Поводок, которым хозяйка привязывала пса к стволу березы, растущей рядом с домом в небольшом скверике, был короток. Его длины хватало ровно на то, чтобы во время дневного моциона более-менее свободно развернуться на занимаемом им пятачке и поменять позу. А вот, чтобы при надобности подпереть шершавый ствол задней лапой, тучному сенбернару приходилось постараться. К счастью, это было единственное неудобство, которое он испытывал.
По большому счету и поводка-то никакого не нужно было. Пес давным-давно вышел из того возраста, когда постоянное и целенаправленное движение составляло смысл жизни. Только такая дура, как его хозяйка, могла предположить, что он убежит. Куда бежать? Зачем?
Умудренный опытом, он знал: сколько ни бегай, а самая большая кость и наиудобнейший ошейник все равно достанутся какому-нибудь лабрадору или терьеру, вовремя подсуетившимся, пока ты, как и твои предки, спасал в горах застигнутых непогодой путников, обнаруживал взрывчатку или пресекал путь наркотикам. У каждой собаки свой нюх. Этот постулат он усвоил, как команду: «Служить!».
Нет, старый сенбернар не роптал на жизнь. Да и хозяйку свою преданно любил, хотя и считал странной особой, не от мира сего. Ведь известно, что хозяев, как и родителей, собаки не выбирают. Довольствуешься тем, что есть. Этой позиции потомок выходцев из приюта Святого Бернарда придерживался свято. Ко всему прочему для него существовали принципы, которые он беспрекословно соблюдал, это — преданность и терпимость при любых условиях. А обладателям такого багажа позволительны резкие суждения даже о тех, с чьих рук кормишься, тем более, если суждения эти не произносятся вслух.
У сенбернара имелась одна, но, как он считал, веская причина роптать на хозяйку. Всю свою жизнь пес страдал от своей клички. Джура. Как можно было назвать породистого европейца таким именем? Фрэд, Цезарь — это логично, понятно и благозвучно. А тут… все равно, что таракана Рафаэлем назвать.
На Джуру он, конечно, откликался, но неохотно, и всегда немного злился, когда это имя произносилось на улице слишком громко: «Джура, Джура, к ноге!», «Фу, Джура!».
Малопривлекательную для себя кличку он получил, когда в первый раз переступил порог этого дома. Имя, видимо, было выбрано неслучайно. Так звали пса хозяйкиного одноклассника. Но ведь то была афганская овчарка! Понимать надо разницу.
После того, как Джура первый раз повстречался со своим тезкой, он долго не мог успокоиться. До него вдруг дошло, что если бы у молодого человека была сука, то ему вряд ли удалось избежать женского имени. К тому же, и пацан ему совсем не приглянулся.
Да и вообще Джура был не в восторге от мужиков, которые впоследствии сопровождали по жизни его хозяйку. Ладно, бог обделил нюхом, а глаза и мозги на что?
Сколько же этого добра у нее поперебывало?! И с каждым она умудрялась наступить на одни и те же грабли. Больно уж неразборчива и доверчива. Сегодня так нельзя. Люди, как понял пес, имели обыкновение злостно эксплуатировать слабости своих собратьев.
Сколько ни думал Джура, как ни прикидывал, все никак не мог взять в толк: чего этим кобелям надо? Дома чисто. Готовит вкусно. Сама крепкая. Такую соплей не перешибешь.
…Невдалеке звякнули пустые бутылки, неожиданно прервав размышления над больной темой.
«Семён пошел «пушнину» сдавать», — предположил Джура, не открывая зажмуренных глаз. А вскоре в доказательство тому ветерок донес до него симфонию из запахов, замешанных на парах пива, остававшегося в бутылках, дешевых сигаретах и давно немытого человеческого тела.
Семёна, проживавшего в соседнем доме, старый сенбернар не любил. Во-первых, от него постоянно воняло псиной, а, во-вторых, когда он был сильно пьян, то регулярно задирался к отдыхающей в скверике собаке. Как-то зимой он неожиданно стал кидаться снежками, закладывая внутрь некоторых из них, камни. Мерзкий тип. Был бы ротвейлером или каким-нибудь бультеръером, порвал бы его, как Тузик перчатку. Но воспитание и порода не позволяли докатиться до крайности. К тому же принципы…
Джура слегка приоткрыл глаза, опасаясь, что сосед и на этот раз мог приготовить какую-нибудь пакость. Но тот спешил, и по лицу было видно, что находится в дурном расположении духа.
