А.Можаев
«ЛЕЙТЕНАНТСКИЙ МАРШ»
(литературный сценарий, героико-иронический боевик)
«Памяти Валентина Ивановича Ежова, блистательного драматурга, бойца Великой Отечественной, автора фильмов «Баллада о солдате», «Крылья», «Сибириада», «Это сладкое слово – свобода», «Белое солнце пустыни» и множества других, посвящается».
На главной площади страны играли воинский марш. На время музыку перекрыли мегафонные поздравления командиров. Это завершался праздник – выпуск лейтенантов элитного училища.
В парадном строю – молодые офицеры. На правом фланге вытянулся у знамени рослый, с открытым широким лицом, парень. Голубые глаза в мечтательной поволоке.
Оркестр ударил звонче. Команда – и строй развернулся, четко замаршировал.
А сбоку с пьедестала как бы указывали на защитников Отечества бронзовые Минин и Пожарский.
Церемониал окончен. На брусчатке вперемежку с офицерским хромом – туфельки. Вчерашние курсанты пили с подругами шампанское. Менялись адресами.
- Пашка?! – окликнули того правофлангового. – Опять к своим?
- Точно. Скалы «хэ-бэшкой» полировать.
- А мы думали, ты тоже теперь в «пэ-ша» гулять будешь.
- Не-е, в «пэ-ша» удобней в долинах грязь месить. Да скоро сами узнаете. Все там будете. Так что, надолго не прощаюсь.
- Это юмор у вас там такой? – ответ Павла явно не понравился.
Титр: «Герои и происшествия вымышлены. Реалии взяты из времён между первой и второй чеченскими кампаниями. А может быть, между второй и третьей. Или между третьей и четвертой?..»
Утро. Низкое солнце. За стеклом троллейбуса плыли проспекты. Аляпистые вывески – смесь «французского с нижегородским». На тротуарах – столичные обыватели. Девицы полураздеты и загорелы, как на рекламах.
Пашка с задней площадки грустно провожал их взглядом. У ног – чемоданчик. Вдруг он широко зевнул, прикрываясь ладонью.
А потом на вокзале было окончательное прощание с Москвой. Он всё стоял и смотрел на огромную надпись с именем столицы.
Мимо же спешно текли пассажиры: уже совсем не московского вида народ.
- Эй, служба?! Заходи. Или желаешь по шпалам бежать? – заторопила посадку пожилая проводница.
Павел ступил в тамбур. Оглядывая напоследок перрон, изрёк:
- Прощай, Москва! Как много было в этом звуке!
- Рано тебе журиться. Откуда знаешь, где найдёшь? – эхом отозвалась проводница.
- Главное, мамаша – не где. Главное, было бы – что.
И тут он увидел неспешно идущую в их сторону молодую женщину. Была она в тёмно-сером, английского стиля, лёгком костюме. Густые шатенистые волосы подколоты якобы небрежно, по моде. Дорогие дымчатые очки. Небольшая, совсем не дорожного, а скорее – дамского вида, сумка. Словом, явилась пашкиным глазам совсем не поездная провинциалка.
Над крышами домов выступило солнце. Женщина, а следом и вся платформа высветились, засияли.
Павел невольно прикрыл глаза ладонью.
Она показывала билет проводнице. Подняла на макушку очки. С интересом посмотрела на Павла.
Тот весь подобрался, почтительно посторонился.
Она вошла. Чуть улыбнулась и вновь опустила очки.
Павел как привязанный пошёл следом – дорога позвала. Постоял в коридоре, наблюдая, которое из двухместных купе их «эс-вэшного» вагона она займёт. Она зашла в одно из дальних.
И тогда он свернул в своё. Кивком поздоровался с подтянутым мужчиной лет сорока, сидевшим у окна.
Поезд догонял ночь. В коридоре – полный свет. Купе проводницы открыто. Она выдавала бельё.
Павел подошёл, когда очереди уже не было, но оставались два крепких паренька. По виду – горцы. И похожи как близнецы. Только, один – черноволосый, другой – рыжий. Они что-то вымогали у проводницы. Первый шептал на ухо, второй всё совал с улыбочкой деньги.
Пожилая женщина сурово отмахивалась:
- Идитя, идитя!
Павел навис в проёме двери внезапно. Покашлял.
Двое резко обернулись.
Офицер опытно глянул на их пальцы, на переносицы. И лицо его посуровело.
Парни вышли боком…
Павел и проводница понимающе переглянулись.
Он почти застелил свою койку, когда в дверь купе постучали.
Вошла проводница с подносом. Сосед Павла купил стакан чаю.
- А ты, солдат, почему не ешь, не пьёшь? – женщина была строга и заботлива как ротный старшина. И тоже – в форме.
- Так, тоскую.
- Уважительная причина. Тебе пособить?
- Не-е, спасибо, - Павел широко улыбнулся, взбил подушку. - Я – уже. Я лучше с вами пойду, - и они вышли.
А сосед отхлебнул из ложечки. Кипяток был еще крут и он обжегся. Отодвинул полный стакан к окну.
Павел пристроился в коридоре рядом с купе незнакомки. Ждал, когда проводница доберётся до него.
И вот та стучит в заветную дверь. Пашка в нетерпении вытянул шею. Но дверь не раскрывалась…
Молодая женщина ехала одна. На стук даже головы не повернула. Она напряжённо смотрела в черноту за окном. По лицу пробежали засветы от фонарей полустанка. И стало видно - живёт в ней какое-то тайное глубокое размышление.
В вагоне – ночное освещение. Сосед Павла, белья он так и не взял и ложиться не собирался, открыл портфель. Достал зубную щетку, полотенце. Вышел.
Пашка поглядел, скучая, на его открытый саквояж, на не отпитый стакан чая. Прихлопнув ладонью по карману, достал пачку «Явы».
А его сосед вошёл тем временем в туалет. Замок за ним повернулся.
Стоящий в темном коридоре у окна «некто» – крупный, с короткой стрижкой – поднёс к губам что-то. И следом заперся в ближнем купе.
Из тамбура бесшумно появились двое – те, что приставали к проводнице. Прислушались, что там за ее дверью? Прислушались, что за дверью туалета?
Поезд выскочил на мост. Вагон заполнился гулким грохотом.
Чёрный кивнул рыжему. Тот достал ключ.
Мгновенный поворот замка – и двое уже в туалете. Дверь за ними медленно закрылась.
Павел курил в предтамбуре противоположного конца вагона. Заглядывался в звёздное небо. Но чаще – на близкую дверь незнакомки. В глазах снова мечтательность.
Из соседнего вагона-ресторана выбрела шумная подвыпившая компашка.
Он долго глядел вслед. Затем запустил руку во внутренний карман, вытащил тощенькую пачку сторублёвок. Раздвинул их, словно карты. И вновь спрятал. Еще раз глянул на заветную дверь и опять тоскливо уставился на звёзды.
А с другого конца коридора тенями вынырнули двое. Один что-то шепнул во что-то в ладони…
Павел опытно уловил краем глаза далёкое колыхание теней. Вгляделся и отступил за перегородку.
Двое прошли уже половину пути, приближались к купе женщины. И тут в коридоре снова появился крупный мужчина. Опустился, как бы отдыхая, на откидное сиденье.
А двое вслушивались, что там за дверью незнакомки?
Женщина в купе почувствовала опасность. Вытянулась, посмотрела на дверь. Как-то скользяще поднялась и подступила к стенке. Тоже вслушалась.
Рыжий потянулся пальцами к ручке. Другой, зло округлив глаза, перехватил и вывернул запястье.
И тут ударил голос:
- Вы чего здесь шаритесь? А?! Я кого спрашиваю?! – это из предтамбура вышел Павел.
Те отступили.
- Стоять!
Черноволосый выхватил нож. Рыжий просто с кулаками кинулся на лейтенанта. Но получил удар в переносицу и отлетел. Второму Пашка на перехвате вышиб нож, сгрёб его за воротник, лицом приложил о колено и бросил изо всех сил на пол.
Первый побежал прочь. Мужчина же в центре коридора исчез чуть раньше.
