Введение
Во времена не столь отдаленные, но, за ворохом навалившихся социальных событий, почти забытые довелось мне поучаствовать в ряде геологических экспедиций и в СССР и за рубежом. Сейчас в это верится с трудом, но наш тогда более представительный, но все таки небольшой институт – ИГЕМ АН СССР рассылала по стране и миру в год до ста экспедиций. И если с научным составом экспедиций проблем, как правило, не возникало (геологи сами и под себя формировали свои отряды), то с обслуживающим персоналом (повара, лаборанты, коллекторы) почти всегда была напряженка. Приходилось брать народ даже со стороны, но основным резервом для «обслуги» были аналитические подразделения института. Это было удобно и выгодно со всех точек зрения – надо было чем-то занять «аналитиков» во время летнего запустения института, заинтересовать их с целью дальнейшего их участия в исследовании найденного каменного материала, а к тому же «аналитики» и сами по себе далеко не самые неэрудированные институтские сотрудники, знающие не понаслышке кое-что о шлифах, пробах и всяких других минералогических и петрологических объектах.
В таком сотрудничестве геологов и аналитиков был обоюдный интерес. Вот и мне, типичному представителю аналитической братии, был полезен такой «полевой роман» с геологами. Он давал возможность отдохнуть от рутины будничных институтских дел, от утомительных (хотя, зачастую, и увлекательных) бдений у приборов и мониторов, от столичной шумной и бестолковой повседневной суеты, отнимающей время и силы, убивающей нервные клетки и чувства. Такой роман давал (при нашем хроническом безденежьи) прекрасную возможность и мир посмотреть, и себя показать, вернее испытать себя в разнообразных полевых коллизиях (а их всегда хватало с избытком), подергать за титьки госпожу удачу и при этом еще и заработать.
То обстоятельство, что за все представленные удовольствия еще и доплачивали (так называемые «полевые») всегда меня поражало больше всего – бесплатно довезти до очередного интересного места (а места почему-то всегда были интересные), снабдить одежкой и обувкой, кормить, поить, водить на экскурсии по чудесным маршрутам и при этом еще и приплачивать за все представленные удовольствия. Сейчас в моде всяческий экстрим, люди платят бешеные бабки за удовольствие испытать то, за что на государство еще и приплачивало. Правда, и рабочий день (если его можно было так назвать) был у нас ненормированный, но это уже были мелочи жизни, с которыми приходилось мириться.
А еще такой «полевой роман» давал мне возможность профессионального роста. Я всегда ездил с геологами, с которыми у меня были совместные научные интересы. Сам же я зачастую и отбирал образцы, которые уже потом, после полевого сезона предстояло изучать в лаборатории. Таким образом, я образовывался и в геологическом плане. И хотя к тому времени, как я начал участвовать в геологических экспедициях я уже изрядно понатаскался в геологических науках (особенно в минералогии), успел уже защитить диссертацию и получить степень кандидата геолого-минералогических наук, но для геологов я все равно оставался только физиком, а потому человеком, не способным освоить все премудрости их зачастую просто описательной науки. Я не спорил, и сам продолжал и продолжаю считать себя физиком, получившем геологическое самообразование просто для общего развития.
В силу такого кланового неприятия, в экспедиционной табели о рангах выше коллектора я так и не поднимался. Меня, однако, это вполне устраивало, снимало ответственность в принятии решений и давало возможность полнее насладиться представленными экспедиционными удовольствиями. Я много фотографировал и на черно-белую пленку и на цветную позитивную. По возможности, вел дневник, но не серьезно – не люблю я эти эпистолярные самокопания и самобичевания, что-то в них сродни юродству и иезуитству одновременно. Зато я писал письма. Писал, по возможности, почти каждый день. Это было одно из условий моего почти праздного времяпровождения.
Условие это в большей степени я поставил себе сам. И диктовалось оно необходимостью поддержки жизненного тонуса и настроения моей дорогой и горячо любимой супруги, губящей в душной, пропыленной и загазованной столице лучшее время своей жизни на одинокое преодоление жизненных трудностей, пока ее ученый супруг за государственный счет наслаждался чистейшим горным воздухом и лицезрел приятные глазу пасторальные пейзажи.