«Торопится похмелиться, подонок… Носит же земля таких», — с негодованием подумал пес. Мысли сами собой заработали в другом, заданном бомжеватым соседом направлении и моментально занесли Джуру в запредельные сферы:
«Как они собираются с таким контингентом вэвэпэ удваивать? На бутылках, что ли?» — давался диву пес. — «Если когда чего и умели делать, то давно разучились. На работу ходят сплошь одни торгаши да охранники. Развелось их, как собак нерезаных».
Джура знал затронутую проблему не понаслышке. Недавно сбежавший от хозяйки хахаль как раз служил охранником в подземном переходе. Он частенько рассказывал, какая у него ответственная и опасная работа. Джура вначале верил его байкам о дерзких нападениях разбойников на торговые палатки, о том, как тесно ему приходится взаимодействовать с органами правопорядка и как тревожно бывает на сердце, когда в квартире вдруг раздается ночной телефонный звонок, требующий личного участия бойца в вечной борьбе добра со злом.
— Что, без меня никак? — обреченно спрашивал он у своего, казалось, беспомощного начальника, находящегося на другом конце провода. — Щща-а… выхожу.
И, натягивая свою жуткую робу, бурчал, но так, чтобы было отчетливо слышно каждое слово:
— Все, заканчивать надо с этой работой. Надоели. Ничего сами не могут делать.
И уходил в ночь.
Уже после первого звонка, прозвучавшего аккурат через две недели после появления охранника на хозяйкиной жилплощади, Джура заподозрил его в неискренности. Вернувшись только на следующий день, он не плюхнулся спать, как поступают все герои, а сел за телефон, и что-то долго нашептывал в трубку. Такое поведение казалось сенбернару странным.
Джура не стал делать скоропалительных выводов, но присматриваться и, что более важно, принюхиваться к попавшему на заметку мужчине, счел своим прямым долгом. К тому же, псу не давал покоя еле уловимый аромат, который носил на своем теле охранник. Ни с какими другими ранее известными ему запахами он сравниться не мог. В нем улавливался южный зной и масленичная терпкость. Это был один из тех запахов, который вначале отталкивает своим диковинным сочетанием, а спустя какое-то время заставляет вновь шарить носом, чтобы на этот раз уже сознательно поперхнуться удивившей экзотичностью. Во въевшемся в охранника запахе, не сомневался пес, была заключена какая-то тайна.
Джура уже, было, приготовился ее разгадать, но вскоре все раскрылось само собой. Оказалось, что до того, как одеть гимнастерку с шевроном «security» и головной убор бойца гитлер-югенда, хозяйкин сожитель носил балахон не то мага, не то волшебника. Окуривая себя благовониями, он почти два года избавлял доверчивых граждан от сглазу и оберегал от навета, а также при помощи карт за деньги предсказывал любому желающему его судьбу.
Однажды, собрав гостей, хозяйка попросила его показать свои демонические способности. Получилось целое представление. Тогда-то Джура и понял природу таинственного запаха на теле охранника. Честно говоря, пес был разочарован открытием. Ему совсем не хотелось знать, чем промышлял бывший кадровый военный до появления в этой квартире. Неприятный осадок остался на сердце у Джуры.
Кстати, после того случая сеансы черной магии больше не повторялись. Хозяйка иногда просила погадать ей и своим подружкам, но охранник отвечал всегда одинаково: «Иди в жопу» и на некоторое время замыкался в себе.
Сбежал он неожиданно, как и появился. Правда, все вещи остались целы. Да и не позволил бы ему Джура прихватить хозяйкино добро. Не на такого нарвался.
Сквер, зажатый большими домами, куда выводили Джуру, был обласкан гражданами. Сюда приводили и привозили на колясках своих детей мамаши, няньки, бабки. Приходили выпить пивка и покурить малолетки. Здесь любили передохнуть на свежем воздухе во время обеденного перерыва чиновники из недалеких ведомств. За целый день через сквер проходило много народа, оставляющего в память о себе в кустах и на траве разноцветные пакетики, бутылки, банки, не говоря уже о сигаретах, останки которых, как гильзы после многочасового боя, валялись на земле.
