Крещение

Анчик
Вместо пролога.

Странная привычка у нас, у русских: мы меняем жизнь слишком резко и круто. Если мы рвем с прошлым, то рвем основательно, с кровью. Мы меняем стиль, круг общения, мировоззрение, конституционный строй, политические ориентации, религию. И все за раз, все необратимо. Из крайности в крайность. Жалуемся, плачем, не принимаем, но потом смиряемся, притираемся, терпим… А потом, опять новые идеи. И мы опять жалуемся и притираемся. Так было всегда. Вспомнить хотя бы не далекую историю. Как в одночасье мы все стали атеистами и коммунистами, а потом, через 70 лет вдруг все поверили в Бога, почувствовали свободу и стали демократами, практически буржуазией, которую до этого так ненавидели все 70 лет. Все наша жизнь состоит из перемен – радикальных ломок.

Рассвет. Вот истинное вдохновение. Есть ли, что-нибудь на этом свете прекраснее. Ну, разве, что закат. Но закат – это всегда расставание. Расставание с праздником дня; прощание с солнцем. А рассвет – это радость встречи.
Рассвет 4 июня 989 года был особенным. Темно-фиолетовое небо нависло над Заревградом. Лишь тонкая бордовая полоса на востоке возвещала зрелище. Этой ночью княжна Купава почти не спала. Что-то тревожило ее сердце, что-то волновало ее душу. Ближе к рассвету Купава покинула свои хоромы и отправилась в поле. Она всегда выходила в поле, когда хотела подумать. Народ прозвал это поле Стрибожьим, за то, что вольный ветер гуляет в этом поле. «Наверное, во многих княжествах есть свое Стрибожье поле» - подумала княжна.
Люди говорили, что княжна Купава обручена с ветром, или, что ее суженый сам Стрибог*. Уж слишком непокорный нрав. Где-то даже своенравна и спесива молодая княжна. Слишком вольна ее душа и свободно сердце. Поговаривали, что по всей земле нет молодца, который покорил бы да успокоил сердце Купавушки. Только ветру это под силу.
Вот и сейчас не спокойно на сердце. Взгляд устремлен на восток, туда, где багряная полоса все ближе, все шире. И вот она уже кроваво-алая. Княжна с восторгом и трепетом смотрит на расплывающуюся по небу краску. Все шире и шире. И вот цвет уже поменялся на ярко-розовый. Купава, задыхаясь от восторга, закружилась в танце со своим возлюбленным. Ветер играет с ее волосами, ласкает ее щеки. Закружившись, Купава упала на мягкий ковер из трав и цветов. Тут же обожгла ее влага росы. Купава словно нырнула в бездну, она слилась с этой бодрящей, прохладной влагой. Вот оно, блаженство! Ни что так не питает, как энергия земли-матушки. Ни что так не волнует, как созерцание рассвета. Ни что так не успокаивает, как ласковое дуновение ветерка. Купава лежала на земле и смотрела как по небу уже расплывается золотое сияние.
– Да, не зря зовут это княжество Заревградом. Здравствуй, солнышко. Здравствуй, новый день. Что ты несешь с собою? Сегодня день Ярилы*. Да будет праздник!
Купава все лежала и смотрела в небо. Сколько времени прошло она не знала. Только очнуться ее заставил звонкий голосок подруги Весты.
– Вот ты где, я так и думала! Чего тебе не спиться?
– Веста, доброе утро. Сегодня Ярилин день.
– Я помню. Я уже пожелала ему доброго утра. А что это ты с непокрытой головой?
Ах, да! Совсем забыла княжна. Давно завели они обычай в Ярилин день головы венками покрывать. Не сплела она венок из утренних цветов. А вот Веста не забыла. Ее светлую головку уже венчали ромашки да васильки.
– Какая ты рассеянная, - Засмеялась Веста и одела на подругу венок, который сначала прятала за спиной.
– Спасибо родная, - Купава поцеловала Весту и подруги, взявшись за руки пошли поклониться Яриле.
В золотом свете кумир Ярилы казался таким прекрасным и величественным, как будто он был единственным, верховным богом.
– Каков красавец наш Ярик – произнесла Веста, положив к ногам кумира букет только что собранных, еще не распустившихся, полевых цветов.
