Я во сне чинарой тосковала... ты туманом нежно обнимал...
Шелестела листиками : мало... Ты исчез, не слышал, не узнал......
- Ах, ты моя бедняжка… не грусти, красавица, скоро, уже скоро, - приложил почти чёрную от земли и безжалостного солнца ладонь к испещрённому временем лбу, устало посмотрел на горы, - видишь, вершины нарядились в праздничные белые бурки? Согреются – поделятся и с нами тишиной и туманами… Что ты вздрагиваешь? А-а-а… понимаю… хорошо, хорошо… туман – это только он, а остальное – случайные облака...
- Дед, ты опять с чинарой разговариваешь?
- Конечно, внучек, она ведь живая, чинара - то… В ней и человечности больше, чем в ином двуногом существе… Дышит, волнуется, болеет, любит…
- Любит? – засмеялся, запрокинув голову и обнажив перед небом временное богатство – крепкие молочные зубы, - как же дерево может любить? А почему тогда чёрствых людей называют… этими… ну, как же это… вот бабушка вчера, когда ты отказался с ней к реке пойти, как тебя назвала?...
- Э-э-э… милый, твою бабушку послушать, так все мужчины вместе взятые – непроходимый дремучий лес… понимать должен, где истина, а где пустые слова, на истощённой земле выращенные… женщин надо слушать, обязательно надо… чтобы лишний раз убедиться в своей правоте… молодо-зелено… постигать тебе эту науку и постигать… а всё равно в старости «чурбаном старым» окрестят, - улыбнулся в седые усы, видя, как силится маленький джигит сохранить серьёзное лицо. – Что смеёшься, пострелёнок? Вот я тебя!...
Мальчонка не выдержал и залился чистым, как нетронутый родник, смехом. Бросился к деду на шею, замер, как будто пытался запомнить на всю жизнь и этот родной запах, и тепло щеки, и сам миг необыкновенной близости душ.
- Нет, деда, я всё-таки не понимаю… вот я… люблю тебя, бабушку, маму с папой, Джульбарса, котёнка рыжего, что у соседской кошки родился на прошлой неделе,- смутился: вдруг дед заподозрит его в излишней нежности, - а чинара? У неё же и сердца нет совсем.
- Расскажу я тебе одну историю… а ты сам решай, есть оно, сердце, или нет…
Чинара вообще редкое дерево. Гордое. Статное. Трепетное. А эта была и вовсе особенной. Мечтательницей. Не от мира сего. Дубы, ухаживая, забрасывали её желудями… Да куда там! Разве замечала она эту суету? Задумчиво волновалась точёными листиками, устремляя ввысь загадочные свои думы. Соседние деревья сочувственно перешёптывались:
- Что с неё возьмёшь? Дикая, ненормальная… Даже белки - нечастые гости на её стволе.
Чинара не обращала никакого внимания на пустой шелест. С некоторых пор её волновало одно обстоятельство, разгадать которое никак не получалось: она вдруг стала замечать, что, стоит опуститься туману, её охватывает необыкновенное чувство: неги, тоски неведомой и сладкой, печали, переполняющей её хрупкую душу, желания умереть и возродиться… и… ревности, необузданной, неуправляемой, слепой, когда туман возвращался в горы…
- Что со мной? – думалось ей,- это так странно, так мучительно и так прекрасно… Я перестала любить солнце. Голубизна неба пугает меня. Кто сказал, что туман – серый? Он серебристый и лёгкий, как дыхание одинокой вершины, он нежный и мягкий, подобно новорождённому облаку… и мне кажется, что я его знала раньше… давно… в другой жизни…
И так изо дня в день, томясь и страдая неведением, отходила чинара ко сну, тревожному и мнительному, как её неспокойное сердце.
Месяц тоже был одинок и мечтателен. Грустно лил он свой свет на вздрагивающую во сне чинару и не знал, чем её утешить. Выручила забавная маленькая звёздочка, появившаяся на небосводе совсем недавно. Она была смышлёной и дерзкой. Мало кто отваживался вторгаться в печаль задумчивого месяца. А у неё это получилось непринуждённо и наивно, так, что и сердиться-то не было сил.
- Послушай, месяц… я знаю, что тебя тревожит. Младшие не дают советов старшим. Считай, что я просто разговариваю сама с собой, а ты – случайный свидетель, - и стрельнула в него хитрым лучиком. – Так вот. Ты видишь страдания только чинары. А я, когда была совсем маленькой , и сил подняться так высоко ещё не хватало, ночевала в облаках и видела многое из того, на что внимания твоего не достаёт. В горах живёт туман. Да, да… тот самый… скрывающий твоё величие и мой зарождающийся блеск… Однажды он плакал во сне росами, и я поняла, почему… Да и то не сразу, а лишь тогда, когда на рассвете до меня донёсся тихий и обречённый вздох чинары… И вот о чём я подумала… Ты всесилен. Дай им возможность вспомнить. Прошлую жизнь. Забытую нежность. Друг друга…
- Но как? Как?...
- Очень просто. Сон. Один на двоих. Всего лишь…
Ночь… Небесные сообщники в тревоге. Ожидание изматывает. Надежда поёт колыбельную – тщетно…
- Это ты? Ты?... Вот почему мне так светло, когда другие хмурятся, вот отчего и вне солнца поёт душа моя… Я узнала тебя… где же ты был так невыносимо долго? …где?...
- Я искал тебя… я обогнул миллионы склонов, вглядываясь в чужие станы… я познакомился с тысячей крон, пытаясь найти единственную… Каждый твой лист – совершенство, каждая ветвь - воплощение грации, само существование твоё – блаженство …
Осмелевшая звёздочка уселась на край месяца, подперла тоненькими лучиками светящиеся щёчки и радостно вздохнула. Месяц обнял соратницу – шалунью и улыбнулся:
- Какие мы с тобой, всё-таки, молодцы…
- Аха, - вторило начинающее светило, - особенно я… оййй… то есть…. зато честно :)
- Дед… дед… а что было дальше?
- Дальше? Дальше …. А дальше остановилось время. Так всегда бывает, когда любовь обретает гармонию. Чинара ждала свой туман, туман, возвращаясь, кутал её невесомостью. В эти редкие мгновения Вечность венчает судьбы…
- Деда, ей плохо сейчас, да? Она же не любит солнце…
- Нет, не плохо… Ей невозможно… каждая секунда, приближающая встречу, растягивается на тысячелетия…
Проснувшись на следующее утро, мальчик выбежал в сад… Увидел деда, сидящего на любимой лавке у чинары. Туман! Он пришёл. Всё случится…
- Ты спишь? Да? С открытыми глазами? Бабушка говорила, что ты так уме… Дедааа! Нееет!! Так нечестно! А я? Как же теперь я?! Без тебя?.. - упал на землю, до изнеможения стуча по ней кулачками… слёзы закончились, руки онемели, первый раз робко, но настойчиво его окликнула взрослость…
Прошли годы… Мальчик вырос… Потерял наивность, приобрёл мудрость… Построил дом… Подарил миру сыновей… Посадил чинару…
- Дед, ты опять с чинарой разговариваешь?
- Конечно, внучек… Она ведь живая, чинара-то…