От топота сбежавшего, от криков, вышла из своего купе заспанная проводница. Присмотрелась. Двинулась к Павлу. Некоторые двери приоткрывались, но хозяйка вагона осаживала по ходу любопытных:
- Закройтя! Закройтя! Спать пора!
Она тут же узнала лежавшего.
- Ага! – поглядела с пониманием на лейтенанта. Потом – на номер купе.
Тихо постучала согнутым пальцем:
- Девушка, откройтя. Это проводница.
Дверь отъехала не сразу. И вот, на пороге – незнакомка. Вопрошающе посмотрела на одну, на другого, на третьего, что всё бездвижно лежал.
А Павел глядел на нее, глядел как на чудесное виденье. Неловко заприглаживал волосы на затылке. Одернул китель.
Проводница пальцем подманила обоих. Зашептала:
- Пассажиры мои дорогия. Послухайте меня. Кто вас еще пожалееть. Я вам одна мать в дороге. Эти хлопчики, - кивнула на лежащего, - всё за дамочку пытали: «скажи, дарагая, куда дэвушка путь дэржит? Такая красывая! Жэнится хатим!». Тьфу! – сплюнула. – Вот моё вам пожелание. Собирайтя монатки и дуйтя в пятый вагон до Кати. Передайтя: Евдокия Петровна велела. Айда-те со мной. Проездные документы верну. А здесь без доктора, милиции не обойтись. Запытають вас.
И они тронулись.
По пути Павел завернул в своё купе за чемоданом. В глаза бросился нетронутый стакан чаю и всё так же приоткрытый портфель.
Он быстро вышел…
Распахнул дверь в туалет – окно было опущено, в лицо ударил ветер.
Забирая у проводницы билет, он озабоченно пошептал ей на ухо.
- Господи! – та испуганно перекрестилась.
Молодая женщина испытующе присмотрелась. И вдруг по-дружески как-то попросила:
- Предъяви-ка документы, - и вернула, слегка разочарованная. - Настоящие. Уходим, - кивнула на дверь.
Они миновали тамбур и оказались у запертой двери вагона-ресторана. Павел постучал.
За дверью послышалась возня. Полупьяный голос:
- Чего надо?
- Поговорить.
- Вот еще глупости какие!
- Шелупонь, значит, поишь, а русскому офицеру сто грамм не нальёшь?
- За двойную цену.
- Втрое переплачу.
Дверь мигом открылась. Павел грудью оттеснил рабочего в замызганной белой куртке. Припёр его к стене.
- Слушай внимательно. К тебе в гости джигиты идут. Если хочешь кишки целыми носить, запирайся и вали отсюда.
Рабочий заморгал:
- А как же – выпить? Где деньги-то?
- Я не шучу, - веско добавил тот.
- Понял, - дошло до того. И он бросился запирать все замки и дополнительную решётку.
Поезд подкатывал к южнорусскому городку, замедлял ход. За стёклами тамбура – предрассветная серость.
Павел со спутницей завершали разговор:
- Ань, ну разреши?
- Нет. Незачем. Всё обошлось. И мне до дому рукой подать.
Она успела переодеться. Была теперь в бриджах, светлой блузке. Головку тесно схватывала шёлковая косынка, обвязанная концами вокруг шеи. Сумка – через плечо и за спину. Правда, сумка отчего-то стала крупней, изменила цвет, хотя формы не потеряла.
Вошла проводница. Открыла дверь. Подняла со ступеней крышку. Поезд дёрнулся и остановился.
Анна шевельнула в воздухе пальчиками:
- Спасибо, Паша. Пока, - чуть улыбнулась, опустила на глаза очки и сошла на гравий.
Двинулась свободной походкой к зданию вокзальчика.
Павел тоскливо глядел, глядел ей вслед. И спрыгнул следом.
Он догнал ее среди немногочисленных пассажиров у самого вокзала.
- Аня!
Она резко обернулась:
- С ума сошёл! – быстро и цепко осмотрелась. Шагнула в двери.
Но было уже поздно: один из прогуливающихся вдоль состава молодчиков, завидя Павла в форме, поднёс к губам «переговорник» натовского образца.
Они стояли в дальнем притемнённом конце зала ожидания за квадратной колонной.
- Разреши до дому проводить?
- Нет. Муж ревнивый.
Он потупился:
- Я же в семью не лезу. Так, подстраховать.
- Ступай-ка ты в поезд.
В тихом зальчике заслышались шаги. Павел осторожно выглянул из-за колонны. Отпрянул – там шёл, озираясь, тот самый рыжий с распухшим носом.
Прислушиваясь к шагам, они перешли к другой стороне колонны. Затем – к третьей. Но перешептываться не прекращали.
- Я сразу понял: девчонка ты не простая. Объясни, что происходит? «Баксы» у них спёрла? От этих джигитов так просто не уйдешь.
Анна выдержала паузу.
- Ладно, откроюсь, - подняла доверительно очки. Часто помаргивая, жалобно засмотрела в глаза: - Я медсестрой служу на юге. Из краткосрочного отпуска возвращаюсь. Раненый офицер попросил какие-то бумаги по адресу забросить. Я эти места хорошо знаю. А больше ничего не знаю.
Павел выслушал «на голубом глазу», время от времени кивая.
- Значит, верно почуял. Я «срочную» в спецназе армейском тянул. А мы своих не бросаем. Что дальше делать? – они, обойдя колонну по периметру, вернулись на место прежнее.
А обведённый вокруг этого бетонного «пальца» рыжий вышел в дверь, что вела на площадь.
Анна осмотрелась.
- Надо машину ловить. Пешком далековато, а места пустынные.
И двинулась к дверям, что вели на пути. На выходе опять осмотрелась. Заскользила вдоль стены к обширному скверу, густо заросшему кустарником.
Они приглядели из-за ветвей белую «Ниву», приткнувшуюся поодаль от площади с ее автобусами и легковушками.
Павел рванул дверь, напугав дремлющего водителя. Уселся рядом. Анна устроилась за его широкой спиной.
- Значит, вот ты какой, Паша? Обманул. Ты же обещал в поезд. Ты же в часть обязан к сроку прибыть.
- Это не обман, Аня. Это военная хитрость. Часть – частью, а честь – честью. Да и делов всего часа на три. А у меня больше двух суток в запасе.
- Едем куда? – подал голос недовольный водитель.
- Прямо, - скупо распорядилась Анна.
Неспешно тронулись. И оба одновременно заметили, как следом из разных мест площади на той же скорости выехали три подержанные иномарки.
Понимающе переглянулись.
Накатывал городок.
- Первый поворот – резко налево. И, пожалуйста, побыстрей, - повелела Анна.
А Павел веско добавил:
- А то из тех «тачек» что-нибудь прострелят.
Белобрысый кудрявый парень глянул в зеркало и лицо его, без того удлинённое, вытянулось еще.
- Не слушайте его! Он шутит!
Но было поздно. Водитель, уже свернувши, вместо газа ударил по тормозу. Распахнул дверцу и собрался выскочить, прихватив ключи.
Павел перехватил руку. И парень выскочил так. Прянул под цветущие акации.
- Дурак! В следующем проулке пешком бы от них ушли!
Павел с досады хватил кулаком по панели, пробил ее.
Анна поглядела удивлённо.
В это время в створе переулка показался нос иномарки. Машина притормозила. В салоне двое: водитель - из азиатов, другой – внешности славянской.
Они видели, как бежал хозяин «Нивы». Славянин доложил в «переговорник»:
- Кажись, просекли.
- Играем в открытую. Загоняйте, - отозвался небрежный, но властный голос.
В то же самое время Павел включил зажигание…
И началась погоня. Они носились по пыльным ухабистым улочкам довольно долго. Их то нагоняли, то они резвым скоком и внезапными поворотами уходили вперёд.
Одна из машин, не вписавшись в поворот, разбила забор и по ступицы увязла в чернозёме грядок.
Другая просто что-то расколотила под днищем, заюлила и, в конце-концов, наехав на что-то неровное, завалилась набок.