– Побольше уважения, Веста. Какой еще Ярик! Это все-таки бог – Ярило, - одернула подругу Купава.
– А кто спорит?! Конечно бог, но это не мешает быть ему красавцем. К тому же, я называю его так из любви. Если он бог, то его и назвать ласково нельзя? Я вот стану его жрицей и буду называть его ласково – Ярилушка.
– Смешная ты, - улыбнулась княжна, - Какая из тебя жрица?! Ты замуж выскочишь, не успеет Даждьбог у Коляды нагоститься*.
– Как же я «выскочу» замуж, если братец мой, единственный, кто на свете у меня родной остался, в Новгороде живет-поживает. Другого бога он теперь почитает. И не даст благословения на замужество с язычником. А за другого я сама не пойду.
– Веста, душа моя, не стоит так печалиться. Ведь у тебя есть мы – я и брат мой Радомир, ты же нам как родная. Георгий, уезжая на службу в Новгород повелел Радомиру как за родной за тобой присматривать.
– Присматривать-то, присматривать, а замуж меня только Георгий благословить может – Веста грустно всматривалась в даль; в глазах ее отражалась невероятная тоска, – Так что буду я жрицей, пока не спалят капище наше вместе со мной.
– С чего это ты решила, что наше капище спалят?
– Другой бог уже на Руси. Занял он сердца русичей. Никто уж и не вспоминает про Перуна Сварожича, про Макушу*, да про Ярилушку нашего. Как рубили идолов-то в Новгороде, как капища жгли в Чернигове…
– Не смей говорить так! – Купава не дала договорить подруге и посмотрела на нее так, что у той похолодело сердце, - Не смей! Владимир крестил Русь, да только не все подчинились ему. И пожарищами дух наш не сломлен. Пока бьется сердце Радомира, пока мои очи встречают рассвет, будет Заревград на своем стоять. Не отречемся мы от богов наших, пусть Владимир делает, что захочет, да только не свергнуть ему Ярилу, не поработить дух наш свободный.
– Тихо, тихо. Никто в Заревграде и не думает иначе. Но, неужели, ты думаешь, что Владимир оставит нас в покое? Слава о Заревграде далеко распространилась. Не зря же княжество наше так зовется. Ближе всех мы к утру ясному, солнцу красному. И выходы к соседям у нас свободны. Лакомый кусочек для Владимира наша земля.
– Не бывать этому! Георгий нас защитит, замолвит словечко. Он хоть и православный теперь, и язычество отверг, но помнит ведь он, что здесь родная для него земля. Да и не мог он забыть батюшку с матушкой, как они пострадали за веру свою.
– Уж я-то точно не забуду. Я чувствовала, что не следует ехать им в Чернигов, - Веста замолчала, по щекам потекли слезы, - знала я, что не вернуться им от туда.
– Полно, Веста, не печалься. Сегодня праздник Ярилин. А родители твои теперь наверняка отдыхают в Ирии*.
Подруги еще немного постояли перед кумиром и отправились в хоромы готовиться к предстоящему пиршеству.
Весь день в Заревграде царила суета, девушки торопливо плели венки, молодцы гадали, кому же чей венок достанется. Ведь на Ярилин день так полагается: оденет девушка венок на молодца – сердце свое перед ним раскроет, а, ежели, он в ответ оденет – он ее суженый, тут и свадебка не за горами. А не захочет девица сердечка раскрывать – положит венок Яриле.
– Что-то Веста сегодня печальна, - молодой пастушок Мирослав подсел к девушке, - праздник сегодня, а ты грустишь.
– Да, так просто, - Веста улыбнулась, - а ты меня веселить пришел?
– Могу и повеселить, что для тебя сделать?
– Женись на мне. Я шучу, не смотри так.
– Да, я с радостью, только ты мне сегодня венок одень.
– Нет, тебе не одену. И ни кому не одену. Отдам Яриле.
– Почему? Пол княжества только и мечтают об этом, а ты так сурово – Яриле.
– А я Ярилу люблю. Буду его жрицей.
– Ну вот, а то женись, женись.
– О чем это вы тут? – Радомир как всегда широко улыбался, - Веста ты подаришь венок Мирославу?
– Нет. Яриле.
– Ну вот, опять. Когда же я вас замуж отдам.
