Дождь... Сижу в холодной комнате в пижаме и с босыми ногами. В углу – гитара, на которой сегодня порвалась последняя струна. Вчера еще на ней оставалась одна струна – первая и я, то зажимая ее, то играя пустую могла выдавать еще какой-то ритм. А сегодня – все. Порвалась...
Дождь... барабанит по металлическим козырькам моего окна, действует мне на нервы своим дробным стуком, вызывает зубную боль. Хочу курить, но сигарет нет, и не будет, потому что надо встать, одеться и купить их, а мне неохота и я продолжаю сидеть на полу в моей почти пустой комнате и разглядывать обои. Про которые он когда-то сказал, что они у меня красивые.
Дождь... Я прислонилась к боку кровати, и, то впадаю в столь приятное забытье, то вновь возвращаюсь в серую реальность, это значит в мою серую комнату с большим окном без занавесок и почти полным отсутствием мебели (кровать и шкаф), да еще с гитарой без струн в углу. Гитару когда-то принес он, положил ее в угол и сказал: «Это тебе». А я равнодушно кивнула, я тогда болела, была злая и некрасивая и меня ничего не радовало.
Дождь... а на кровати лежит свитер, тоже принадлежащий ему, он забыл его здесь вчера, когда последний раз был в моей комнате, когда ушел не попрощавшись. И пусть. Все равно я его больше не увижу, а значит свитер останется у меня, навсегда пропишется в этой комнате, вместе с кроватью, шкафом, гитарой и обоями, про которые он когда-то сказал, что они красивые. И вместе со мной, не понятно, хозяйкой, или такой же частью обстановки.
Дождь... и становится все холоднее. Я протянула руку и взяла с кровати свитер. Надела его, в конце концов какой же от него тогда толк, если я мерзну, но не надеваю его. Вот только я сижу босая, и ноги мерзнут, и хочется позвонить ему и спросить, почему он забыл именно свитер, почему он не забыл к примеру носки, которые мне сейчас были бы очень кстати. Но я конечно не сделаю подобной глупости, я уже давно вышла из того возраста, когда сходят с рук глупые выходки, когда можно позволить себе вот такой звонок. Я уже слишком старая для этого.
Дождь... А я сижу на полу в его длинном свитере, уткнувшись носом в пушистый воротник и вдыхаю его запах. Я всегда любила его запах, такой неповторимый, непонятно из чего состоящий. Я однажды взяла постирать его свитер и держала его у себя несколько дней, просто из-за запаха.
Дождь... И чем больше я сижу здесь вот так, ничего не делая, тем больше осознаю мудрость такого времяпрепровождения. Мне чужда вся эта суета, в моей размеренной жизни все должно быть вовремя и на своем месте. И сегодня у меня по плану дождь и ничегонеделание, и его вчерашний уход тоже был заранее запланирован, потому что сам он вносил некоторый беспорядок в мою строго упорядоченную жизнь, некоторый дискомфорт и смутное беспокойство, когда начинало казаться, что мои разграфленные дни и недели – это страшная ошибка. Но нет. Я права. И мое доказательство – этот безнадежно скучный осенний
дождь... Но... поздно! Червь сомнения вполз в мою душу, я оглянулась вокруг. Все правильно, моя привычная квартира, вернее всего лишь часть ее – моя комната. Все на своих местах – кровать и шкаф, гитара и теперь еще его свитер, который сейчас на мне. И все также нет занавесок на окне. Не хочу вставать, но наверняка вся моя квартира осталась все такой же, планшет и краски в гостиной, детская – единственная нормально обставленная комната, маленькая кухня: плита, раковина и место для одного человека. Да все на своих местах и даже его больше нет, но что-то вроде не так.
Дождь?!... Нет. Дождь – это по расписанию. Нет сигарет. Но курить совсем не хочется, хочется сидеть вот так уткнувшись носом в его свитер, обняв руками колени и мысленно рисовать этот дождь, этот серый осенний день, год, век, так и сидеть в этой комнате и создавать полотна, которые никто не признает и смотря на которые даже моя маленькая дочка морщит лобик и говорит: «Мама, что это?». Но я все равно рисую в тайной надежде дождаться признания и еще потому (но это большой секрет), что мои картины нравились ему.