И всё же преследователей прибывало. Наседали уже не только сзади. По параллельным улочкам тоже вели. Всё тесней и тесней зажимали, выдавливали из паутины переулков на прямую широкую дорогу, что тянулась вдоль реки.
Анна погрустнела. Сидела, о чем-то сосредоточенно размышляя. Павел тоже не весел был.
- Ясно. На мост гонят.
Дорога, действительно, вела к мосту: долгому и широкому. И уже перегороженному у того берега милицейскими автомобилями.
Павел, расслабляясь, откинулся затылком на подголовник:
- Всё. Спасители на посту.
- Может, и спасители. Но не мои.
Павел посуровел:
- Так, ты?..
- Нет. Неправильно подумал.
Они открыто посмотрели друг на друга через зеркало. Анна – грустная, но спокойная. И к Павлу вернулось доверие:
- Значит?..
- Без альтернатив, Паша, - она улыбнулась.
- И плавать умеешь?
- И даже – нырять.
Павел ожил совсем. Покрепче ухватил руль:
- Эх, Аня! За тобой – хоть на дно! Держись! Стекло опусти и дверцу открой. Зависнем – старайся прыгнуть. Всё. Привет русалкам!
- Спасибо, Паша.
И она, отстегнув с одного конца ручку на сумке, растянула ее как резиновую, опоясалась ею и вновь пристегнула карабин.
Они вкатили на мост. Преследователи неспешно втягивались за ними.
Павел набрал скорость. Потом резко сбавил и завращал баранкой.
Машина завиляла, будто у нее управление потеряно. Пробила лёгкий парапет, как-то замедленно перевалилась и пошла носом вниз.
Иномарки добавили скорости. Стронулась и милиция.
Павел с Анной вынырнули под прикрытием «быка». Покуда сверху галдели, отряжали ныряльщика и он сигал солдатиком, а потом объяснял жестами, что машина пуста, пока другие изучали с обеих сторон русло, они долгими нырками от сваи к свае успели достичь берега.
Поднырнули под ветви ив, густо лежащие на воде. Пробрались сквозь тину. И, грязные и мокрые, подались кустарником вверх по бугру в сторону густых садов и частных домиков, что отсвечивали жестяными крышами. Над городом вставало солнце.
Анна за одним из заборов отыскала взглядом нужный дом. Перебросила сумку. Павел, в отличие от нее, свой чемодан не спас.
Затем он подхватил ее под колени, приподнял. Она уцепилась за обрез высоких тесин сплошного забора. Легко, как гимнастка, выжалась и перекинулась в сад.
Пашка от эдакой удали даже чуть рот приоткрыл. Последовал за ней.
У рядка пышных кустов Анна припала на колени. Вслушалась. Снизу, от земли, осмотрела сад. Всё вокруг казалось спокойным и густая трава нигде не примята.
Крадучись, подобрались к белокирпичному двухэтажному дому. Анна выглядела сейчас совсем иной – собранная, точно пантера на охоте.
У цветничка, что разбит у дома, на границе вишенья и чистого впереди пространства, она вновь присела на корточки. Прижала пальцы к вискам. Прищурилась, сосредоточенная. Вспоминала…
Она – в кабинете у стола крупного военного чина. Тот сидит в затемнении, как на съёмках оперативных работников для телевидения. Она стоит на ярком свету.
Голос начальника:
- Итак, подходы знаете. С Виктором часто работали, почерк знаком. Поэтому, вызвали. Он знал – его плотно ведут. На точке успел заложить кассету. Куда? Последняя фраза: «пришлось оставить любимый костюм». А это нашли у него.
На ладони у Анны – три ключа на брелке, что в виде рубинового Деда Мороза. Она осмотрела их. Один - автомобильный. Повертела брелок. Снизу – кнопка. Нажала. Фигурка высветилась лампочкой – обычная детская безделушка.
- За материалом жестко охотятся. Будьте крайне осторожны. Подобной утечки никогда не было. Раздрай в системе ведомств, - он доверительно понизил тон до едва слышного.
- Так точно, товарищ генерал. Войной и миром играть – это же такие прибыли! Совсем оскотинели. Жизнями сорят, - голос ее ровный, но в глазах – безжалостность.
Генерал испуганно повертел головой. Прокашлялся многозначительно. И заговорил уже официально, точно на брифинге:
- Мы искореним безобразия… Итак, наш источник утверждает: точное место закладки врагу неизвестно. Только – район. Будут высчитывать. Пойдёте с сопровождением.
- Разрешите, товарищ генерал? Мне одной – свободней. Не думать – еще кем-то рискуешь.
- Это не ваша компетенция. Исполняйте. У человека из внутренней службы свои задачи. Итак, возвращаться прежним маршрутом запрещаю. Любым путём выходите к вашему непосредственному в объединённой группировке. Желательно – самым нетрадиционным.
А затем она проходила служебным коридором в своём сером костюме. Схватывала взглядом, как фотографировала, лица-портреты встречных. Эффектная, уверенная в себе женщина.
- Костюм, костюм… Что же ты для меня изобрёл, Витя? – шепнула она про себя.
- Чего говоришь? – раздался голос Павла.
Анна испытующе посмотрела на него. Затем уткнулась взглядом в пёстрые цветы, что тянулись из клумбы.
Подсевший Пашка провёл пальцем по трепетным головкам:
- Твои цветы, Аня. Хорошая примета, - и широко улыбнувшись, вдруг процитировал:
«Потому, что и грустно, и нежно они
Зовутся – «анютины глазки»…
Анна строго всмотрелась в его полумальчишеское лицо. Она была старше года на три, ей - около двадцати восьми, а по жизни – пожалуй, была вдвое его опытней.
Она достала из-под блузки «Макаров». Подержала на ладони, будто взвешивая.
Вновь испытующе, ожигая карим огнём, посмотрела. Сняла с предохранителя, сдавила рукоять.
- Ты и под гитару поёшь? – спросила неожиданно.
- Точно!
- Цены тебе в окопах нет… Лезь в жасмин. Под сетью – схрон, сигнализация. В случае чего – дашь знать.
- Да-а, интересная ты женщина. Таких однажды встречают, - и присмиревший Павел послушно полез в кусты.
Она по-кошачьи мягко двинулась к стене. Сбоку у окна что-то надавила и открыла решётку как створку.
Затем, вынув из какого-то секретного кармана малую карточку, провела по раме. Сухой щелчок – и половинка окна с матовым стеклом отворена.
Анна подтянулась и нырнула внутрь.
Закрыв окно, она первым делом обошла все три нижние комнаты этого небольшого, со скромной обстановкой, дома. Опустила светонепроницаемые шторы. Заглянула с лестницы в мезонин.
Включила люстру. Осмотрела отсеки старенькой полированной стенки. Подошла к платяному шкафу в дальней комнате и взялась ловко прощупывать висевшую там одежду: карманы, швы, складки…
Ничего не найдя, вышла на середину, задумалась. Снова огляделась.
Увидала у двери старый ватник на крючке, кинулась к нему. Порезала откуда-то взявшимся из одежды малым лезвием материю. Вывернула на пол всю вату. И вновь – безуспешно.
Тогда она из того же потайного кармана вынула ключи на брелке. Попробовала подбирать ко всем замочным скважинам вплоть до мебельных. И опять – неудача.
Анна сжала губы. Стиснула в пальцах брелок. Случайно нажалась кнопка. Фигурка осветилась и тоненько запищала.
Она приподняла брелок, всмотрелась. Проверила – нажала еще и еще раз. Писк повторялся: это был радиоизотопный маячок.
Анна высоко понесла его в двух пальцах по комнатам. Звук то слабел, то усиливался. И она в соответствии с ним меняла направление.
У платяного шкафа звук оказался наиболее резким. Анна отшвырнула брелок на диван и начала ощупывать и простукивать чуткими пальцами фанеровку…
И вот отколупнула на крышке сзади панельку. В ладони оказалась маленькая металлическая капсула.
Анна выключила свет, отодвинула штору. Приоткрыла створку окна и жестом позвала Павла.
