Меня выслали. Жестоко выслали, не дав даже прочитать приготовленное заранее оправдательное слово. Я сделал (Мелочь, в общем-то) - меня наказали. Месяц без компьютера, центра, моря, даже мобилу отняли ("Ты в любом случае будешь "вне зоны"!) и запретили письма писать.
...Я два года не был у бабушки с дедушкой. Опять ехал по тому же маршруту, но в этот раз уже не по своей воли.
Уже с первых дней важнейшими часами в моей жизни стали утро и ночь. О, эта блаженная пора рождения человечества! Я просыпался достаточно рано для лета - часов в 9. Но ни разу не проснулся сам. О, нет, не это беззащитное дитя механизма - будильник и не рокер-сосед (Какой там рок?!) были тому виной. Наиважнейшую роль в моей судьбе каждое утро играл кастрированный бычок. Нет, он не мычал, он орал на всю округу требуя воды и вспоминая о своем горе. И это тот самый бычок, которого я великодушно пощадил и не дал зарезать дедушке в честь моего приезда...
Но самой прекрасной порой, конечно же, была ночь. О, это время вдохновения гениев. О, этот великий закат цивилизаций.
Каждую ночь я сидел, как младенец радуясь всему миру у открытого окна, и это бездонное небо с миллиардами звезд были лишь моими. И эту идиллическую картину гармонии человека и с природой дополняла великолепная симфония, сравнимая с творениями великих. Каждую ночь в кустах, рядом с канавой начинал солировать старичок кузнечик. После прелюдии mr. Кузнечика, вступала основная мощь оркестра - ква-ква-ква хора лягушек-квакушек. Переливаясь с одного участка на другой и вновь возвращаясь на начало, они гармонично дополняли друг друга. Под эту сногсшибательную композицию я медленно засыпал, заложив руки под подбородком на подоконнике. Проснувшись часов в 3 ночи, я, в полугипнотическом состоянии, сползал на кровать, дабы продолжить свой блаженный сон.
А дни! Эти бесконечные дни размышлений о смысле жизни муравьев, мух и прочих букашек я проводил у дороги. Взяв книгу (Да, мама, я опять читал худ. литературу), которую мне выдали в сельской библиотеке, навострив свои чуткие уши, я читал, прислушиваясь к проезжавшим машинам. Дело было в том, что у сестренки в кассетнице кроме клонов 4 фабрик ничего не было, а так я пытался хоть из салонов авто уловить что-нибудь близкое моей душе. Но, увы, горцы на своих железных телегах проносились быстрее, чем мой слух успевал поймать хоть какие-то децибелы звука.
Радовала иногда приезжая сестра соседа (очень даже ничего, я вам скажу!), которая нет-нет, да включала мою Земфиру. Но и это длилось не долго. После шумного спора со своим братом (По словарному запасу и тону которого я сделал вывод - ДАУН!) динамики выли лишь "My band" Эминема и Ко.
Перед самым отъездом дедушка всё же порезал кастрированного бычка (Я его, конечно же, благословил на это великое дело ради человечества) и я с большим удовольствием поглощал эти аппетитные куски мяса. Накануне отъезда я вернул "Хаджи-Мурата" в библиотеку, заодно пересказал библиотекарше содержание повести.
Клятвенно пообещав, что буду поминать в молитвах каждого члена тухума, пришедшего проводить меня, я вполне удобно уселся на заднем сидении "Газеля" (Или как в этих краях, ласково "Гюзеля") и приготовился прослушать очередную порцию национальной музыки. Всю дорогу я думал о том, как через пару лет, убежав от суетного города, я стану отшельником в селе, живя в единстве с природой и самим собой. Я мечтал, как с годами превращусь в мудреца, и буду сеять разумное в народе...
...Поздним вечером я уже подходил к своему подъезду, как вдруг -хлопок под ногами (А в ауле не подрывали). Я неудачно развернулся и плюхнулся на свою сумку, прямо в дым петарды, а "в пороховом дыму стоявшие в кустах, весело разговаривая, торжествуя свою победу" я заметил представителей уже "Моей банды".
2003 г.