Без предупреждения, как снег на голову – секретарша даже и рта не успевает раскрыть – Ланка. Пнув своей очаровательной ножкой дверь, врывается в мой кабинет. Морщится: - Ф-ф-ффуу! – Как у тебя здесь накурено! Садится – падает в кресло напротив. Садится обычно, как все, но кажется, что ноги свои она кладёт мне на стол. Но это только кажется.
Ланка достаёт из сумочки зеркальце, невнимательно в него смотрит. Чего смотреть – и так хороша. И так на 20 лет моложе меня. И выходит, если поглядеть правде в глаза, то я на столько же её старше.
- Кофе нальёшь?
Достаю чашечки. Включаю кофеварку. Секретарше говорю, что на какое-то время меня ни для кого нет. Про себя думаю: - Нет, милая Ланочка, на этот раз у тебя ничего не выйдет.
Ланка пьёт кофе, рассказывает: - Представляешь? – иду по улице, а навстречу он, Олег, со своей выдрой. Идёт открыто, никого не стесняется. Морда такая довольная, наглая. Я к ним подошла, перед выдрой извинилась, и попросила Олега отойти со мной в сторонку. Подпрыгнула, вцепилась руками к нему в волосы и высказала всё, что о нём думала: - Подлец! Бросил меня с ребёнком! Променял на какую-то шлюху подзаборную!
А его накрашенная стерва стояла в двух шагах и делала вид, что её это не касается.
Кажется, я даже материлась.
Здесь нужно отметить, что Ланка и Олег, официально чужие люди. Они развелись полгода назад, с чем я, будучи другом бывшей семьи, Олега поздравлял трое суток. Потому что расстаться с такой женщиной, как Ланка – великое счастье.
Миловидная, невысокого роста, незаурядная умница, Ланка, кроме того, была мощнейшим энергетическим вампиром. Если перевести на киловатты, то, в период её очередной подзарядки, потухла бы Братская ГЭС, и вода бы вокруг неё высохла. Но, если в единицах человеческого терпения, то одного влюблённого по уши мужика для поддержания формы ей вполне хватало.
Олег прожил с Ланкой полтора года и всё-таки не выдержал. Молодая супруга выкачивала из него энергию, вперемешку с кровью, тоннами, цистернами, и он не успевал восстанавливаться.
В конце концов – не выдержал. Сбежал. Измождённый, худой, небритый, он несколько дней отлёживался на диване в моей холостяцкой квартире. Много со мной выпил водки. Когда я, с ним чокнувшись, выпивал одну рюмку, он опрокидывал две. А потом третьей закусывал. Говорят, водка выводит всякие яды, спасает от радиации. Олег был пропитан и тем и другим. После непрерывного, запойного пьянства, Олег неделю спал.
Таким образом он вышел из этого, практически, смертельного пике – сожительства с нашей маленькой милой Ланочкой.
Я говорю «нашей», потому что до того, как Лана вышла замуж за Олега, у нас с ней был головокружительный роман. Сейчас я думаю: головокружительный – для кого? Для Ланочки, по-моему, всё, как с гуся вода. Бывали, правда, мелкие огорчения. Буквально на второй или на третий день после пышной свадьбы с Олегом, она прибежала ко мне вся расстроенная, чуть ли не в слезах: - Я с ним никак не могу кончить, он всё делает не так! – Ну, чем я-то могу помочь? – задал я такой глупый и неуместный вопрос. В это время Ланочка, в нижнем уже белье, расстилала на моём холостяцком лежбище чистую свежую простыню, которую предусмотрительно прихватила из подарочного свадебного набора. Само собой, никто моего согласия не спрашивал.
И так она приходила потом до тех пор, пока всё у них с Олегом не наладилось.
А ещё годом ранее Лана отдала мне свою невинность. Да, - вот так вот, - бери, пожалуйста! К её потере она была давно готова и, оказывается, чуть ли ни с первого дня нашего знакомства, уже принимала противозачаточные.
Ну, я не то, чтобы сразу накинулся и взял. Я так не могу. И что толку потыкаться в тело девушки, если женщина в ней ещё спит? Я стал будить в Ланке женщину. Будил по-ленински: шаг вперёд, два шага – назад. После свиданий она становилась, как выжатый лимончик – обессиленная от ласк. Тихая. Нежная. Благодарная. И – невинная.
Мы целовались полуодетыми, потом - совсем обнажёнными. И однажды, совершенно естественным и незаметным образом оказавшись между Ланочкиных ног, я позволил себе провести кончиком головки там, по ослизлым губкам.
А в нашу следующую встречу, я уже в губки головку слегка окунул.
И в каждое последующее свидание я, делая осторожные поступательные движения, погружался чуть глубже, но – не более сантиметра.
Потом, чего, впрочем, и следовало ожидать, все-таки как-то не сдержался и, так сказать, одним махом ушёл в Ланочку весь. И многократно, грубо, совсем потерявши над собой контроль, эти махи повторил.
На простыню капнуло несколько капелек крови. Почему не раньше? Не знаю.