Праздник уже начинался. Народ, с трепетным волненьем, толпился у кумира. На пригорок вышел князь Заревграда Радомир.
– Други мои верные, жители Заревграда. Сегодня наш великий праздник, день нашего покровителя Ярилы. Сегодня мы будем веселиться, петь, плясать, хороводить. Сплели девушки венки, готовы открыть сердечки? Так воздадим же хвалу Яриле.
Над Заревградом поплыли звуки протяжной песни, то была песня-хвала Яриле. Славно начался Ярилин праздник, славно продолжался. На исходе дня завершилось празднование. Ох, и много пар сложилось, ох, и богата осень на свадьбы будет!
– Ну, что сестрица, как тебе сегодняшний «урожай»? – Радомир лениво потягиваясь, плюхнулся на траву.
– Да, праздник удался на славу. Но тревожно мне.
– Что случилось?
– Сегодня на Стрибожьем поле я наблюдала рассвет. Ты не представляешь какое это было зрелище. Я, пожалуй, никогда не видела такого. Как будто небом сегодня завладел сам Хорс*. Оно пылало.
– Ну и что. С каких это пор тебя тревожит красивый рассвет?
– Я же говорю тебе, я никогда не видела такого рассвета! Он был не просто красный. Он был кровавый. Не к добру это. Чувствует мое сердце.
– Купавушка, милая моя, я знаю, что ты не такая как все. Что ты можешь говорить с богами, что тебе сам ветер подвластен, как мне говорили, но все равно, не стоит так переживать. Я не думаю, что что-то должно случиться. Кстати, если, что и произошло, то это благие вести. Я забыл тебе сказать, только что прискакал гонец из Новгорода, от Георгия. Я пока не успел его расспросить. Он сказал это не спешно. Поэтому я отпустил его отдыхать, а завтра он нам скажет новости от брата нашего названного.
– Уж не знаю, благие ли вести он нам привез.
– Ну, перестань, сегодня был такой хороший день, пошли, спать пора.
Купава очень плохо спала ночью и под утро, не выдержав, пошла на Стрибожье поле. В предрассветном затишье было что-то зловещее. Сердце Купавы сжималось непонятной тоской. И ни на минуту ее не покидала мысль – «что-то будет, что-то случиться».
Наконец-то дождавшись пробуждения брата, Купава стала расспрашивать его.
– Ну, как? Что сообщил гонец? Какие вести?
– Купава, успокойся, я еще не говорил с ним, вот сейчас пойдем вместе и расспросим его обо всем.
Радомир в своем княжеском облачении величественно вышел в зал, где его уже ждал гонец из Новгорода. Купава шла за братом, стараясь не упустить не одну мелочь.
– Ну, говори же, какие вести ты нам привез от Георгия, брата нашего названного.
– Повелевает Георгий свет Ярославович сестре своей Весте прибыть в Новгород и принять Бога нашего Иисуса Христа. А так же Веста, сестра его обещана князю Мстиславу, ближайшему другу Георгия свет Ярославовича.
– То есть как повелевает, как это обещана. Радомир, я ничего не понимаю, о чем говорит этот несчастный, он верно совсем плох, из ума выжил! – Купава судорожно соображала, но ничего не могла придумать. Новость настолько поразила ее, что она просто не могла собрать слов и мыслей, чтобы выразить свое негодование.
– Подожди, я сам плохо понял о чем речь. То есть Георгий нашел Весте жениха, хочет выдать ее замуж насильно без ее согласия и ведома и хочет крестить Весту? Я так понял твои слова?
– Я всего лишь говорю то, что мне было велено, - гонец и сам был не рад тому, что сказал, но не его это забота. Велено – передал.
– Ты принес плохую весть, но с тобой ничего не случиться. Ты пойдешь обратно и скажешь Георгию, что Весту мы ни куда не пустим. Пусть сам приезжает.
– Не добро начинается день. Я знала, что что-то будет.
– Рано еще суетиться. Вот Георгий приедет, тогда и посмотрим. Пока Весту предупреди. Только не пугай ее, ни к чему нам смуту сеять.
Узнав о намерениях брата Веста побледнела, и тихо промолвила:
– Будь что будет. Он мой старший брат. Родичи наши давно в Ирии. Не кому, кроме Георгия мою судьбу решать.
