22августа. Ненависть не значит зло, ненависть это и любовь, путь начатый, но не нашедший достойного завершения. А зло и есть зло, оно другим не бывает.
Сквозь черные зеркала окон слышен дождь его нарастающие шаги. В темных квадратах стекол отражение, в скупом свете рождающейся луны: покинутый человек, голый с крупными каплями испарины вдоль позвоночника и тяжелым дыханием, сидящий на краю кровати убранной белой накрахмаленной простыней, а рядом только ночь, жалеющая и сострадающая, мудрая пытающаяся увести ко сну. Жмурю глаза, боюсь остаться с этим один на один. Сердце молотом колотит по груди, пытаясь вырваться наружу, освободится от обузы мучающей его души или совести...
Вопросы к ней – мы все люди, чем я был лучше,
к Богу – “но Он не ангел он просто такой, какой есть ”, тем боле наверняка у него были причины, ибо не исповедимы пути его,
к себе, себе...ищи…ищи в себе…ищи себя…ищи…
Голоса прошлого, мечты и желания гулким эхом отражаются, накладываются,
переплетаются и гибнут в пустых комнатах и из этого потока трудно, почти невозможно выделить главное – кто теперь мы и кто я, если я могу быть один, нет не один, а без тебя?
Было самое начало осени. Горд и я тонул в золотистой сухой органической пади. Шаркая сандалиями об асфальт взрыхляя опад оставляя за собой две ровные расходящиеся в направлении дали полосы я все сильнее и глубже увязая в осени.
Небо впитывало серую легкую пыль и влажное дыхание сентября. Белые губки облаков темнели, становились тяжелее, жались ближе к земле, выпячивая черно-лиловое грозовое брюхо. Вскоре тяжесть капель станет невыносимой, сила земного притяжения будет непреодолима, и миллионы серебряных пуль сорвутся с полотна небес.
Опрокинуться чаши, вода смешается со слезами, смоет пыль, усталость и маски. Но захлопают черные, белые и цветные зонты, быстрее захлюпают разномастные туфли по лужам унося хозяев под остановочные пункты и непробиваемые кроны старых еще не облетевших лип. Так небеса дают нам шанс очистится, предстать друг перед другом беззащитными, но распахнутся единицы (есть ли среди них я?), возможность стать собой пугает.
Зима. Холодная, низко расположившаяся звезда часов семь назад свалилось за хмурый от снежных туч горизонт. В ответ город зажег сотни и тысячи своих – квадратный свет окон, треугольный от гигантов фонарей, шары быстрых фар…жаль они не несут тепла…
Дыхание – теплые рваные куски пара, растворяющиеся в холоде зимней ночи, замерзающие кончики пальцев пытающиеся ухватить кусочки его тепла. Плотно, до острой боли судорогой сводящей всю кисть, прижимаешь пальцы к тыльной стороне ладоней, на миг становится легче и, кажется немного теплее.
Сердце бьется, гоняя багряные реки по венам. Я помню её губы, глаза, руки Она была рядом – кровь греет.
Что я ищу здесь в ночи?
Смысл жизни, но он либо слишком глубоко под гниющей листвой и влажной землей или слишком высоко, за пределами касания моих глаз и рук…
Может просто в движении его поиска…
Оцениваю поток мыслей о смысле жизни и цинизм раздумий о любви проходя мимо озябших и усталых шлюх. Улыбнулся.
Я лежу в высокой траве и раскрытыми в небо глазами наблюдаю как чернобрюхие, пушистые твари заволакивают собой голубую глазурь моего неба. Солнце выжигает синь до белого, играет бликами в грязно-серебрянном зеркале луж. Слышно как за пышной неровной зеленой грядой елового леса в дали мягко раскатываются громовые голоса первой в этом году весенней грозы.
Мягко ступают босые стопы, белая нежная кожа касается сочной травы, прижимая к земле тонкие травинки и стебли с еще только зарождающимся золотом колосьев в вершине. Ноги сбивают легкую полевую пыль, срывающуюся в бесконечное движение насекомых. Через несколько мгновений теплые и влажные губы коснутся моих ладоней, и пойдет дождь. Капли, сначала одиночные и робкие, потом им не стало числа, и они безжалостными маленькими серебристыми пальчиками стали впиваться в дорогу, в поле, в землю под ногами оставляя грязные черно-коричневые разводы.
Одежда промокала, постепенно тяжелея и все плотнее прижимаясь к телу холодной и липкой поверхностью. Тело с нежеланием, но от этого не менее медленнее, чем обычно, отдавало тепло холодной небесной влаге. Холод тонкой водяной коркой сжал тело, горячие ладони ерзали по нему, согревая, вырывая из неласковых объятий застрявшей в весне “зимы”.