- Я теперь твоя любовница? - прикрыв большой пухлой грудью обмякшее орудие моего преступления, и трогая пальчиком красные пятнышки, - спросила меня Лана.
А, до этого, выходит, мы в салон красоты играли: в конце наших целомудренных встреч я разбрызгивал на Ланочку вскипающее семя, а она его по-хозяйски втирала в кожу груди, живота, лица (если попадало и туда). Она считала, что это весьма полезно для здоровья.
Я и сейчас смотрю на неё, на Ланку – самоуверенную, нахальную, стильную, смотрю на её персиковые щёчки, личико… Наверное, курс косметических процедур молодая женщина проходит регулярно.
Наконец, Ланка досказала свою историю про выдру и Олега. В общем, за волосы она его потаскала, в лицо ему всё, что о нём думала, высказала, и лицо поцарапала.
Ланка вскакивает с кресла и пружинисто, как кошка, проходит по кабинету. Что-то ёкает у меня в груди, но я говорю себе: - Саша, спокойно, всё равно у неё ничего сегодня не выйдет.
На улице апрельская весна. Вот-вот наступит тепло, но пока трудно определиться в выборе одежды. Не понять – это весна с оттенком лета, или же вдруг из-за многоэтажки может дунуть ветер, а с ним и дождь, и мокрый снег…
И Ланка, видимо, пришла ко мне, чтобы посоветоваться, что сейчас удобнее носить. Она опять проходит по кабинету, остановившись, кружится и спрашивает – можно ли уже ходить в таком коротком? Расклешённое платье послушно разлетается. Тонкие тёмные колготки. Сквозь них успел заметить элегантные белые плавочки. Носят ли белое под тёмными колготками?
В джинсах у меня возникло опасное шевеление. Нет, Саша, не выйдет у неё сегодня ничего.
Ланка морщит нос: и почему у тебя нет здесь зеркала? Открывает дверцу шкафа, находит зеркало и пытается прикинуть, насколько ещё можно укоротить платье. Приподнимая его край чуть выше, - Ах! - нет, - видно трусики. То – чуть ниже. И тогда опять хочется покороче.
Хорошие ножки, что ни говори.
Это становится невыносимым. Мои плавки сейчас треснут. Если бы не джинсы, их бы сейчас, точно, разорвало. Нет, наверное, и джинсы сейчас не выдержат…
Ланка опять плюхается в кресло.
- Нет, Саша (это я себе).
- Иди сюда (А это уже Ланка).
Наши глаза встречаются. Всё. Я иду к Ланке, как к удаву кролик. И, конечно, как и кролик, чувствую, знаю наперёд всё, что произойдёт дальше.
Ланка привычно, со знанием дела, расстёгивает мне ремень, дёргает молнию и освобождает напряжённого, скрюченного узника. Распрямившись, он ударяет её по щеке. Ланка в ответ ему улыбнулась и поймала разбухшую головку своими, уже далеко не девственными, губами.
Да, тут ей, пожалуй, равных не найти. Ланка делает невозможное.
Опять сладко в ней погибая, я подумал: или у неё такой глубокий рот, или я до смешного какой-то недоросль – Ланка, не морщась, впускает меня всего.
И раньше, когда на неё потом смотрел со стороны, мне казалось, что конец мой в таких случаях должен приходиться где-то на уровне желудка. И, если на нём закрепить видеокамеру, то параллельно можно получить подробную информацию обо всех его, желудка, заболеваниях. Хотя, какие там, у Ланки, в её возрасте, заболевания.
Но к идее закрепить видеокамеру она отнеслась с интересом. И даже капризно настаивала. Не обязательно, чтобы совсем миниатюрную.
Но только чтобы потом - не в желудок.
Вот и всё. Сцена в кабинете закончилась. Через несколько минут Ланка уже как будто про меня забыла. Опять достала зеркальце, губную помаду. Подкрасила розовым свои половые губки, припудрила носик.
- Ну, ладно, я пошла, - бросила у двери. На секунду приостановилась, о чём-то задумалась, глядя в угол комнаты: - Странно всё-таки, - сказала, растянув в полуулыбке розовую щель на молодом лице, которое я когда-то так сильно любил, - странно, - повторила она, - и так уж нужно было тащиться из одного конца города в другой всего-то из-за глотка спермы?..
И дверь за ней захлопнулась, больно прищемив мне сердце.
Всё-таки разбудила. Разбередила старую рану. А я не устоял. Не нашёл в себе сил. Она опять меня поимела. И опять – бросила. И уже, да, забыла. До тех пор, пока ей не захочется опять достать меня, как старую игрушку, из ящика воспоминаний. Как старого ободранного мишку с вынутым глазом. Поиграть – и, взявши за лапку, бросить обратно в ящик.
И я знаю, что Ланка придёт опять. Придёт ко мне домой, на работу, появится в купе поезда за пять минут до отправления. И, наверное, у неё получится поиметь меня ещё разок-другой.
Ей, уходящей сейчас, сегодня, я смотрю вслед из окна. Я знаю, я почти уверен, что, когда-нибудь, я просто её убью.