Она сидела у трельяжа, расчёсывая свои сильные тёмно-русые волосы. И сейчас во всём облике ее неожиданно выступила мягкая, домашняя женственность. А глубокий взгляд был весел и даже задирист.
За ее спиной чуть сбоку на диване устроился Павел. Любовался ее превращениями в зеркале.
- Паша, у тебя даже невесты никогда не было?
Тот шумно вздохнул.
- И какой же ты после этого лейтенант?!
Он сделался совсем грустен:
- Не везёт мне с этим делом как-то.
- Да. Маловато в тебе этого нахрапа. Он у тебя в какую-то другую сторону повёрнут. Невесело с этой галантностью жить… Переоденься пока. Отдохни, - она кинула ему штатскую одежду и плед, что приготовлены были под ногами.
Но он как не заметил. Замечтавшись, всё глядел не отрываясь в зеркало.
А там вдруг что-то задрожало, смешалось. И отразились всё те же пёстрые анютины глазки. Это Анна отвела панель на стенке и включила скрытый за нею компьютер.
Зазвучал «Вальс цветов». На экране растеньица завели хоровод. А из глубины время от времени выплывала надпись: «Привет Анюте».
Анна ладонью подпёрла лоб. Прикрыла глаза. И проступила в лице горечь.
Затем на ощупь включила старенькую «Спидолу» со сломанной антенной, что стояла тут же. Вместо вещания, музыки донёсся какой-то шип, треск. Она покрутила настройку. Заслышались дальние переговоры милицейских патрулей и еще кого-то. Это был сканер.
- Червоный? Червоный?
В сквере у клумбы сидел здоровенный мужик – тот самый, который тенью появлялся в коридоре вагона. Когда из пятидверного джипа «Мицубиси Паджеро» ему показали «переговорник», он зашагал прямо по цветам.
- Салют, дорогой, - тон небрежный, но властный. – Узнал Червоного? У тебя в районе уголовники рыщут. А ты чем занят? Высылай наряды. С моими дружинниками будут выходы перекрывать.
Ему отвечал глухой голос:
- Нету людей, понимаешь? На постах, в разгоне. И под какую статью перекрывать?
- Как, под какую? Угон с покушением!
- А потерпевший кое-что еще показывает. Понимаешь?
- Добре! Подводи, как знаешь. А людей не будет, придётся икорный трафик закрыть. Как в золотое советское время, на картошку сядете. Опять стройненькими станете, как юные тополя.
Анна, покуда, Пашка спал, успела измениться до неузнаваемости: каштановые волосы с золотым отливом круто завиты; макияж чересчур бросок. Грудь тесно обтянул топик. Белая полоска живота. Кожаная юбчонка – едва не в пядь длиной. Сетчатые черные колготки подчёркивают правильную форму крепких ног.
Закончив накрашиваться, она поглядела на часы. Вновь отодвинула какую-то панель. Вынула из ниши чёрный чемоданчик.
Перенесла на подоконник, открыла. Развернула небольшую антенну-тарелку. Поднесла к уху трубку спутникового телефона. Нажала кнопки.
- Одиннадцать-пятнадцать-двадцать один. Да. «Бьянка виола». Выемку произвела. Есть осложнения. Вижу два варианта.
- Действуй по обстановке, - голос начальника звучал далеко. – Помни: у них тоже возможен спутник. Если растворишься перед их носом в пространстве, могут решиться на связь. Тогда им конец.
- Приняла. На связь больше не выхожу. Пусть скачают мне на систему общий план Н.
Она собрала телефон, вернула его на место. Набрала на клавиатуре необходимое, ввела код. И почти сразу на экране открылся вид городка со спутника.
Анна перевела его в план. Еще манипуляция – и разъём «Спидолы» подсоединён к системе.
И вновь из сканера – шип, треск. А она располагает на плане, привязывает к координатам городка маячки переговорных устройств. Трассы оказались перекрыты плотно.
Проснулся Павел, уже прежде переодевшийся в штатское. Глядя в потолок, поморгал, потянулся.
Над ним выросла Анна:
- Подъём, лейтенант! Сорок пять секунд! Время пошло! Как я тебе? – упершись рукой в бедро, извилисто прошлась.
- Так вот ты кто! – он сел. – А говоришь – медсестра!
- Без тебя я бы еще месяц тут отлёживалась. Живо собираемся.
И затем они укладывали в большую сумку его отутюженную форму, ее костюм, еще одежду и какие-то предметы.
Анна вдавила с поворотом одну из ручек на стенке. Посередине пола отъехал люк.
- Пожарный выход, - пояснила Павлу. Она входила в новую роль и в ее виде и тоне появлялась некая распущенность.
- А-а… Ясно. А утром, значит, был пожарный вход.
- Пра-а-вильно думаешь, - она не только растягивала, но и сглатывала некоторые звуки.
Тот поглядел с укором.
- Ступай, Паша, ступай первым, Обследуй коммуникацию.
- А как же?.. – он хмуро кивнул на включённые люстру, компьютер.
- Ай! Снизу отключим, - Анна небрежно повела пальчиками.
Они спустились. Крышка плавно вернулась на место. Свет погас.
Поздний вечер. Анна, томно покачивая бёдрами, шла по обочине. Шла не скрываясь, вызывающе.
Изредка вблизи весёлых заведений на нее враждебно косились подобного же вида девицы.
А Павел, с сумкой за плечом и с пистолетом наизготовку, тайно сопровождал ее по кювету под прикрытием акаций.
Пару раз около нее притормаживали машины. Водители приглашали, но в салонах сидел кто-то еще. Она отказывалась.
А после опять шла, приостанавливаясь, выжидая новых огней фар…
Впереди на обочине зачернела легковушка со светящимися габаритами. За нею метрах в двухстах перекрывали шоссе трое. В центре – милиционер с АКСУ наперевес. Проверяли транспорт.
В салоне оставленной «Ауди» сидел откинувшись и прикрыв глаза один водитель – тот самый рыжий горец с распухшим носом.
Анна направилась к иномарке и неожиданно присела на капот.
Шофёр открыл глаза.
В канаве Павел напружинился, готовясь к броску…
Она развернулась, выгибаясь телом. Хищно, «по-голливудски» осклабилась. Достала из пачки «Кэмэла» сигарету. Подняв вертикально в пальцах, поводила ею. Соскользнув, шагнула к водителю.
Тот открыл дверцу. Подобострастно щёлкнул зажигалкой. Осклабился ответно.
Анна глубоко, сладко затянулась. Собрав губы колечком, выпустила дым. Указала на чистый от помады фильтр:
- «Макс Фактор», между прочим. Не оставляет следов. Хочешь попробовать? – ступила на подножку, выставив под нос тому своё круглое колено.
Рыжий туго засопел. Ткнулся губами, присосался к этому колену.
Она опустила ногу. Подвигала в воздухе двумя пальцами, будто ножницы изображая.
Тот охотно вынул две сторублёвки. Протянул с наивным видом.
Она презрительно скривилась, отступила на полшага.
Тогда он нехотя полез в другой карман. Обречённо ткнул ей две купюры, но уже в долларах.
Анна тихо открыла заднюю дверцу и стала запрокидываться на сиденье.
Бандит полез следом.
А Павел, с печатью ярости на физиономии, тем временем уже подкрался к машине. Нырнул в салон третьим.
Тупой удар. Короткий булькающий звук, мычанье. Шёпот невидимой Анны:
- Паша, за руль. Не вздумай дверью хлопнуть.
«Ауди» заурчала.
- Тише, Паша, тише. На мягких лапах…
Из задней дверцы вывалился на асфальт рыжий – это Анна его ногами выпихнула.
- А теперь, Пашка – полный газ!
И они рванули мимо прянувших к обочине караульщиков.
К месту происшествия подлетела четвёрка «Джипов». Червоный с подручными встали кругом над распластанным сотрудником. Помолчали.
- Сколько можно повторять – не нарушайте трудовую дисциплину! В инструкции всё по пунктам расписано! Доделаем работу – переэкзаменовку устрою.
И все вновь расселись. Пустились вдогонку. Рыжий остался лежать на шоссе в одиночестве.
