Я взял с полки еще одну книгу и кинул ее в костер. Книга упала прямо посередине костра и успешно его погасила. «Война и Мiр» - гласила надпись на обложке.
- Откуда в этой дыре мог взяться Пушкин? – спросил меня Писатель.
- Пушкин?
- Ну да. «Война и Мiр»
- Не знаю.
Обстановка совсем не располагала к разговору. Мы находились в глухой тайге за сотни мильонов километров от человеческого жилья и не ели уже двое суток.
- Блин, сколько мы уже не ели? – спросил меня Писатель.
- Двое суток. – ответил я.
- Поесть бы кого-нибудь! – сказал Писатель и плотоядно покосился на Григория Ивановича.
- Угумс! – сказал Григорий Иванович и плотоядно покосился на Писателя.
Пока они плотоядно косились друг на друга, я успел смастерить из подручных материалов винтовку «Сайга» и горсть свинцовых пуль из желудей, подстрелить пару куропаток, зажарить их и съесть. Потом я сел в кресло-качалку, устроился поудобнее, взял с полки засаленный томик Шиллера и проковырял в нем ногтем дырку, после чего поставил книгу на место.
- А ничего, жить можно! – сказал Писатель. – Помоги мне освежевать тушу убитого мною животного!
Я подошел к нему и помог стянуть с животного одежду.
- Пидоры! – сказало животное, превратившись в Григория Ивановича.
- Я в этом не участвую! – сказал я, сделав вид, что просто прохожу рядом, и для вида пнул Глеба Альбертовича, который мирно посапывал в обнимку с медведем-гризли.
- Какого хера, нах? – возмутился невозмутимый Админов и выколол медведю-гризли оба глаза. – А теперь иди, попарься в баньке! – орал он, заталкивая бедное животное в микроволновую печь.
Медведь никак не мог поместиться в микроволновой печи и жалобно скулил.
- Ниче, сцуконах! Щас я тебя зазипую и поместишься! – сказал Админов и потащил медведя к кустам.
Прошло приблизительно минуты две, а может полчаса, когда из кустов, покачиваясь под тяжестью живота, постоянно облизываясь и сыто порыгивая, вышел Глеб Альбертович.
- Убег! – сказал Админов. – Убег, нах! – добавил он и грузно сел на гюрзу.
Аннеймд уже который час возился с игрушечной рацией, пытаясь вызвать нам помощь. Нежелание рации работать приводило Плейера в неимоверное бешенство – он уже дважды предпринимал попытки проглотить рацию, и трижды – откусить часть ее. Но каждый раз он успокаивался и потом довольно долго просил у рации прощения. Нежелание рации простить его приводило Плейера в жуткое бешенство!..
Так бы мы и просидели здесь, наверное, всю жизнь, если бы действие травки не кончилось.