Смерть одного человека – трагедия,
а гибель миллионов – статистика.
Эрих Мария Ремарк
22 июня 1941 года началась страшная война. О ней написано множество книг, рассказов, сняты фильмы, правда, не всегда правдивые. Список ветеранов войны с каждым годом уменьшается, уходят последние. Умер Алексей Маресьев. Ушел от нас человек-легенда; который жил скромной жизнью обычного человека, не думая, что он – герой.
Я помню времена, когда на улицах городов было много инвалидов войны: на костылях, с тросточками, слепые, обгоревшие, у всех на груди сверкали ордена и медали - награды, заработанные кровью и потом. Они были счастливы, что вернулись живыми. Их родные были еще счастливее, потому что дети не остались сиротами. Позже, когда их, ветеранов войны, стало значительно меньше, когда страна немного оправилась от горя, когда жить стало чуть легче, им понемногу стали давать различные льготы за раны, которые в свою очередь не давали им спать ночами, за ратный труд во имя спасения Родины от фашизма.
Погибшим на фронтах Великой отечественной горит в Москве Вечный огонь, куда приходят поклониться памяти павших все. Сколько же их полегло на полях сражений? Миллионы. Они все уж давно поросли ромашками, многие не захороненные, не опознанные. Кто может сейчас – правдиво, без пафоса - описать труд простого солдата на войне, где окопная жизнь складывалась из холода, жары, грязи, голода, болезней, тоски по дому?! Вспоминается письмо одного солдата, которое попало мне в руки в конце 60-х годов, не помню уже, каким образом. Солдат-якут писал жене с передовой на родном языке. Письмо было написано так правдиво, так проникновенно, что я запомнила его почти наизусть:
"Я очень скучаю о вас всех, ночами не могу уснуть, как начну о вас думать. Наверно, сена давно нет, коровы сдохнут от голода, тогда детей кормить совсем нечем будет, неужели мы с тобой и наши дети будем стерты с лица земли? Люди, живущие поблизости, получают посылки с салом, чаем, табаком. Но они с нами не делятся, едят сами, а мы на них смотрим, и только слюнки текут, потому что не всегда приходит полевая кухня, часто бываем голодные. Плохо, что мы с Василием по-русски не знаем, над нами все смеются, о чем говорят и смеются, один Бог знает, мы не понимаем. Хорошо бы иметь заячьи рукавицы, кээнчи. Но почта, наверно, не дойдет, если даже отправите. Вряд ли выживу в этой войне, в этом огне, поэтому так сильно переживаю за вас, выживете ли вы. Береги детей... ".
Это письмо простого солдата с войны. Такое же письмо мог написать отец моего мужа, дедушка моих детей, свекор Николай Степанович Алексеев. Он ушел добровольцем на фронт в августе 1941 года, оставив в Сунтаре на руках любимой жены Татьяны двоих малолетних сыновей Леву и Колю и приемную дочь Агашу. Добровольцев с вилюйского района было, говорят, 57 человек. Они уходили на фронт пешком (!): шли через Турухту на Мухтую (позже Ленек), где их посадили на баржу. Сейчас такое трудно даже себе представить.
В августе ночи темные, холодные, наверно, они ели нехитрую провизию, жгли костры, чтобы согреться и вскипятить чай. О чем они мечтали, о чем говорили тогда? Конечно же, о Родине, которую надо защищать от фашистов. Конечно же, о нем, Сталине, который "не сдаст" Советский Союз. Без сомнения, говорили об оставшихся детях, женах. Но все они, как один, были движимы огромной любовью к Родине, коли не могли дождаться своего часа, когда призовут, как всех, через военкомат. Думаю, что имена их известны родным, потомкам. Мой муж, Николай Николаевич Алексеев, часто рассказывал своим детям и мне о поступке отца, который достоин быть известным.
Судьба подарила нашему дедушке встречу с родным братом Николаем Степановичем Алексеевым (Отчут) на железнодорожном вокзале Иркутска, перед самой отправкой на передовую. Отчут же шел на фронт по призыву из Нюрбы через Якутск. Братья обнялись после длительной разлуки (один жил в Сунтарах, другой - в Нюрбе), расспросили о делах, родных и дали друг другу клятву, что уцелевший на войне будет заботиться об оставшихся детях. Времени больше не было, всех погрузили в вагоны, и братья расстались навсегда.
