно заливая, мол «эта все знает, ты только посмотри, может блатная? Поступит, стерва…» а я, расставшись на пороге универа с верной мамой и родным мобильником, заползла в здание и уселась на полу, слушала, как горбатые, очкастые, кривые и косые ботаники в панике повторяют малоизвестные факты чужих биографий, пересказывают друг дружке содержание произведений и критических статей, бросая фразы по типу: «невозможно анализировать творчество Блока, не зная аспектов философии Ницше». Мои глаза медленно становились квадратными, и вообще вид этих несчастных бледных фанатиков меня угнетал…
Ладно, зашли мы, сели, посидели, подумали. Объявили темы:
 «Ирония и ее роль в комедии Гоголя «Ревизор»
 «Усадебная жизнь в произведениях Тургенева «Отцы и дети» и Толстого
 «Война и Мир»
 «Своеобразие метафоры в лирике Маяковского»
Раздалось пару довольных визгов и восклицаний «Yes!» после чего все стихло, только некая гражданочка из приемной комиссии продолжала втирать, что и как нужно делать.
Я все ждала, чтобы кто-нибудь сразу встал и вышел, но добровольцев не нашлось, как позже выяснилось, они оказались в других аудиториях. Я проматерилась про себя, подавила в себе желание сбежать и начала рисовать план к первой теме, написала какую-то фигню большей частью не по теме, без цитат и опоры на текст. Цитаты я придумала и взяла в кавычки.
Перечитала. Мне даже понравилось.
Сдала.
Ушла.
Накануне мне снился сон, что я занимаюсь чем-то непотребным с Маяковским, будто он целовал мои плечи, медленно раздевал меня, а я была в платье, и вроде бы даже была не против, потом усадил меня на кровать, сам опустился на стул напротив и начал читать мне стихи. Маяковский был идентичен с той фоткой на форзаце 4-ого тома из его собрания сочинений. Ох уж не знаю, к чему был сон, но я расценила его как хороший знак, правда моя Прелесть сразу же меня к Маяковскому приревновала, но это уже другая история, а такими темпами, да еще и с лирическими отступлениями я вряд ли смогу рассказать о дальнейших экзаменах.
8-ого июля я пришла узнавать результаты. День был не совсем обычный по причине моего дня Рождения, так что, шла я и думала, какой подарок я себе сделаю: 2, 3, или кайф? Возможных вариантов было только три. Очень хотелось или 2, или «кайф», чтобы, или успокоиться наконец, или еще неделю ходить в слюни счастливой. Оказалось 3. Просмотрела работу в немом удивлении, почему же не 2 таки. Никогда не ожидала, что я столь безграмотна. Обидно конечно, но что уж поделать, и начала я подло снижать конкурс (раз уж не посредством своих знаний) за счет наведения паники в кругах абитуриентов. Скорчила трагическую, скорбную мину и начала носиться по двору с воплями «забирайте документы все у кого 3! Безнадежно! Бесперспективно! О, как я несчастна! Вы тоже, девушка, да? Вы тоже? И у вас три? Как прискорбно! Как жаль! Нам уже ничего не светит! Я забрала документы, а вы? Вы еще на что-то рассчитываете? Ах, я не знаю, я ничего не знаю!» Парадировала истерику и смущала всех своим неадекватным поведением. Самые нерешительные и суеверные, которые ждали знака свыше, удрученно вздохнули и последовали моим безумным наставлениям. Те, что были поуверенней, смело послали меня куда полагается. Весь оставшийся день пила пиво.
 Историю зубрила долго и тщательно, изводила Прелесть расспросами о судьбах русских царей, о войнах и революциях. Про царей Прелести не нравилось рассказывать, а про войны она пела с удовольствием на прекрасном (великом, могучем, правдивом и свободном) русском матерном языке, разбавляя повествование своими комментариями, смачно затягиваясь тяжелым «Ротмансом» и обильно жестикулируя.