– Как это не кому?! А мы кто тебе! Ты выросла с нами. Радомир тебе брат и он тоже может повлиять на твою судьбу, - Купава прекрасно понимала, что единственный человек , имеющий на что-либо право, был Георгий; он единственный родной человек Весте, и как бы не любили ее другие, все же кровь в них разная, - Неужели ты отречешься от веры нашей, от Ярилы, от Перуна? Неужели пойдешь за немилого?
– Да, лучше я в омут брошусь! Но как я могу против брата пойти?
– Очень просто. Ты свободная девушка, и никто, даже брат, не может тебя заставить изменить веру.
– Я не изменю веру. Ни за что. Никогда я не отрекусь от богов наших, никогда я не отвернусь от Ярилушки!
Прошло несколько дней, несколько сумрачных, долгих дней. Веста почти не отходила от кумира Ярилы. Эта тревога передавалась всем жителям Заревграда. От Георгия не было вестей. И вот спустя восемь дней к граду подъехала небольшая дружина. Радомир приветствовал гостей, по всем обычаям, проводил в палаты, усадил за стол и начал было расспрашивать, да гости сами все сказали. Купава была рядом, и от того что сказал гость у нее похолодело сердце. Гостем оказался тот самый ближайший друг Георгия князь Мстислав, которому «была обещана» Веста. Князю этому на вид было лет девяносто, зато он был «богат и почитаем».
– Георгий очень боится за свою сестру. Ваш град – один из немногих, кто до сих пор поклоняется языческим богам. И это, поверьте мне, не на долго. Я это говорю, чтобы не обидеть вас. Но дядя князя Владимира Добрыня уже побывал в разных городах, так же как в Новгороде, вы знаете, да*? Он и сюда приедет. Кто остановит его?
Купава не стала слушать дальше, ей стало все ясно. Она осторожно вышла и пошла к подруге. Веста уже знала, что этот престарелый богатырь – ее суженый. Немного успокоив Весту Купава решила, что пора действовать.
– Я поеду к Георгию, стоит посмотреть ему в глаза и он все поймет. Может, он действительно добра тебе желает, но не понимает, что выдать тебя замуж за старика – это не выход.
Купава быстро собралась в дорогу. Попрощалась с Вестой, Радомиром и отправилась в путь.
Путь до Новгорода был не близким, но на удивление спокойным. Прибыв в Новгород, Купава без промедления отправилась к Георгию. Но не застала его. Ей сказали, что он поехал по делам в Киев и будет не позднее чем через пару дней. Это огорчило Купаву. Но она решила ждать. Чтобы время летело побыстрее, Купава решила посетить бывшее капище. Увиденное, вызвало у нее щемящую тоску. Выжженное место, как будто клеймо. На месте славного Перуна огромная яма.
– Что, девонька, поплакать пришла или не налюбуешься? – Купава услышала голос из-за спины, она медленно развернулась и увидела перед собой старушку.
– Да чем же здесь любоваться, бабушка?
– Как же? Свергли Перуна Сварожича, а теперь радуетесь.
– Да нет. Не до радости мне. Я, матушка, от веры не отступница. Я княжна из Заревграда – последнего хранителя веры предков наших.
– А об этом молчи, девонька. Еще прознает кто! Не гоже будет княжне в темнице сидеть. Пошли-ка лучше ко мне, потолкуем о том, о сем.
Узнала Купава от старушки этой о беде, которая случилась здесь. Как люд честной в веру «истинную» обращали. Как Перуна рубили, как капище жгли. Больно сжалось сердце Купавушки, беду почувствовало.
– А не знаешь ли ты, бабушка, брата моего Георгия?
– Как не знать. Он, ведь, первый Добрынин помощник был.
– Врешь. Георгий принял веру христианскую лишь разумом, но не сердцем, не забыл он наших богов!
– Может и не забыл, да только велел ему князь во всем слушаться Добрыню, и слушал он его.
– А сейчас Георгий в Киеве?
– Я слышала, что он на восток поехал, земли русские осматривать.