Бедная, хрупкая женщина в одиночку вела домашнее хозяйство, воспитывала детей и помогала больной престарелой маме. А на время одной самой длительной из моих экспедиций, через три месяца после рождения дочери Аленки, я подбросил Ларисе до кучи трехмесячного щенка колли. Это забавное, длинноногое и длинношерстое существо активно росло и требовало для своего развития постоянного и активного ухода. Это породистое создание надо было выгуливать каждые два часа, кормить шесть раз в день, желательно чистым мясом (для скелета и фигуры). Так и крутилась почти полгода моя бедная половина, разрываясь между детьми, мамой, животным и хозяйством. Когда же после долгой разлуки, уставший (конечно, от впечатлений, ведь экспедиция была на Курилы) и довольный я нарисовался на пороге квартиры, то этот, уже почти девятимесячный длинноногий стервец бросился ко мне, неистово размахивая своим пушистым хвостом и повизгивая от долгожданного удовольствия пообщаться с хозяином, забыв о хозяйке, которая его выходила, выкормила и воспитала.
В свете вышесказанного, моя самоналоженная епитимия каждодневного письменного отчета супруге не казалась (при моей нелюбви к эпистолярному жанру) чем-то утомительным и зряшным. Я даже втянулся, а чтобы разнообразить наши письменные сношения стал пописывать в них тут же сочиненные стишки.
Надо отдать должное долготерпению моей прекрасной половины. Другая на ее месте, перегруженная домашними хлопотами, читая восторженные откровения ветреного супруга, да еще и в стихах, ожесточилась бы душой и сердцем и послала бы куда подальше (хотя куда уже дальше?) свою такую далекую и ненадежную опору. Лариса сохранила все письма! Вот они лежат передо мной аккуратными стопочками, терпеливо ожидая когда лягут в основу незамысловатой книги о бытописании простых геологов, именуемых в народе «копателями», а в официальных источниках – «разведчиками недр».
Эта книжка должна была выйти намного раньше, по крайней мере лет на десять-пятнадцать, когда после начала перестройки прервались массовые выезды геологических экспедиций, и в институте почти замерла полевая работа. Вот тогда бы и собраться с духом, осмыслить пережитое и описать, но победили приземленные инстинкты выживания, изыскание альтернативных возможностей дополнительного заработка. Временно я отошел от геологии (но не от моего любимого микроанализа), начал осваивать азы профессии биржевого дилера, для чего сдал квалификационные экзамены и получил государственный аттестат, дающий мне право профессионально работать на рынке ценных бумаг. Потом вместе с Сережей Журавлевым и компанией организовали пару ЗАО (сказано громко, но 90% в организации и почти 100% в функционировании это заслуга только Сергея. Потом ГКО, эта государственная финансовая пирамида, выйдя из которой за пару месяцев до ее обвала, я построил на все «заработанные» деньги дачный домик в чудном месте за Волоколамском. Все эти подробности, вроде бы не относящиеся к существу проблемы написания книги, в конце концов, аккуратно в нее вписались. Может быть я еще не созрел для выполнения этой задумки, а потому судьба давала мне время дозреть до кондиции – потерялись все мои письма, все до одного.
Это был удар, удар ниже пояса. Я грешным делом посетовал на судьбу, но мысль о книге не оставил. Такой уж я человек, если что-то втемяшится в мою голову, то пока я это не реализую – не будет мне покоя. Это почти как у Некрасова – «Мужик, что бык, втемяшится в башку какая блажь, колом ее оттудова не вышибешь». Время шло, решение зрело и дозрело до логического конца. За годы жизни в столичной квартире забарахлились мы массой нужных, а в большинстве уже ненужных для столичной жизни вещей. И решили мы все ненужное перевезти на дачу – авось там пригодится. И вот, разбирая завалы на антресолях, на дне самой последней картонной коробки обнаружил я утерянные вроде бы навсегда письма. Рассортированные по экспедициям, аккуратно перевязанные, явились они на свет божий к моей неописуемой радости. Я только-только получил из типографии весь тираж своего первого поэтического сборника, в который вошли практически все мои геологические вирши. Я был окрылен, а тут еще подкатило лето, которое я собирался провести на даче – все кусочки жизненной головоломки сложились в безальтернативное решение - пишу!
Не знаю, сколько еще отпустит мне судьба, и сложатся ли еще так благоприятно все кусочки жизни? А пока надо пользоваться благосклонностью фортуны. Хотя бы начать. Как говорится – «надо ввязаться в бой, а там посмотрим». Итак, я ввязываюсь. Ввязываюсь и посвящаю эту пока еще не написанную книгу истинной вдохновительнице всей моей интересной и баламутной жизни, моей любимой и преданной супруге Ларисе.