Павел с Анной катили с выключенными фарами по ночной трассе. Редкие встречные авто обдавали их светом, нервно сигналили.
- Ты бы хоть спел что-нибудь. Мы теперь с тобой как в блиндаже. «Ищут пожарные, ищет милиция».., - она полулежала, задрав колени, подоткнув под плечи и голову сумку.
- Погоди. Дай очухаться. У меня от видочка твоего голос сел, - он нехорошо, ревниво поглядел через зеркало. – Прошу – переоденься.
- Всего-то? – она отвечала беспечно. – Нет, Паша. Ты далеко не поручик. Ты даже не юнкер, а только – кадет.
- Вот-вот! Уже до оскорбленьиц докатились!
Впереди замаячил щит.
- Докатились, Паша, докатились, - Анна легко поднялась. – Сворачивай куда-нибудь. Дальше она под радаром, - голос ее прозвучал неожиданно устало.
- Да-а, интересный у нас марш-бросок получается. В самом деле – мимо части бы не проскочить.
Машина свернула на грунтовку. Поползла как наощупь. Остановилась на высоком, но пологом бугре. Внизу серебрилась под луной широкая река.
Павел с Анной вышли. Под ними неподалёку от берега – костёр. Пронзительные вскрики и громкий, нарочито «дурковатый» смех – там гуляла компашка «новорусских». В стороне от костра пришвартованы два катера.
Павел кивком указал на них. Задумались.
- Есть! – шепнул.
Двинулся к машине.
Он толкал «Ауди» в багажник, Аня выруливала через распахнутую дверцу к самому склону по-над костром.
Затем она включила фары. Ударил дальний свет. Компашка притихла.
Павел подтолкнул и машина полетела вниз хлопая дверцами, точно огромная ворона.
От костра в ответ – ружейная стрельба.
А тем временем Анна с Павлом скользили по чёрной ложбинке к катерам.
В джипах услышали стрельбу. По бездорожью понеслись к реке.
Двое пробрались на катер. Открепили, тихо стали отплывать на коротком весле.
На бугор выскочила тупорылая четвёрка. Зажглись все фары. Стало светло почти как днём.
В сторону гуляк сверху ударили очередью, разогнали от костра.
Один из джипов сорвался и резвым скоком помчал к катерам.
Нужно было отрываться. Павел запустил мотор. Резкий стрёкот слышался в ночи особо громко.
Катер на полном ходу заспешил к середине реки.
Но вдогонку уже отваливал другой. А джипы сопровождали вдоль голого берега поверху.
Преследователи взялись стрелять короткими очередями. Тогда Анна достала из сумки и запалила шашку.
Катера заволокло чёрной пеленой.
Чёрный дым сменился утренним туманом. Катера шли в устье, то и дело сворачивали в бесчисленные рукава, огибали островки, заросшие по краям непролазным камышом да осокой.
Изредка вспугивали в заводях браконьеров. И тогда те хватались за ружья.
Замёрзшая Анна сидела в кофте. В руках – пистолет. Она вычерпывала банкой воду. Борта кое-где были прошиты пулями.
- Так не оторвёмся, - в голосе ее – усталость.
- По волне идут. Здорово прибывает?
- Уже с банку, - померила та высоту воды. – Скоро совсем ход потеряем.
- Ну-ка, попробуй сеть стравить. Но осторожно, чтоб себя не зацепить. Или за руль иди…
Анна с трудом подняла конец сети с гайками вместо грузил и пенопластовыми поплавками и начала медленно вытравливать сбоку, нагибаясь насколько возможно и расправляя рукой.
Павел повёл катер к противоположному берегу наискось. И вдруг из молочного тумана выступил нос баркаса.
Заложив крутой вираж и едва не вывалив Анну за борт, Пашка прорвался всё же к берегу.
А рыбачье судёнышко потянуло за собой сеть, стало поворачиваться бортом.
Катер с погоней наскочил на это препятствие. Удар – и мотор заглох.
Всходило красное, самое первое солнце. Туман истаивал. Сверху хорошо видно, как расползаются его клочья и очищается блестящая вязь рукавов, обрамлённая изумрудом.
Лодка Павла и Анны – у берега на дне и немного просматривается. А сами они лежат, невидимые с воды, на малом островке. И совсем рядом, через рукав – матёрый берег.
Степью гнали отару. Чабаны-ногайцы – по краям. Сзади на лохматых коньках – Анна и Павел.
Они держались близко, корпус в корпус. На ней – джинсы, ковбойка, бейсболка. Широкий козырёк как раз по случаю – от палящего солнца. Волосы убраны. С расстояния женщину в ней признать трудно.
Павел то и дело жадно поглядывал на нее, но каждый раз, когда она косилась, тут же отводил лицо.
А она при этом прятала невольную улыбку. Наконец, не выдержала:
- Брось тоску наводить. Расскажи лучше что-нибудь.
- Это я так. Жарко, - он, вновь смущаясь, потупился.
Помолчали.
- Ну, не хочешь – тогда, я, - она хитро улыбнулась. – Поворожить тебе? У меня в роду, говорят, цыганки были. Смотри в глаза, - и она заговорила врастяжку и по-цыгански напуская тайну. – Верь, Пашенька. Всё в жизни случится, как мечтаешь. Дорога у тебя прямая. В семье надёжной рос. Дед – фронтовик? Отец – тоже офицер?
- Как узнала?
- Говорю же – цыганки, - рассмеялась она. – Потомственное сразу отличаешь. Есть в нём…особый выпендрёж, - прищёлкнула пальцами и запрокинула лицо к грифельному от зноя небу.
Под этим жестяным небом затерялась в степи четвёрка джипов. Стояли станом.
Червоный, лежащий на колючей траве как на матраце, глянул на часы и приказал подручному:
- Готовь спутник.
Тот достал из машины чемодан, развернул.
Главный принял трубку. Выждал. Заговорил в своей манере:
- Салют. Это Червоный…
В кабинете, где Анна получала задание, на пульте замигала лампочка. Начальник поднял трубку:
- Докладывайте. Да. Откуда? Умница! Перегоняй координаты в округ.
- Да. Дело кислое, - сопел в трубку Червоный. – «Вертушка» нужна. Да из учебного. Пускай чего хочет выдумывает. Поиск в квадратах одиннадцать-двенадцать.
У чабанов – отдых. Перекусывали сыром и хлебом. Попивали степной молочный чай, заправленный топленым салом - густой, жирный.
В стороне сидели на голой земле Павел и Анна. О чём-то говорили.
Старший чабан дожевал, довольно рыгнул и подозвал паренька. Подал еды, питья.
Тот поднес гостям. Павел прижал к сердцу ладонь, принял хлеб и сыр.
Анне досталась кружка. Она понюхала жидкость, затянутую блестящей пленкой. Протянула Павлу:
- На, Паша, попей. А мне дай-ка это, - забрала еду.
Павел с удовольствием отхлебнул.
- А знаешь, я в кадровые не собирался. Получилось так. Я в девчонку одну весёлую влюбился и меня на стихи потянуло. На филологию собирался. Но она меня разлюбила и я учиться расхотел. А тебя когда встретил, опять вдруг вспомнил. Так вот, Ань… А ты, правда, замужем?
Она встретила его просящий, виноватый взгляд. Сделалась вдруг серьёзной. Сняла бейсболку, выпустила волосы.
- Зря ты со мной связался.
Затем вынула, опять из потайного какого-то кармашка, тонкое обручальное кольцо.
Павел помрачнел. И она не весела была.
- Смотри, Паша. Обычно это носят так, - Анна примерила колечко как замужняя. Покрутила его, полюбовалась. Сняла.
- Часто – вот так, - показала, как носят разведённые. – Но мне приходится.., - и надела по-вдовьи.
Павел посмотрел непонимающе.
- Не гадай. Прибудешь к месту – у комбата своего спроси. Но лучше этого не знать совсем, - она опустилась спиной на землю. Оборвала попавшую под пальцы жёсткую травинку. Прикусила: - Почитал бы лучше стихи. Или на плацу перезабыл все?