Суровое лицо войны
Жизнь в тылу была суровой. Татьяна, до войны активистка, комсомолка, участница республиканского съезда женщин, осталась с двумя сыновьями и Агашей на руках. Муж перед уходом на фронт наказал ей перебраться на его родину, в Нюрбу, где было много родственников, которые жили довольно хорошо. Они все держали скот, слыли трудолюбивыми и хозяйственными. Думал он, что так жена и дети будут более защищены, в случае чего - помогут родные.
Татьяна перебралась в Нюрбу, поселилась в Бодохе. Сказать, что работа в колхозе была тяжелая, значит, ничего не сказать. Работников не хватало, мужчины все были на фронте, так что женщинам и детям приходилось трудиться от зари до зари. Требовалось платить военные налоги, которые были непосильной ношей для колхозников, многие голодали. Даже если держали скот. Случилось так, что однажды по осени Татьяна, молодая и крепкая, спасая колхозное сено, сильно простудилась: вытаскивала скошенную траву из ледяной воды. Как заболела, так она, бедная, больше не оправилась. Так продолжалось до лета 1946 года, когда она тихо скончалась на руках девятилетнего Левы, который один ухаживал за умирающей матерью.
Не стало мамы, крепости. Хоть она сильно болела, но дети были при матери, на глазах. Теперь они остались совсем одни. Чужие люди увезли маму и похоронили. А от папы писем не было с зимы 1942 года. В последнем письме из Смоленска писал, что он -командир роты, что город переходит из рук в руки, завтра будет атака, будут брать город обратно. И пропал, ни слуху ни духу, пропал без вести. Даже "похоронки" не было, потому что он официально не погиб. Но дети считают, что отец, Николай Степанович Алексеев, погиб, защищая город Смоленск. Может, снаряд взорвался рядом, может, прямо угодил под бомбу, может, засыпало землей, когда раненый, без сознания лежал на поле боя. Только никто не знает, где его могила. А могила его везде, где была война.
Дети войны
Как же сложилась судьба детей солдата - защитника Родины? Когда умерла мама, встал вопрос, куда девать сирот.
К счастью, брат отца, Николай Степанович Алексеев (Отчут), вернулся с фронта из-за ранения. У него была жена Ирина, но своих детей не было. Однако в семье уже воспитывалось двое детей-сирот, родственников Ирины. Поэтому селяне решили разделить братьев. Леве было девять лет, его определили в семью родственника, куда он пришел со своей коровой. Не очень отрадно жилось, наверно, Леве в той семье, если после окончания 7 класса он решил искать счастья в другом месте. Четырнадцатилетний мальчик сам забил корову, продал мясо на рынке в Нюрбе, на вырученные деньги купил билет, сел на пароход и отправился навстречу судьбе - в Якутск.
В Якутске он поступил в сельскохозяйственный техникум, но по осени, поняв, что не выживет из-за голода и холода (теплой одежды совсем не было), по совету родственника перешел в речное училище, ставшее тогда родным домом для многих мальчишек-сирот. Там выдавали форменную одежду, кормили бесплатно, была своя кровать в казарме. Это для голодного мальчика, сироты из глухой деревни, казалось настоящим раем. Здесь же Лева стал заниматься спортом, полюбил бокс. Наверно, иногда надо было постоять за себя. Всю жизнь Лева занимался спортом, позже стал судьей по боксу. По своей профессии речника Лев Николаевич Алексеев проработал почти 40 лет, сейчас на заслуженном отдыхе, за многолетний добросовестный труд награжден государственными наградами. С большой теплотой и благодарностью вспоминает ставшее ему домом речное училище.
Что же с Агашей? Ей было 16 лет, совсем девочка, когда умерла мама. Не под силу было одной, без поддержки, воспитать братьев. Много слез она пролила тогда, расставаясь с братьями, думая об их судьбе. А что было делать, не умирать же всем с голоду! Хорошо, что ей повезло устроить свою жизнь. Она вышла замуж за фронтовика Николая Ивановича Данилова, по сей день живут душа в душу, воспитали достойных детей, растут внуки. Агафья Прокопьевна Алексеева, ветеран труда и тыла, для двух братьев и нас, невесток, как мать, переживает, радуется нашим успехам. Дай Бог ей здоровья.
