Работа у нашего брата беспокойная — все норовим угнаться за событиями, чтоб пригвоздить их к газетной полосе. Однако и на нашей улице случаются иной раз маленькие праздники, очень скрашивающие повседневную суету. Пришлют, к примеру, в редакцию пригласительные билеты на премьеру, куда обычным путем попасть невозможно (благодаря такому билету я смогла, уже живя в Израиле, посмотреть ленкомовский спектакль «Юнона» и «Авось», о чем в России мечтала много лет). А то вдруг какая-нибудь фирма или организация решит устроить презентацию. И тогда газетные полосы подождут. Ибо наступает день, когда можно немного расслабиться и пообщаться с коллегами не в нервозной обстановке пресс-конференции, а в приятном месте, за бокалом доброго вина.
Кстати о вине. На сей раз приглашение для журналистов поступило с Голанских высот. Итак, винодельня на Голанах близ Кацрина, куда нас доставили самолетом; посвящалось же действо вину «Кацрин», производимому нечасто - всего-то раз в четыре года. В обычном магазине такого не купишь, бутылка может стоить до трехсот шекелей, и завозят его в приличные рестораны и особые лавки, где продаются весьма недешевые вина.
Репортаж из междубочечного пространства\
Все это слегка напоминает театр. Вообразите себе сцену, декорированную рядами бочек, сложенными в несколько ярусов. В зале полумрак. Свет выхватывает передние бочки, остальные уходят в перспективу и теряются во мраке. В центре микрофон, левее столик, покрытый белой скатертью. На нем девять пустых бокалов: пять средних и четыре больших. В зрительном зале - также устланные белоснежными скатертями столы. На столах бокалы, в том же соотношении, что и на сцене. И керамический бочонок (о его предназначении чуть позже).
Зрители (в данном случае журналисты, приглашенные на презентацию) рассаживаются по местам. На сцене появляется главный винодел по имени Виктор. Легкий акцент выдает в нем американского еврея. Начинается основное действо — дегустация. Виктор берет в руки бокал, вспоминая, какая погода стояла на Голанах в ту пору, когда созревал виноград; чем прохладней зима и дольше идут дожди, говорит он, тем лучше вкус вина.
Сначала в ход идет белое «Шардоне», затем дело доходит до красного «Кабер¬не». Отведав и оценив продукт, Виктор изящно сплевывает в керамический бочонок, в то время как большая часть зрителей употребляет пробы по назначению. А вы бы иначе обошлись с напитком 13-летней выдержки, бутылка которого стоит три сотни шекелей?
Моим соседом по столику оказывается невысокий брюнет в безупречном костюме и галстуке, с перстнем, украшенным большим черным камнем. Гиль Атлан, «гастрономический советник», как свидетельствует визитка. Гиль консультирует в Израиле владельцев дорогих ресторанов, советуя, какое именно вино им следует закупать и где.
- У этого вина, выпущенного в 2000 году - указывает он на третий по счету бокал, - отменная перспектива. Пожалуй, оно затмит вино тринадцатилетней выдержки, - жест в сторону бокала номер один. Далее следует цепочка доказательств, и все это произносится со знанием дела.
- Гиль, ты способен прочитать биографию вина, не глядя на этикетку? - спрашиваю я, уточнив, может ли он определить, откуда оно - из Прованса, Тосканы или с Голан, - основываясь на одной только пробе?
- Таких специалистов, умеющих рассказать о вине решительно все, не глядя на этикетку, в мире насчитывается от силы десять человек. Это дегустаторы экстра-класса. Я к ним не отношусь, но могу судить о качестве вина, его потенциале, - отвечает Гиль. - Поэтому к моим услугам прибегают владельцы дорогих ресторанов, куда наведываются гурманы и ценители.
Тут мне вспомнилось, как лет пять назад в таком вот супер-ресторане я ужинала с одним американским ученым, живущим с некоторых пор в Израиле. Он заказал французское вино, назвав официанту провинцию, где имеет честь произрастать виноградник, и год изготовления напитка. Когда же бутыль была доставлена и официант, как это принято в хороших ресторанах, предложил моему знакомому продегустировать нектар, американец, пригубив вино, укоризненно покачал головой:
- Провинция действительно та, да год не соответствует. Это вино выпустили на пять лет позже.
Тотчас, рассыпавшись в извинениях, явился хозяин: дескать, вино, о котором вы говорите, кончилось у нас на прошлой неделе, но могу предложить вам бутылочку дивной выдержки из непревзойденных погребов Прованса - первый бокал за счет заведения.
Наблюдая за этим «развратом», я вспоминала старый добрый анекдот о новых русских, которые, едучи в такси, обсуждают прием в иностранном посольстве, где царил форменный ужас - шутка ли, к десерту были поданы не специальные вилочки, а тривиальные чайные ложки. Таксист, выслушав этот возмущенный диалог, испуганно спрашивает новых русских: «Мужики, а ничего, что я к вам спиной?»