- Почему, все? Одно точно помню. Любимое. Ань, а ты не будешь надо мной смеяться?
Она посмотрела удивлённо:
- Чудной ты…
И тогда он решился. Потёр смущенно нос. Потом – затылок. Глуховато стал читать рубцовское:
«Я буду скакать по холмам задремавшей Отчизны,
Неведомый сын удивительных вольных племён!
Как раньше скакали на голос удачи капризный,
Я буду скакать по следам миновавших времён»…
Анна лежала, глядя в грифельное небо. Следила за парящим кругами коршуном. А в памяти вставало…
Скромная, в сумерках, комната. Пожилая усталая женщина гладит засыпающего, лицом в Аню, мальчика лет пяти. На столе – остатки простого ужина. Раскрытая на картинке книжка: в хрустальном гробе – спящая царевна, склонённый над нею витязь.
Над кроватью – старая, в голубой рамке, фотография молодых еще родителей Ани. В лицах никакой пока усталости. Рядом пришпилена к обоям карточка совсем юной Анны…
«…Давно ли, гуляя, гармонь оглушала окрестность,
И сам председатель плясал, выбиваясь из сил
И требовал выпить за доблесть в труде и за честность,
И лучшую жницу, как знамя, в руках проносил!..» -
- голос Павла доносился всё так же глуховато и тихо.
За окном – северный русский посёлок. Жемчуговый закат. Желтеющим серебром – широкое озеро. У штакетника под окном оперся на палку чисто одетый пожилой сухой мужчина, ее отец – тот, что задорно глядел со старой фотографии. Безотрывно смотрит в даль пустой улицы…
«…И быстро, как ласточки, мчался я в майском костюме
На звуки гармошки, на пенье и смех на лужке.
А мимо неслись в торопливом немолкнущем шуме
Весенние воды, и бревна неслись по реке»…
Близкие, во всю ширь, воды озера тихи, глубоки…
«…Россия! Как грустно! Как странно поникли и грустно
Во мгле над обрывом безвестные ивы мои!
Пустынно мерцает померкшая звёздная люстра,
И лодка моя на речной догнивает мели».
Павел вдруг замолчал. Анна открыла глаза – небо пусто. Покосилась на парня. Встретила горячий взгляд. А еще, он бережно гладил ее богатые русые волосы.
- А вот этого бы, наверное, совсем не надо, - она выговорила ровно. И даже не отстранилась.
Но он послушно убрал руку.
Анна диковато всмотрелась:
- Чудной ты всё таки, Паша…
Над степью летел МИ-8. Пилот, дородный брюнет с роскошными усами, осматривался. Вдали завиднелось пятно отары.
Машина пошла на снижение.
Заслышался, быстро нарастая, гул вертолёта. Овцы заволновались. Чабаны повскакивали в сёдла, принялись гуртовать.
Анна села. Забыв об осторожности, проводила глазами машину с красной звездой на фюзеляже. Опомнилась лишь, когда та начала дугой разворачиваться. Поднесла руку к распущенным волосам.
- Дура!.. Еще один предатель!
- Почему?
- Да кто их знает, почему?! Он, может, сам о том еще не догадывается. Время такое. Уходим.
Они поднялись.
Пилот докладывал, но слов за гулом турбины было не разобрать. А впереди видны недалёкие зелёные предгорья, за которыми сиял снегами Большой Кавказ.
В степи сорвалась с места четвёрка джипов. Взбила за собой ленты пыли.
Павел с Анной под навязчивый стрекот уже высокого вертолета бросили взмыленных коньков в предгорье. Ушли в «зелёнку».
Наверх вела сносная дорога. Но Анна своротила и неслышным шагом двинулась вдоль склона, понемногу забирая выше и выше.
- На перевале могут ждать. Обойдём за ледником. Не бывал здесь?
- Здесь – нет.
- Тогда – на ледник.
Они вышли к неглубокой расселине. Остановились. Поодаль, внизу за их спинами угадывался город.
А под ними, под языком толстого приэльбрусского льда лежала, как в самом настоящем хрустальном гробе, вмерзшая девушка-солдат Великой Отечественной: в пилотке, в гимнастёрочке и сапогах, с зажатой в ладони гранатой и пулевой пробоиной в груди. Будто уснула неизвестно насколько, рыжекудрая. Лик чистый, небу открытый… Рядом на камне – увядшие цветы.
Павел, с застывшим лицом, смотрел долго, пока Анна не тронула за локоть. И они пошли.
- Я здесь всегда думаю, - она уже не стала надевать бейсболку. Просто отшвырнула ее. Достала охристо-зелёную косынку, накинула, крепко завязала на затылке:
- Может, так бы умереть не страшно? Своей пули не услышишь. Шлёп – и всё… Нет. Другое больше грызёт:
хочется, чтобы о тебе кто-то помнил. Но сегодня еще вдобавок грязью обольют…
Их встретили у первой гряды. Стали загонять на козью тропу над обрывом. Всё ближе и ближе надвигался отвесный камень, тупик.
Но и по тропе добраться до них было пока невозможно. Анна прицельно, расчётливо огрызалась из своего «Макарова», не позволяла никому и носа высунуть из-за дальнего уступа стены.
Да и сами боевики нарываться не спешили. Отсиживались, покуривая, за изгибом.
Анна вынула пустую обойму. Осмотрела, вогнала обратно. Присела на корточки.
- Всё, - загляделась в отвесное ущелье. – Знаешь, когда-то в Кавказскую войну последние абхазы брались за руки и…
Павел осторожно поднял ее, поставил на ноги:
- Всегда успеется. Я предпочитаю до конца, хоть зубами, рвать.
И он, запрокинув голову, принялся изучать выступы, трещины, дёргал скальные кусты за густые вислые ветви.
- Про Спартака читала книгу? – он всё ближе придвигался к тупику.
И вдруг обнаружил под ветками тесную неприметную щель.
И вот уже оба втискиваются в камень.
Им опять повезло, очень вовремя: впереди с отвесной скалы упали концы двух верёвок – это осторожно спускались два бородача в иностранном камуфляже, сплошь увешанные оружием. Сущие абреки!
Павел с Анной продрались сквозь горловину в пещеру. Под ногами – песок, искрошившийся кварц с гранитом.
Пещера была овальная, неширокая. Но в дальнем окружии – разрез, уводящий в полную темноту. Здесь скалы образовали нечто вроде чулана.
Павел пошел вдоль стены, а предусмотрительная Анна затирала подошвой следы.
- Гляди! – шепнул он.
Она, не бросая дела, добралась до него. На камне – полустертая, чем-то острым процарапанная надпись.
- Орфография старинная, - пригляделась она. – «Товарищъ, не сда…».
- Костёр, видно, жгли, - Павел смотрел под ноги. – Стена прокоптилась. Вот и уцелела.
Он порыл ботинком на месте предполагаемого кострища. Нога за что-то зацепилась и вдруг вывернула прержавый штык от трехлинейки.
Павел поднял его. Подбросив с переворотом, поймал, на что Анна неодобрительно качнула головой. Двинулся дальше.
Снаружи заслышались шорохи. Павел с Анной были уже в расщелине на пороге темноты. Он протянул ей штык, но та поморщилась. Перехватила за ствол свой пистолет.
Тогда он ткнул пальцем в темноту, вверх на противоположные стены.
Она кивнула. И оба полезли на уступы повыше, над самым входом. Затем Павел бросил чуть в глубину штык.
В пещеру продрались двое. Огляделись подслеповато. Двинулись вдоль стен, искали следы.
У чуланчика поводили стволом. Один дал в темноту короткую очередь. Завизжали рикошетом пули.
Отстоявшись, двое ступили вовнутрь. И тут увидели штык. Перекинувшись гортанными фразами, чуть склонились, рассматривая. Резко распрямились в попытке оглядеться.
Но сверху на них уже бросились. Тупые удары.
Победившим достались в награду десантные АКМСы с подствольниками, изрядное число ручных гранат. Да еще в запасе – дымовые шашки.