Еще больше сжалось сердце у Купавы. Простилась она со старушкой и отправилась домой. Все казалось ей, недобрые вести ждут ее дома. Уже издали поняла Купава, что, что-то произошло в Заревграде. Небо не доброе, темное, грозовое. Вороны кружат над градом. Спешилась Купава, отпустила поводья и вошла в град. Перед глазами ее оживал рассказ старушки. Сожженные избушки, плач, стоны… Купава вбежала в терем и окончательно убедилась в том, что здесь уже побывали «воины новой веры». В углу сидела сенная девушка Малуша и тихо плакала.
– Что произошло? Впрочем, нет. Молчи, я догадываюсь. Где Веста?
– Ее увезли в Новгород, - всхлипнула Малуша, - Не посмела она портив воли брата пойти.
– Георгий сам был здесь?! – уже догадалась Купава, - А Радомир, он ничего не смог сделать?
При этих словах Малуша разревелась в голос. У Купавы остановилось сердце.
– Что? – прошептала она.
– Нету больше князя нашего, солнца ясного. Сгубили соколика… Пал он в битве с богатырем Новгородским…
Купава вышла на улицу, причитания Малуши было слышно на весь град. Казалось, что ночь спустилась на Заревград и затмила все. Люди ходили как тени. Княжна увидела перед собой выжженную поляну и маленький пенечек – то, что осталось от Ярилы. Был виден след от того, как его тащили, видимо к реке. Хотя, навряд ли. Из реки его можно выловить, а этого не допустили бы. Купава упала на колени и тихо заплакала. Она не хотела плакать, но слезы сами текли по щекам, не хватало сил их остановить. Она вспоминала все счастливые дни, которые она провела здесь, в Заревграде, у кумира Ярилы. Она вспомнила день, когда они с Радомиром, еще совсем дети, бегали по Стрибожьему полю. Тогда Радомир, девяти лет от роду, сказал: «Я буду князем, но никогда не женюсь. Моей возлюбленной будет только Магура. Однажды, на поле боя она поцелует меня и я отправлюсь в Ирий*». «Дурачек», - ответила Купава – «А как же наследники». Потом, в день свадьбы Радомира, они весело вспоминали тот день. И сейчас молодая княжна вспоминает его. «Ну, вот, милый братец, ты и получил последний поцелуй Магуры, и наследника оставил. Уж я позабочусь о нем. Вырастет Данилушка – княжить в Заревграде будет».
Купава прошлась по граду, вышла в поле и стала думать, как жить дальше. Она не заметила как к ней подошел Мирослав. Было видно, что он тоже не отсиживался в хоромах, когда в Заревград пожаловали нежданные гости.
– Что скажешь? Что делать теперь будем?
– Георгий велел передать тебе… - Мирослав вздохнул, он явно не хотел этого говорить, но было надо, - Нам дали срок – неделю. Если за неделю мы не «одумаемся» и не поменяем веру, Заревград сожгут до тла. Если же мы примем все, то они «сохранят нам жизнь и более того поставят на княженье младенца Даньслава». То есть пока Данилушка младенец, княжить будешь ты, а потом и он.
– Так оно и будет княжить будет Даньслав, только от веры отрекаться мы не будем. Если мой народ боится и хочет подчиниться Киеву, я пойму, но в Заревграде им не будет места.
– Нет. Никто из Заревграда не отступится от богов наших предков. Мы с тобой. А суждено погибнуть – быть тому.
Мирослав ушел, а Купава долго сидела и всматривалась в небо. Не доброе оно, не доброе. Близилось время заката и небо окрасилось в кровавые оттенки.

Вместо эпилога.

Как много всего странного, интересного, где-то страшного преподносит нам история. Перелистывая учебники истории можно найти следующие факты: крещение Руси произошло «в рамках 988 – 990 гг. Затем новая религия стала распространяться, частью мирно, а кое-где и в результате кровавых столкновений, по всей Руси. Была утверждена русская митрополия… Таким образом, принятие христианства приобщило Русь к сокровищам мировой культуры». Города русские пали под натиском новой веры. Но кто говорит, что все без исключения подчинились? Конечно, фактов о «выжигании непокорных городов» тоже нет. Но кто-нибудь слышал о Заревграде?
К слову сказать, спустя почти 1000 лет (930, если быть точными), уже старая и вполне твердо установившаяся религия, подверглась тем же испытаниям. Возможно, в отместку за выжигание капищ, за «вырубки» кумиров, и рубили кресты, жгли храмы «воины новой веры».