Было тепло, солнечно, наверно было утро. Вокруг все пело, пищало, шумело, чему-то радовалось. Туго спеленат пытаюсь раскрыться, но кто-то или что-то спеленало меня очень плотно. Но кажется, и очень бережно, не могу раскрыться сколько ни пытаюсь. Остается только завидовать высокому полету ласточки, шустрому бегу ящерицы, важному шествованию гусеницы. Темнеет, кто-то качает меня, очень легко почти не касаясь. Сладок теплый, весенний вечер. Кто-то чуть слышно поет колыбельную. Завтра будет новый день, будет солнце. А сейчас меня ждут сны.
Утро. Солнце проглядывает сквозь деревья. Будит, ослепляет. Синее небо- ни облачка. Потягиваюсь. Что может быть лучше раннего солнечного утра? Опять пытаюсь освободиться. Мои оковы раскрываются. Оказывается, это не так сложно. Расправляю руки- крылья. Вот он я! Все кажется замерло на секунду, приветствуя новую жизнь. И опять побежали по своим делам жуки, застрекотали стрекозы. Вот бежит муравей, несет соломинку - в хозяйстве пригодится. Соломинка огромная, муравья из-за нее не видно. Вот бабочка, только родилась, пытается расправить крылья, но не может- ей слишком жарко. Наверно ей нужно помочь. Закрываю ее собой от солнца. Она что-то лепечет в благодарность. Какая она красивая. Цветные разводы на ее крыльях, ее талия. Разве можно создать что-то подобное. А она уже машет крылом- зовет за собой. Я расправляю крылья, волнуюсь, взмахиваю ими, но что-то держит меня здесь. Взмахиваю еще раз, кажется уже лучше, но все-же оторваться не могу. Наверное нужно учиться летать. Она уже в небе. Смеется, манит, не понимает почему я не с ней. И улетает в нарядном вечернем платье. Машу ей на прощание. Вечереет. Закат. На реке шумно купаются мальчишки- беспокойный народ. Уже женские голоса зовут детей домой. Их ждет дома ужин- кусок душистого белого хлеба, кружка молока, и теплая, мягкая подушка со сновидениями. Слышу мягкий тихий голос, его ни с каким другим не спутаешь. Это колыбельная. Это конечно же мама. Я засыпаю, у меня к ней много вопросов. Но я ее уже не вижу, она уже далеко.
Этим утром кругом было как-то особенно тихо, то есть все шло своим ходом, но как-то настороженно. Муравей не тянул за собой соломинку, он только беспокойно бегал и что-то искал. Но вот небо нахмурилось. Солнце сперва испуганно прижалось к туче, а потом и вовсе спряталось за нее. Деревья в почтении перед неизвестным согнули свои ветки. Все затихло в ожидании чего-то нового, таинственного. А это таинственное неотвратимо надвигалось и нельзя было понять: прятаться, или наоборот выходить встречать. Но вот, среди тишины послышались первые удары дождевых капель, переходящие в тревожную барабанную дробь и предупреждающую о начале действа, и о том, что всем опоздавшим надо занять свои места. И наконец представление началось. Дождь поначалу заглядывал в ноты, а потом принялся рвать и метать листья, уже не заглядывая в них, Невидимой дирижерской палочкой он направлял дождинки на просторную лесную поляну, извлекая при этом легкий, светлый шум. Затем одним взмахом переводил на деревья, и деревья вторили густым басом. Бухал в барабаны гром - он очень старался, но как всегда получалось слишком громко. После послышались голоса ручейков, поющие о том, как много нужно сделать за их короткую жизнь- напоить деревья, кусты, цветы и траву. И никого при этом не забыть. И тут в изнеможении опускал невидимый дирижер свою палочку. И вступала река поющая о том, что она всегда рада дождю и ручьям, что она всегда их примет, как бы далеко они не забегали, и какими бы испачкаными к ней не являлись, река пела о том, что она и похожа и не похожа на просто ручеек. И сама она состоит из миллионов непоседливых и непослушных ручейков. И что в конце пути она вливается в нечто огромное и ей не постижимое.
Так тихо и не заметно кончился первый весенний дождь. Закрылся занавес. Выглянуло солнце. Все в округе начало отходить от дождя. Сперва тихо, потом все громче и громче, и наконец перекрикивая друг друга, запели птицы. А вслед за ними и все население леса, кузнечики застрекотали, копируя шум дождя, даже обычно невозмутимый дятел попытался повторить первую капель, чем вызвал огромное возмущение соседки- сороки. Которая еще долго, возмущаясь, тараторила о каком-то соло, темпе и еще о каких-то мудреных словах. Но ее уже никто не слушал.
Этот день был особенно хорош, по осеннему ясен. Мои крылья приобрели диковинную багряную раскраску. Я видел небо и солнце, видел ослепляющую даль, я их видел и раньше, конечно но они никогда не были такими пронзительными, как сегодня. Я собирался лететь, но все еще не решался. Я знал что листья летают лишь один раз. Вот дует попутный ветер, но где же та, которую я жду? Прилети же, теперь мы сможем отправиться в далекое путешествие. Ветер нам поможет, я его попрошу. Есть за теми горами страны, где деревья вечно зеленые, а зимы вообще нет, а за теми холмами собираются и поют песни о виданном и невиданном вечные бродяги- ветры.
Но нет ее. Я совсем поник. А ветер подбадривает: “ Посмотри кругом, обернись - какая красота”. Передо мной золотой подковой раскинулась долина, за ней над красно-желтым лесом возвышаются снежные вершины. “Да разве стоит она этого?” - спрашивает ветер. “ Нет, конечно не стоит” - бормочу я. Прошу прощения у дерева за то, что покидаю, отталкиваюсь и на секунду замираю в восторге. Все сомнения позади, а впереди знакомая поляна. “Привет, муравей”. Муравей бросил соломинку, помахал мне и еще долго смотрел вслед, а потом примерялся к лежащей на земле соломинке, решая что на следующий год он уж точно сделает из нее крылья. Но для меня все это было уже позади. Передо мной раскрывалась речная долина, по берегам ее роскошным желто-зеленым мехом переливались леса. И невозможно было оторвать взгляда от зеркальной глади реки, от зеленоватого августовского неба...