Из пещеры выбрались с оглядками. И начался подъём по тем самым верёвкам…
С гребня открылась неглубокая долина. Вертолёт, загорающий у колеса пилот. Поодаль – Червоный с охраной.
- Та-ак, - прикинул обстановку Павел. Достал из сумки три шашки: - Слушай, Аня, команду. В поле я командир. Твоя задача – вон там пробраться ближе к борту. Отсекай от кабины летуна, чтоб не смылся. А я им отсюда не дам носа высунуть. Когда двину вниз - прикроешь. Не бойся. Кое-что приготовил. Казачки-контрактники, сербские добровольцы, штучкам психическим научили, - перед боем он сделался бодрым, весёлым, но не суетливым. Голубые глаза так и светились: - Да, сумку захвати.
- Только – без дури. Как мне без тебя выбираться?
В ответ Павел охватил ее властно ручищей, притянул. И она обняла его, прижалась.
Он припал губами к ее виску, туда, где синела и билась родничком вена. Через силу отпустил:
- С Богом! До меня не стрелять.
Пока Анна добиралась, Павел и за ее продвиженьем следил и за гребнем приглядывал. Боевики с тропы пока не появлялись.
Она укрепилась за камнем. И тогда он вскочил во весь рост и заорал, что было мочи:
- О-го-го-го-го! А снайперов-то у вас нет! – и пустил очередь в промежуток между вертолётом и группой Червоного, перенося огонь на последнюю..
Те всполошенно отскочили. Рассыпавшись, залегли.
Пилот дёрнулся к двери, но тут Анна экономными выстрелами загнала его под брюхо и он залёг за колесом.
Выявляя попрятавшихся боевиков, Павел сменил позицию. Вскочил на длинный камень и пружинисто заскакал до его конца. И при этом взялся вдруг выкрикивать в ритме марша рубцовские строки. И подхлёстывал ритм короткими очередями-пачками.
«Боюсь, что не будет над нами таинственной силы,
Что, выплыв на лодке, повсюду достану веслом»…
Анна с фланга поддерживала его, мешала прицельному огню. И противник вынужден был разрываться между этими флангами.
И вновь Павел сменил позицию, сменил сдвоенный рожок. И проделал примерно то же самое – навязывал инициативу.
«Что всё понимая, без грусти пойду до могилы…
Отчизна и воля – останься, моё божество!» -
- и выстрелил из подствольника.
Его целиком захлестнул древний инстинкт боя. Вся координация, выражение лица изменились. Он стал напоминать стремительный каучуковый мяч.
На гребне за его спиной появились боевики. Анна успокоила двух.
Павел запалил и швырнул за спину пару шашек.
- Ур-ра-а! – сиганул вниз по руслу сухого ручья. Вновь ударил из подствольника по группе Червоного.
И Анна тоже работала более напористо.
Он продвинулся вниз еще метров на пятнадцать. И всё выкрикивал строчки в ритме марша:
«Останьтесь, останьтесь, небесные синие своды!
Останься, как сказка, веселье воскресных ночей!
Пусть солнце на пашнях венчает обильные всходы
Старинной короной своих восходящих лучей!»
А над ним, действительно, играло опускавшееся солнце и ослепляло тех, кто внизу.
Он расшвырял последние гранаты. Сверху это было удобно. С визгом, усиленным эхом, разлетались рикошетящие осколки.
Не ожидавшие такого напора бандиты атаковать не смели. Только огрызались и больше озабочивались менять лёжки. Кто-то был убит, кто-то – ранен. Один Червоный упрямо переползал змеей от камня к камню – всё ближе и ближе к вертолёту.
Но под машиной уже распоряжалась Анна. Подпихивая пилота к двери, стволом прикрывала Павла. Не давала приближаться тем, с гребня.
И вот, наконец, он тоже у машины. Прикрыл посадку Анны. Она – его.
Заработали, набирая обороты, винты.
Червоный в последний миг уцепился всё же за стойку шасси с противоположной от двери стороны. Забросил ногу на распорку, подтянулся. Устроился на колесе, скорчился, намертво обвившись руками и ногами вокруг металла.
Взлетели. Павел, расстреляв боезапас – и свой, и ее – втянул подножку. Задвинул дверь.
Сверху было хорошо видно, как в ущелье со стороны входа ворвались, рассыпаясь, солдаты. Неподалёку на горной дороге стояли два «Урала». Стрельба внизу нарастала.
Анна и Павел сидели рядом, остывали после боя. Под ногами – пустые, без рожков, автоматы.
Переглянулись.
- Слушай? Ты не правнук, случайно, товарища Сухова? – в голос ее вновь вернулась незлая ирония.
- Выходит, сестрёнка. Только этого не хватало.
Они слегка посмеялись.
- Да, а что это ты орал там?
- Не поняла? Я же пел.
Анна вскинула бровь:
- Это теперь называется «петь»?
- Не понравилось, значит. А я специально для тебя старался. Знаешь, у нас пулеметчик был один. Ламбаду выстреливать научился. А я поспорил – наше придумаю. Марш. В тысячу раз лучше… Жаль, не понравилось. Это же на те самые стихи, Рубцова. Не дочитал тогда.
- Дочитай, пожалуйста, - тихо попросила она.
Павел поглядел на нее серьёзно. Вздохнул, с шумом выпуская воздух. И повёл – на этот раз громче и выразительней:
«Я буду скакать, не нарушив ночное дыханье
И тайные сны неподвижных больших деревень.
Никто меж полей не услышит глухое скаканье,
Никто не окликнет мелькнувшую легкую тень»…
Анна, слушая, откинулась затылком к стене. Засмотрелась в одну точку куда-то вверх.
Вновь – желтеющего серебра воды озера. Вновь – пустая улица…
«И только, страдая, израненный бывший десантник
Расскажет в бреду удивлённой старухе своей,
Что ночью промчался какой-то таинственный всадник,
Неведомый отрок, и скрылся в тумане полей».
У заборчика теперь вместо старика – мальчик, тот, что спал. Так же смотрит вглубь пустой улицы.
Вдруг вплывает звук вертолёта. Ребёнок приподнимает голову, поворачивается в фас, смотрит вверх.
Анна всё смотрела вверх в одну точку. В глазах будто слёзы.
А сквозь открытую дверцу кабины видно закатное красное солнце. Машина шла прямо на него.
Внизу – сумрак ущелий. Сияет снегами двуглавый Эльбрус. Сияют зубцы высот Большого хребта.
Они приземлились в темноте на дальней окраине города. Рядом – только железнодорожная товарная станция.
Червоный у самой земли отцепился, упал и неловко откатился под кусты.
В машине Павел поднял сумку.
- Что с этим делать? С собой? – кивнул на пилота.
- Некогда с ним возиться.
- А что, тогда? Это? – сжал он кулак и пристукнул им в воздухе.
- Хватит дурака валять, - и она зашарила под скамьёй вдоль борта. Выудила брезентовые ремни-крепёжку.
Они связывали, приматывали к креслу пилота.
- А ну, проверим, – вспомнил Павел. – Отвечай, предатель! Кто послал, зачем, откуда?
- Да пошёл ты! – «по-голливудски» огрызнулся замученный пилот. – Приказы не обсуждают. В распоряжение спецгруппы. А кто вас тут разберёт, кто вы все такие?
- Видишь – права была. Бедненький. Посиди еще с часок. За тобой приедут, кому положено. Научат разбираться. Только, захоти, - и она погладила того на прощанье по шевелюре.
Червоный ждал со здоровенным «Магнумом» в одеревенелых руках. Наконец, отъехала дверь и двое спрыгнули. Он стал целиться. Руки крупно дрожали. Выстрелил трижды.
Пуля пробила Павлу левое плечо. От удара он дёрнулся, недоумённо глянул на дырку.
Анна схватила его за локоть. Нырнули под вертолёт. Побежали в темноте резким зигзагом.
Червоный, еще скрюченный, старался угнаться, но скоро отстал.
Они добрались до бетонного забора с редкими фонарями.
- Попробуешь перелезть? Там должен быть телефон.
Павел подпрыгнул, ухватился правой за край. Она же вовремя подхватила его под колени. И с ее помощью он всё же выжался на одной руке. Перемахнул во двор.