Выучила кучу дат и всякой прочей херни и пришла в Мгу усталая и довольная. Ждать пришлось долго, потом, наконец, позвали. Студенточка с зелененьким бэйджиком проявила невероятную заботу о моей персоне, посоветовала не брать с собой книжечку-шпоргалочку, уверив меня, что с ней мне поставят два сразу, а запалят уж непременно. Ну, я и оставила за дверью. Экзаменаторы оказались довольно страшными на вид: дед, тонкий, сухой, красный, будто его подкоптили и повесили сушиться на веревку на палящем солнце, с минимумом зубов, блеклыми, но шустрыми глазами и длиннющими скрюченными пальцами; звали деда Кузнецов, и был он грозой истфака и полоумным фанатиком, да и сейчас он есть (что-то рано мужика в покойники записала); женщина лет 50 с ярко красными губами, противным томным голосом и глупой привычкой вертеть шариковой ручкой и изредка стучать ею по парте. Билет был хороший: про Киевскую Русь и народовольцев 70-90х годов 19 века. Все подготовила, сидела скучала, почтенные экзаменаторы неожиданно удалились покушать, сидела проклинала ту студентку. Вернулись, вызвали, начала рассказывать. Удалось только начать, видимо остальное им было лень слушать. Долго пытали меня, чем занимался князь Олег по дороге в Киев. Я им предложила на рассмотрение массу возможных развлечений для скучающего князя, но ни одно из мною перечисленных им видно не понравилось. Но ведь действительно, я что доктор что ли? Откуда мне знать, чем он там занимался. Я свечку не держала. Потом Кузнецов начал втирать, что государство строится на налогах, произошел следующий диалог:

Кузнецов: налоги – вот фундамент любого государства. Откуда по-твоему профессорам платят зарплату?
Я: из бюджета РФ.
Женщина с губами: большей частью из карманов ваших родителей…
Я: эээ, ну…формально то из бюджета, а остальное, это уже никого не касается…
Кузнецов: не будь налогов и …

Так далее. Я слегка офигела от откровенности женщины с губами и незамедлительно рассказала ей, как древляне растянули Игоря между двух деревьев, красочно, красиво рассказала, им тоже не понравилось. Спросили про народовольцев, я их перечислила, рассказала, как грохнули Александра II и начала плести что-то про «Черный Передел».
Далее произошел следующий анекдот:

Я: …..участвовали: Хомяков, Лавров…
Кузнецов: да, Лавров, такой видный политический деятель… Когда умер Лавров?
Кузнецов состроил мечтательную мордочку, облокотил ее на пальчики и закатил глазки. Ждал, когда я озвучу столь замечательную дату. Я честно с толикой иронии сказала, что я в душе не знаю, когда этот самый Лавров соизволил отправиться в небытие.
Кузнецов вернул зрачки на их обычное место, заморгал на меня в каком-то припадочном изумлении и произнес с, как мне показалось, наигранной писклявой хрипотой в голосе:
- ты не знаешь, когда умер Лавров!? Но как же! Господи, какой позор! Русская девушка, и не знает, когда умер Лавров! Да вся Франция провожала его в последний путь! 15 тысяч французов плакали над его гробом. Он эмигрировал, но продолжил свою деятельность! Он умер в 1896 году! Скажи, когда родился Лавров?

Я подумала следующее: раз уж он вынужден был эмигрировать, да к тому же вел активную политическую деятельность, значит, ему часто стучали по голове, и умер он должно быть от сифилиса, как и все его последователи, а жил, стало быть, не больше
50 лет. Вот я смело и заявила, что он родился в районе 1846.
Гражданин товарищ Кузнецов покраснел еще больше и запищал, что Лавров был великим человеком, прожил длинную и интересную жизнь, а я, маленькая бестолочь, сократила его жизнь аж на 30 лет и мне должно быть несказанно стыдно. После чего снова закатил глазки, вслух пожалел, что он не ставит двойки, и выгнал меня из аудитории.
Вышла со скептической улыбкой на лице, покрутила пальцем у виска в адрес старика Кузнецова, который так переживал за Лаврова, будто он был его родным прадедом или еще кем. Усмехнулась и порадовалась, что не сказала про сифилис, иначе бы он точно изменил своей традиции не ставить двоек
А вообще было жутко обидно, потому что историю я знала. Пришла домой злая и расстроенная, весь оставшийся день пила пиво.
Я расстроилась, долго кричала, что забираю документы. Злилась на Кузнецова, причем оправданно злилась, он мог с тем же успехом спросить, на каком километре железнодорожной магистрали (по дороге в Манчжурию) находилась русская эскадра, когда японцы высадились в Порт-Артуре. Или сколько родимых пятен было на заднице у Плеханова. Мог вращать глазами хоть со скоростью света, я бы вряд ли от этого поумнела.
