Проснулся утром и решил. Решил уйти из её жизни. Наконец-то, когда она перестала об этом просить – вообще перестала отвечать на смс и звонки, а при редкой встрече лишь сухо поздоровалась. Взял и удалил номера и смс из телефона. Вот так, долго не думая, простым нажатием кнопок.
А запоминать сочетания сложных цифр я никогда не был способен.
Но не обольщайся. Это ничего не значит, и всё, что я говорил и написал так и останется правдой.
Правдой мокрого, пронесшегося по берегу ветерка, оставившего после себя лишь выровненный песок, сломанные ветки, соленую прелесть влажного воздуха.
Просто не хочу тебе мешать жить так, как ты посчитала верно. Без меня.
Безответные смс – это то же, что и чувства к тебе. Знаешь, что они доходят, но не ждешь ни строчки в ответ.
Чувства, после безумной встряски, превращаются в воду. В воду, но не в лед высокогорного озера. Холодную, застывшую в покое. Хотя там, далеко внизу и играет жаркое лето, понимаешь, что в этой воде долго держать руки не стоит. Можно их просто потерять.
Небо на закате с пятнами от серых туч, тихий шепот маряны почему-то напоминают о тебе, а разговор внизу, у подъезда («Да, выйди на улицу, походи по двору. ***, забудь об этой теме») – раздражающие в своей правоте нотации друга.
Цифры и имена, несмотря на их скользкость для моей памяти, всегда играли странную роль в моей жизни.
Простой игрой воображения я взял для замены реальной имени одной (чьи черты уже давно стерлись в памяти) короткое имя из 5 букв для первых своих попыток «играть в писатели», даже не подозревая, какой будет реальный образ настоящей хозяйки этого имени в моей жизни почти через десять лет.
А цифры. Эти отлитые, вычищенные и отшлифованные символы судьбы, играли свою роль. Отражаясь в кубке времени, они принимали причудливые сочетания и формы, уходя и возвращаясь, накладываясь друг на друга.
Цифра четыре, с разницей ровно в десять лет сыграла со мной почти одну и ту же шутку, сделав скидку лишь на возраст и ситуацию.
А друга четная...
Такого-то мабря (Легкое звучание «мая» и «ноября», как подтверждение иллюзорности всего и как отражение сразу двух любимых авторов) я, устав, убежал от проблем совершенно другого характера и вернулся сюда в поисках штиля в голове.
Ровно два месяца спустя, чуть ли не час в час ты, сама того не понимая, вернула мне чувство того, что жить ещё стоит и стоит за неё цепляться. Впервые за долгие серые дни, давно переставшие вмешаться даже в парочку лет.
Я был уверен, что так и застряну в своих «писульках» в периоде до отъезда отсюда, а ты заставила обратить внимание, что есть ещё настоящее, возможно даже будущее...
Убежать сейчас, несмотря на всю сложность ситуации, я не могу, просто, видимо, не желаю. Легче закрываться в своей «клетке», не выходить лишний раз, смотреть на твои глаза на рабочем столе (итог злоупотребления служебным положением и фотошопа), утешать себя тем, что ты где-то рядом, в этих же стенах.
А о лете не желаю даже думать. Ты знаешь, что я его не люблю, особенно днем. А что будет после него – не всё ли равно?
Вернувшись, я готов был скорректировать ход будущей осени в своей жизни. А теперь… А теперь это перестает иметь хоть какое-то значение.
Какая, в общем, разница, где быть осенью. Физическое местонахождение – это всего лишь движение материи во времени. Разница лишь в деталях вещей, в характере занятий и дел, в сложности умозаключений.
Ты не хотела оставлять мне элементы для памяти?!
Мороженное, которое ты не любишь, одиноко стоящее напротив в кафе, в которое мы не успели сходить, тоненькие, холодные пальцы (которые почему-то превратились для неё в символ надежды), переулки, улицы, проспекты, чужие дома, три скамейки, взгляды встречных, «Чеховъ» в конце концов – ты никогда не сможешь отнять у меня даже это.