Анна забросила сумку. Перебралась следом.
Червоный, заметно разогреваясь от движения, шёл по следу. Специальным фонариком для документов отыскивал пятна крови.
Перелез через забор. Но на путях, густо удобренных мазутом, потерял след. Закружил. Увидел у ворот светящееся окно вахты. Побежал.
Анна с Павлом шли в густой тени вдоль низкого строения туда же. Осталось пересечь освещённую площадку. Но тут вдруг увидели крадущегося к окну противника. Двинулись обратно.
Червоный поглядел в окно. Постоял. Стараясь не попадать в поле зрения вахты, обогнул светлый участок. Вновь заискал след, закружил зверем.
Они добрались до ворот строения. Маленькая калитка оказалась не заперта. Вошли вовнутрь.
Это была аккумуляторная. Вдоль стен рядком – электропогрузчики с поднятыми крышками на подзарядке. Пробки были отвинчены и от аккумуляторов поднимались пары соляной кислоты.
Она закрыла дверь на задвижку. Завела Павла в дальний угол – того начинало пошатывать. Разбирала дрожь.
У стены увидала стопку деревянных поддонов. Настелила их, усадила его. Открыла сквозную рану. Достала из сумки медицинский набор. Нашла шприц-ампулу с промедолом, вколола. Следом вколола антибиотик. Ловко обработала, присушила рану. Наложила томпоны, пластырь. Отёрла кровь.
- Повезло. Скоро одна метка останется. Везучий ты, Паша, - уложила его на поддоны головой на сумку.
Дверь снаружи затрясли. Залязгал запор. И всё опять стихло.
- Уходи от меня, Ань. Куда-нибудь поближе к воротам.
- А как же говорил – своих не бросать?
- Я и не бросаю. По обстановке действую.
- Молодец! Напомнил. Посиди пока, - и она двинулась, озираясь, вдоль стены позади погрузчиков. Наткнулась на рядок бутылей с соляной кислотой. Призадумалась.
За воротами послышалась работа двигателя.
Анна увидела силовой щит. Подошла. Три толстых длинных провода вели к трансформаторному устройству.
Звук снаружи быстро нарастал.
Анна осмотрела фазы. Взяла ключ, что лежал тут же на крышке. Поднесла к гайке, рядом с которой было проставлено – «0».
Дощатые ворота разбил виловой автопогрузчик. В свете фары хорошо видно, как клубятся пары.
Анна, с проводом и ключом в руке, опустилась в щель между погрузчиками.
Из кабины выступил Червоный. Разглядывал пол. Цепочка из пятен крови хорошо была видна. И он осторожно двинулся.
Она легла на резиновые коврики, что постелены под погрузчиками.
Червоный приближался.
Тогда она швырнула вверх ключ. Описав дугу, тот громыхнул по металлу.
Червоный развернулся корпусом, выстрелил на звук.
И тут же раздался спокойный голос Павла:
- Да здесь мы…
Тот вновь, будто робот, повернулся, выстрелил. Шагнул. Вдруг схватил краем глаза шевеление между машинами.
И тут Анна ударила в бетонный пол разъёмом, будто нож воткнула. Щёлкнул, вырубаясь, автомат.
Червоный уже не выстрелил. И даже не шагнул. Приподняв ступню, стал валиться, парализованный, на пол как бревно. Тупой удар тела.
Они поднялись. Свели взгляды.
- Зачем кричал? – Анна повела головой. Вставила разъём на место. Умело привернула гайку пальцами: - Чудной ты, всё таки, - со щелчком включила автомат на щите.
Они прощались на автовокзале у красного «Икаруса», в который уже садились пассажиры. Он – опять в форме, слегка, правда, жёванной. Она - в своём легком костюмчике и без очков. Оба осунувшиеся, невесёлые.
Анна, прижав к его груди клочок бумаги, писала что-то гримерным карандашом от «Макса Фактора», тем, которым мазалась когда-то.
- Прибудешь по назначению – пусть свяжутся. Подтвердят, - подала клочок.
Он глянул:
- Конечно, «ГэРэУ ГэШа». Да я с самого начала понял. Как же тебя-то найти? Я б тебе такое письмо написал!
- Сама найдусь. А ты пиши. Вместе почитаем, - она чуть улыбнулась.
- Ну не может же у человека совсем адреса не быть?
- Может, Паша, может. В наше время всё может быть. Ты же не ребёнок. Адрес – нить. И ты, кстати, письма окольными путями домой посылай. Многим семьям уже отомстили. Понимаешь?
- Да всё я понимаю. На свою голову!
- Тогда – в путь. Незачем тут долго светиться, - и она обняла его за шею, вытянулась. Прижалась губами к слегка защетиневшей щеке. Уходила с грустью, но и с надеждой. И ни она, ни он, смотрящий вслед, не видели, что к нему со спины приближается патруль.
В кабинете начальника – полутьма. Работают все вентиляторы. Группа офицеров. Лица – в затемнении, как при съёмках оперативных работников для телевидения. Просматривают на проекторе слайды. На небольшом экране сменяются фотографии. Вот из ворот какого-то армейского склада выезжает грузовик. В поле боевики перегружают из него в КАМАЗ реактивные снаряды для «Града». У кабины – военный в плащ-накидке. У коттеджа тейповый воротила встречает крупных милицейских чинов. Общее застолье в доме. ОМОНовцы охраняют «самопальный» нефтеперегонный заводик. Череда сходок в разных интерьерах. Целый «интернационал»: верхушка боевиков, репортёры, свои и иностранные, холёные дельцы, чиновники…
Лица, лица… Вот человек, чем-то похожий на Березовского. Или на Гусинского? Вот – на Ельцина с Черномырдиным вместе. А вон, вон – кто это?! Неужели?.. Молчи, молчи! И все молчите тоже!..
Смотрим дальше – без всяких домыслов. На слайдах только известный, открытый сегодня оперативный материал…
Мелькал кое-где на снимках и Червоный. - Этого уже опознали, - голос офицера, показывающего слайды. – Начинал у нас. Перебежал в ФСБ, ФАПСИ. Даже в МЧС и «налоговой» успел отметиться. Вычислим, на чей интерес этот «валет» работал. Безусловно – на чей-то из этой «колоды». - Н-да, солидный материал. Поработали серьёзно. Но поощрения не ждите, - веский голос старшего. Пискнул аппарат. Он поднял трубку: - Да? Пусть войдёт. В дверях – дежурный офицер: - Товарищ полковник, разрешите обратиться. Запрос из комендатуры. Лейтенант на проверку. Явка просрочена, документы в непотребном виде. Дырка в плече и на наш коммутатор ссылается. Старший переглянулся с кем-то в темноте. - Ну-ну. Введите, - и двое поднялись, двинулись к выходу из кабинета.
В смежную комнату вышли из темноты на свет полковник и Анна в мундире с погонами капитана. Через раскрытую дверь видно, как по коридору ведут Павла. Они издалека узнали друг друга, заулыбались. И вот он уже на пороге. - Хор-рош! – встретил полковник. – Недолго казак гулял. Службы еще работают… Вот на такой вопрос ответь, лейтенант. Руководство братской республики прислало донесение. На административной границе в ущелье кем-то из наших совершено диверсионное нападение на группу мирных чабанов-овцеводов. Много убитых и раненых. Тебя там, случайно, поблизости не было?
- Никак нет. Я по федеральной трассе на автобусе прибыл.
- Что ж, повезло тебе опять. А у нас командующего на округ внутренних войск перевели, дисциплину повышать. За то, что воевал хорошо. А новый только вступает. Пока при мне побудешь. Так надёжней. Всё равно – затишье. Добивать не велят. Опять мириться желают. Так что, товарищи офицеры, садитесь и в подробностях излагайте на бумаге всё, как было: что видели, слышали, знаете. Чтобы поскорей это когда-нибудь, да заканчивалось…
На последних словах «секретчик» принёс бумагу, ручки. Они устроились за столом и задумались над чистыми листами бумаги.
2005 г.