Коле было два месяца, когда началась война. Когда он осиротел, ему было всего пять лет. Многое не помнит. Его взял на воспитание Николай Степанович Алексеев (Отчут), сдержав слово, данное брату перед расставанием на иркутском вокзале. Сегодня можно сказать, что дядя дал ему хорошее воспитание, у него была возможность учиться в школе, окончить ее, получить профессию. Успешно окончив МГУ, стал геологом, защитил диссертацию на соискание ученой степени кандидата геолого-минералогических наук, стал старшим научным сотрудником.
Он человек, который не может соврать в угоду чему-то и кому-то. Известно, что в нашей стране быть честным сродни подвигу. Как геолог он любит говорить, что природу не обманешь, правда всегда восторжествует. К сожалению, в последние годы для геологов полевые работы стали роскошью. Николай всю жизнь изучает нефть и газ, делает прогнозы запасов.
Я часто думаю о судьбах детей войны. По большому счету они – самое обделенное поколение. Они не знали радости общения с отцами, их не ласкали вечерами перед сном, как других детей, не любили как родных. Некому было их жалеть, когда сильный, вертлявый теленок оттопчет босу ногу. Они не жаловались, когда им было зябко и холодно, они просто знали свое место бедного родственника. Им не откладывали вкусненький кусочек за столом (пусть радуются, что вообще сидят за столом, где-нибудь в уголочке). Им не привозили подарков из редких поездок. Они всегда донашивали одежду с чужого плеча. В школе их никто особым вниманием не баловал, потому что слишком много было сирот, слишком была трудна жизнь после войны.
Боль сердца
Поэтому они, дети войны, более скрытные, не жалуются по мелочам, терпеливые, выносливые. И обиженные. Обиженные судьбой. Они помнят, что за них никто не заступался, когда им разбивали нос, когда несправедливо в чем-нибудь обвиняли. Когда болели скарлатиной или корью, метались с высокой температурой в бреду, никто не вставал ночью, чтобы поправить сползшее скудное заячье одеяло и погладить горячий лоб.
Они никогда беспечно не баловались, не играли с ребятами, потому что, как правило, имели обязанности по дому: ухаживали за телятами и коровами, летом заготавливали дрова, носили воду зимой, если повезет, были няньками в приемной семье. Все-таки лучше, чем быть беспризорным. Но радости мало. И это удел целого поколения, чьи отцы погибли или пропали без вести на фронте, защищая тех, кто остался дома, кто выжил после войны, кто вообще ни в чем не участвовал, прикрываясь бронью. Их отцы не думали, что дети будут так обижены, обделены. И продолжают быть обделенными.
Вспомним Бориса Васильева, прекрасного художника. Он сидел за одной партой с Николаем в 1 классе. Оба были тихие, застенчивые, как виноватые. Один из них на уроках все время рисовал, а второй любил решать задачки по арифметике. О том, как жил Борис, много раз писали его друзья-журналисты. У него при жизни даже не было своего угла, "квартиру" он получил на кладбище. А в это время страна с помпой отмечала очередные юбилеи Победы и щедро раздавала льготы ветеранам войны и их семьям. В дальнейшем эти льготы автоматически переходили к их детям, а теперь уже они - для их внуков. Им все время нужны были все новые и новые квартиры, телефоны вне очереди, дачные участки и прочее. Но за эти долгие годы никто и никогда ни разу не вспомнил о детях войны. За долгие годы государство не компенсировало им невосполнимую утрату - гибель отцов на войне. Сегодня им, детям войны, многим уже за шестьдесят. Они не привыкли напоминать о себе, говорить о своих проблемах, нуждах. Они и сейчас, в дни юбилейных торжеств в честь Дня Победы, как бедные родственники на чужом пиру.
"Поэтому так сильно болит сердце от переживаний за вас, выживете ли вы. Береги детей...".