В общем, я чувствовала себя тем самым таксистом. А теперь вернемся на Голаны, где уже наступает антракт, отделяющий дегустацию от обеда. И снова покрытые белоснежными скатертями столы, но уже под палящим солнцем (и кто только до этого додумался!), зато напротив развалин древней кацринской синагоги. Обед, как выяснится позже, подадут аж через сорок минут, а пока мы чешем языками. Шалом Блайер, начальник винодельни, очевидно, уловив мой русский акцент, начинает рассказывать, как однажды на Голаны наведалась делегация из России. С дегустации все вышли покачиваясь: десять проб - литр вина на душу. В бочонки, естественно, не сплевывали. Но вот что гостей изумило больше всего: краники на бочках в хранилище не запираются на ключ, а работники - о, чудо! - трезвые. В России на винзаводе, поведали гости, остаться с бочкой наедине невозможно. На каждой таре - по два замка. Причем ключи от них - у двух заведующих производством.
Мне в связи с этим курьезом припомнилась одна поездка двадцатилетней давности, проходившая под знаком «шила». Что сие означает — читайте в следующей главе.
Глубокое погружение\
Это случилось в советские времена. Я работала в редакции городской газеты, и в один прекрасный день редактор решил послать меня куда подальше, а именно на Крайний Север - туда отправлялась комсомольская делегация - навестить подводников, несущих службу на лодке, названной по имени нашего города. Я, по замыслу редактора, должна была это знаменательное событие осветить. Помню, что оформление одних только допусков в зону Северного флота заняло чуть ли не две недели. Мы прилетели в Мурманск, откуда нас на машинах повезли в Североморск, а затем доставили в Полярный. Первые впечатления: черные матовые спины субмарин в гавани, похожие на сбившихся в стадо китов. Воздух пропитан сладким вишневым запахом. Откуда здесь вишня? Правда, сейчас разгар полярного ЛЕТА, и солнце светит даже ночью, но всюду ведь снег.
Секрет вишневого запаха открылся мне в первый же вечер.
- Морячки вас ждали, - сказала горничная в гостинице, представлявшей собой домик, сложенный из щитов, - с самого утра варили «шило», весь поселок им пропах.
- А что такое «шило»?
- Наш фирменный напиток. Спирт, сваренный с вишневым сиропом, да ты сегодня на банкете его попробуешь, только осторожнее, все-таки крепость куда как поболе водочной. Из-за вишневого сиропа сразу и не разберешь, а потом раз — и отключка.
Банкет проходил на крейсере. По этому случаю даже явился контр-адмирал Северного флота - большой грузный мужчина в красивом черном кителе. Он поцеловал дамам ручки (кроме меня в составе делегации была еще одна женщина - ткачиха с городской фабрики), произнес традиционную в таких случаях речь и вскоре удалился. Как я потом узнала от моряков, причиной столь скорого ухода было ЧП: подводников, высадившихся на берег для дозаправки в некоей африканской стране, побили в местном пабе английские моряки.
Помня совет горничной, я пила «шило» с осторожностью, отмечая, что вкус у него просто божественный. А вот с первым секретарем горкома комсомола, возглавлявшим делегацию, случилось то, о чем предупреждала мудрая женщина: напрочь вырубился, и четыре подводника незаметно вынесли его с банкета, чтобы доставить в гостиницу.
Наутро мы провожали в десятимесячный поход ту самую лодку, что носила имя нашего города. Субмарина медленно выходила из гавани, команда стояла навытяжку на палубе, подводники вскинули руки. Глава нашей делегации, находившийся, судя по цвету лица, в тяжелом похмелье, решил поприветствовать моряков на особый манер, свистом - сунул два пальца в рот и немедленно сблевал за борт. К счастью, подводники этого не видели, они были уже достаточно далеко. Лечили комсомольского вожака водочкой с соленым огурцом, после чего он отважился даже совершить с нами прогулку в Баренцевом море на борту подводной лодки, организованную принимающей стороной. Но любое упоминание о «шиле» вызывало у руководителя делегации сильнейшую дрожь в конечностях. Так что на прощание мы пили этот коварный напиток уже без него.
Кстати о вишне на спирту. Вспомнилась мне еще одна история из моего детства. В белорусской деревне, где мы с сестрой и кузеном проводили обычно летние каникулы, цвели вишневые сады, и фирменным напитком были, натурально, настойки из вишни, стоявшие в каждом доме в огромных десятилитровых бутылях. (В том числе, разумеется, и в доме нашего деда.) В июне, когда мы приезжали в деревню, вишен на деревьях еще не было, они поспевали месяц спустя, а настойки в преддверии нового урожая обычно уже заканчивались, и бутыли стояли порожние, с остатками пропитанных спиртом ягод на дне. Однажды мой кузен, которому в ту пору было лет восемь, до них добрался и наелся, как говорится, от пуза. Покачиваясь, он вышел во двор. На травке стояла огромная деревянная бадья, в которой дед грел на солнце воду для вечернего купания внуков -никакого душа в деревне, естественно, не было. Валерик (так звали моего кузена) поднатужился и опрокинул бадью, содержимое которой залило весь двор, после чего радостно завопил дурным голосом: «Раскинулось море широко, и волны бушуют у скал...» Не знаю, как там волны, но в тот вечер у нас бушевал дед, и задница кузена горела от дедова ремня. Очевидно, урок пошел впрок. Во всяком случае алкоголиком Валерик не стал.\\