Интересно, какого цвета были пестрые линии этой кофточки? Так и хочется взглянуть на то лето, отодвинув тяжелые шторы времени. Мозги делают чудовищную загогулину, но уступают…
Я за 40 дней раз 8 ездил домой (170 км. в одну – столько же обратно сторону), не замечая хода своей последней летней сессии, я был занят поступлением младшего. Ещё не застыла помять о потере полугодовалой давности. Позади была последняя, с удовольствием написанная курсовая, но уже несколько месяцев ни строчки не получалось «для себя». После поехал с другом в чуть ли не самый высокогорный населенный пункт Европы, чтобы «поймать новую волну» (Мы её поймали – пройдя сквозь облака, оказавшись выше них).
Бросил пить водку и коньяк – устал. Свадьбы, похороны и прочие заметки жизни впервые превратились для меня в «официальное представление рожи семьи»
Ты же тем летом без особых проблем, но с небольшим волнением сдала выпускные экзамены, зная, что они не последние этим летом. Тело ещё было в школе, но мысли, поиск своего в этом потоке будущего, ощущение новых звуков, цветов – всё уже принадлежало тем стенам, где мы и столкнулись.
Ты много гуляла с подругами, никуда не ездила и ждала…
Легкомысленно относясь к формальной части, одев простенькую кофточку (цветные линии кофточки за лето выцветут, как впрочем, и мои последние голубые джинсы, обретя банальный белый цвет), легкие босоножки, причесав гладко, ещё имеющие естественный цвет и чуть длинные, чем ныне волосы, ты пошла в ближайшее фотоателье. Фотограф долго возился то с аппаратом, то со светом, то с твоим подбородком (Мои руки так и тянуться, пронизывая годы, чтобы помочь ему, заодно желая поправить волосы над правым глазом). Наконец щелчок…
В итоге то, что пройдя сквозь сплетения времени, сотни рук, кучу бюрократических формальностей на углу картонки дошло до меня «на пять минут». Этого мне было достаточно…
Теперь, хоть на секунду поймав эту загогулину я поворачиваю её в обратную сторону, пытаясь найти хоть что-то общее впереди, забыв о последнем нашем разговоре...
И... о чудо, получилось.
Через месяц я бы всеми правдами и неправдами уговорил бы тебя поехать на один день со своими друзьями в древний город, где ты была всего лишь раз, не понимая тогда даже, что здесь витают какие-то невидимые следы, любимые цвета и уголки того, кто с годами не способен будет тебя «возненавидеть», как бы ты этого не желала.
После было бы лето. Я бы и его полюбил, а осень в разноцветном ожерелье всю подарил бы тебе сам. Даже ко дню рождения своему постарался бы отнестись более снисходительно, потому что мы бы до него (совсем рядом) тихо справили бы твоё… Жаль, несмотря на слащавость, эти завитки будущего имели право на жизнь...
Возненавидеть тебя я не могу, да и не вредная ты и никогда не сможешь изменить к себе отношение, как бы ты этого не желала, потому что я этого не хочу, потому что штаммовая фраза «Зараза ты, *** (Кстати, очередная шутка судьбы с именами. Задумайся на миг перед тем, как дописать суффикс своей фамилии – и ты её поймешь), но я тебя обожаю», так и останется лишь заменой (и попыткой уйти от ещё более затертой?!) для всего того, на что не хватает слов, мегабайтов памяти, даже строк в word’е...
Флегматичность наступившего состояния и излишняя жеманность текста, возможно, объясняется лишь бурным ходом событий до этого утра…
Знаешь, возможно, жестокая по отношению к тебе, но самоуспакаивающая ложь в виде мысли о том, что никогда твой ход мыслей больше не будет таким, как до встречи со мной, ныне превращается в незаметный, но бесконечный минус отсутствия тебя в этой пустоте горизонта…
2005 г.