Дождь... все еще продолжается. А я наконец поняла причину моего беспокойства. Это его вчерашний уход. Плановый, ожидаемый, и все же болезненный. Хотя нет. Это не его уход. Это наш разговор, здесь, на кровати, когда он зло курил и говорил что-то сердитым свистящим шепотом, боясь разбудить мою дочку. А я лежала и думала, господи, как все надоело, ведь я же все это знала заранее, и не понимала, почему по десять раз надо повторять нам обоим известные вещи. А потом он сказал: «Дура», и стал одеваться. Забыл свой свитер. И уже почти вышел из квартиры, аккуратно прикрывая за собою дверь, когда я вскочила с кровати и побежала за ним. В пижаме, босая с растрепанными волосами.
Дождь. И ветер. И слякоть на улице, а я сбежала по лестнице и выбежала за ним во двор. «Люблю» закричала я ему вслед, но он не обернулся. И я вернулась в свою квартиру, в свою комнату, мрачную и холодную после его ухода, и тем не менее такую мою, такую знакомую и успокаивающую. И я заснула, сидя на полу, и утром проснулась, и до сих пор дождь и ни одного вызова на телефоне, и порвалась последняя струна, когда я дернула ее слишком сильно, и иногда, примерно раз в полчаса меня посещает мысль, что больше нет окружающего мира, а есть только вот эта комната с окном без занавесок, да дождь за окном, и вот этот дождь! смыл все. Но потом я вспоминала, что в соседней комнате спит моя дочь, что стоит мне подойти к окну, как я увижу шоссе и поток серых грязных громких машин, и цепочку фонарей, а совсем вдалеке, на соседней горе – кладбище.
Дождь... а он ушел, потому что ему стало невмоготу жить по расписанию, вставать по звонку, всегда в одно и тоже время, зная наперед, что тебя ждет сегодня, завтра и через год. Ему надоело ложиться спать в одно и то же время затрачивая на секс строго отмеренный час и ни минутой больше или меньше. Ему надоело слушать одни и те же песни на моем мп3 плеере и курить одни и те же сигареты, которые я покупаю в одном и том же месте, недалеко от французского посольства. Ему надоела моя комната с кроватью и шкафом, и даже мои обои, которые он когда-то назвал красивыми ему тоже надоели. И вот когда на принесенной им гитаре осталась последняя струна – он ушел. А я побежала за ним...
Дождь... Прошла ночь, наступило утро и я уже не знаю, сколько часов я сижу здесь вот так, знаю только, что еще не очень поздно, потому что дочка моя еще спит. И уже не обижает, что он назвал меня дурой, не хочется догнать его, вернуть, пусть даже ценой утраченного покоя, согласиться на его бешенный ритм жизни, вылезти из своей раковины и снова стать беззащитной... нет, не хочется. Мне уютно в моей холодной комнате с почти полным отсутствием мебели, мне удобно каждый день варить мой кофе закуривая его одними и теми же сигаретами, которые я покупаю в одном и том же месте, недалеко от французского посольства. Мне нравится перечитывать старые книги и пересматривать старые фильмы. Мне нравится жить по издавна заведенному порядку и может быть такая вот упорядоченная, моя жизнь стала слишком тесна для второго. Пусть.
Дождь... отбарабанил и закончился. В детской проснулся ребенок. Заворочался, сказал «мама». А я сижу и думаю, вот бы так и остаться в этой комнате, застыть, превратиться в картину, ведь красивая будет картина: я, босая, в его свитере и с распущенными лохматыми волосами сижу в комнате, где из мебели только кровать и шкаф, где в углу валяется гитара без струн, где на окне нет занавесок, в комнате, про чьи обои он когда-то сказал, что они красивые. Чтобы не было сожалений по поводу впустую потраченной игрушечной жизни. Или наоборот, раскаяния из-за того, что когда-то пустила его в свою такую налаженную жизнь, чтобы он начал ее разрушать. Но это так... размышления, навеянные дождем. А дождь закончился.