Следующим экзаменом была литература. Литературу я знала, но не идеально, что-то повторила, что-то перечитала и пришла на экзамен. За столом экзаменаторов сидело двое симпатичных мужчин: одному лет 40-50 было, другому примерно 36. Первый был какой-то импульсивный, с резкими движениями и кузнецовской привычкой закатывать синие глаза, лысенький, с хищными чертами лица и вкрадчивым голосом. Второй был с усами и бородкой, сидел спокойно, не вскакивал и на стуле не крутился. Оба оказались достаточно приятными в общении, это плюс к тому, что, безусловно, интересными, с ними бы за чашкой кофе потрепаться… Но наше с ними общение оказалось недолгим. От их созерцания меня отвлекло содержание билета. Первый вопрос оказался про ремарки в «Вишневом Саду», тема скорее театроведческая, чем литературная, ну да ладно, это еще пол беды, зато второй был про «Петра Первого», которого я близко не читала. Рассказала про роль ремарок при построении мизансцен и про Петьку, как историческую личность, меня быстренько вернули к содержанию произведений, поулыбались, позакатывали глаза, покрутили шариковыми ручками и отпустили с миром и с тройкой…
Короче, опять не повезло. Смысла сдавать что-то дальше не оставалось, жила себе, спокойненько готовилась в другие вузы , документы не забрала только потому, что лень было ехать на «Университет».
Мама настояла на сдаче последнего экзамена. Это было проблематично, потому что в тот же день я должна была писать сочинение в другой универ, педагогический, где я ныне учусь. К тому же этим последним экзаменом был русский устный, а он пугал меня больше всего. Я, как и большинство русских людей, писала интуитивно грамотно и была далека от знания положенных правил. Для начала я намучилась со справкой, чтобы объяснить мое отсутствие на экзамене в указанный день, потом пришла таки в Университет, просидела три часа в аудитории, пока меня не позвали. Позвали не скоро. Билет оказался достаточно простым. Состоял как полагается из 2 частей. Теоретическую я как всегда знала очень приблизительно, а практику сделала по всех их канонам, на что мною восхитились и поставили первую четверку.
Переподала документы на вечернее и на платное, ничего особенно уже не ждала и не дождалась, потому что проходной балл был 18. на вечернее кстати я бы прошла с легкостью, только многоуный ректор почему-то отклонил все заявления, которые были поданы в процессе поступления, а не с самого начала. В итоге осталась я за порогом этого славного здания.
Не сильно расстроилась, было обидно лишь, что я не буду учиться в этом огромном доме, скорее в этом огромном городе, с многочисленными корпусами, с таким большущим стадионом, с таким немыслимым количеством факультетов и интересных людей. Все равно не приходилось прохлаждаться, потому что экзамены в другие вузы шли параллельно и были настолько смехотворно легкими по сравнению с МГУ, что поступить туда не составило никакого труда.
Но само поступление стоит запомнить, не только как факт биографии, но как недетскую науку извиваться как только возможно, держать хвост пистолетом и никогда не отчаиваться.
Экзамены – это не вешалка, а символический праздник, повод ощутить, что ты 10 лет мастурбировал свой ум не зря, а для этого события. Это повод найти смысл и оправдание своему труду, это возможность пообщаться с ходячими энциклопедиями и поделиться с ними своей интерпретацией тех или иных вещей и событий, о которых они привыкли слышать повсеместно одно и то же. Экзамены – это повод включить мозги, для тех, кто очень трепетно боится их испортить и держит выключенными. Экзамен –
это очень хорошо и совсем не страшно. Мне приходилось наблюдать людей, которые не могли удержать карандаш в руках, не могли вымолвить слова, потому что стучали зубами, тряслись всем телом и начинали заикаться. Я видела симпатичных девушек, которые курили без остановки, стряхивали пепел на себя и рассовывали шпаргалки по всем, не предназначенным для этого, щелям. Видела страшных горбатых детей, напоминавших узников Освенцима, с огромными томами критической литературы в ладошках.
Все это излишне и совершенно нелепо, ибо экзамен – это разнообразие твоим будням, а все остальное, что с ним привыкли ассоциировать – посредственные предрассудки.
Вот так.