По утру, грешным делом, свою лепту в подрыв экологии вносил и Джура. Правда, ему всегда хотелось извиниться за содеянное, но самое большее, что он мог сделать, чтобы реабилитировать себя, это, потупив взор, виновато отбежать от места преступления и долго не смотреть в ту сторону.
Праздно шатающуюся публику Джура не любил. От них-то и образовывался основной беспорядок. Не в восторге был пес и от детского внимания. Все бы ничего, вот только мамаши, когда их чада приближались к огромному красно-коричневому с белым клубку, начинали противно кричать, нарушая плавный ход нескончаемых сенбернаровых дум.
— Отойди от собаки!
— Не трогай собачку! Укусит!
На такой чудовищный поклёп Джура, по-стариковски, обижался больше всего. С какой стати ему кусать ребенка? Слава богу, из ума он еще не выжил.
В знак протеста он вставал с нагретой собственным телом земли, поворачивался к обидчице задом и укладывался так, чтобы даже случайно нельзя было увидеть возводившую на него напраслину бабу. Проделывал он это нарочито медленно, вальяжно, как театральный актер, навсегда вжившийся в роль дородного и уже начинающего дряхлеть помещика.
Наконец, он успокаивался и застывал в новой позе, поджав под себя задние лапы, и раскинув передние так, будто хотел обнять всю землю. Изредка Джура глубоко и протяжно вздыхал.
Нет, собака, конечно, может укусить. Та же шавка, если ей постоянно тыкать пальцем в морду, может тяпнуть. Только зачем перебарщивать?
Всегда, как только Джура задавал себе этот вопрос, ему тут же вспоминалась история с участковым. И смех, и грех.
Повадился он тут в одну квартирку, набитую нелегалами. Пока ходил просто взимать, его терпели. Но как-то нагрянул в неурочное время, да еще под газом. Там его встретили, как родного, плеснули еще. Только не учли, что по-ихнему участковый не понимал. Слушал он, слушал их разговоры, молчал-молчал, а потом вдруг стал ложкой набирать приготовленное хозяйкой вязкое блюдо из фасоли и прицельно кидать в сидящих за столом.
— Отравить хотите? — каждый раз приговаривал участковый перед новым выстрелом, вкладывая в интонацию законную ненависть к нарушителям паспортного режима.
Джура видел, как его насильственно выпроваживали из квартиры, и как потом он бился в захлопнувшуюся за ним дверь. Вначале он просто стучал, а потом стал еще и нецензурно выкрикивать угрозы в адрес некоей Люси:
— Пусти, — кричал участковый, — хуже будет, сука…
Никто так и не отважился сказать ему, что за этими дверями никакой Люси отродясь не было.
Тогда-то и пошатнулась вера пса в непогрешимость органов, и пришло горькое осознание того, что некоторые их представители иногда могут переборщить. То есть, и в этой среде «кое-кто у нас, порой, честно жить не хочет», вспомнил сенбернар слова из песни и фыркнул. И было не понятно: то ли он ехидно хмыкнул, то ли таким образом выразил свое осуждение.
Одновременно с вырвавшимся непонятным звуком, в правом боку что-то больно кольнуло. Пес вздрогнул всем телом, вздернул страдальчески брови и насторожился. В последнее время покалывать стало чаще и все более ощутимо. «Не дай бог что-то серьезное. Операция или еще что-то», — забеспокоился пес. Этого он сейчас боялся больше всего.
Ему уже известно было о новшестве в собачьих больницах, запрещающее обезболивание. Перспектива на своей шкуре испытать нововведение ввергало Джуру в панику. Он был отважным псом, но на такое геройство даже у него не хватило бы духа. Лучше сразу на живодерню.
Не хотелось думать про болячки, лежа на мягкой травке любимого им сквера. Да куда от них денешься? Возраст поджимает. По человеческим меркам за восемьдесят. Столько не живут. Джура попытался вспомнить: от кого он слышал эту фразу, но так и не вспомнил. Вот. Еще и этот …склероз.
Так лежал он час, а иногда и больше под неказистой березой, всякий раз перебирая в своей голове уйму тем, рассуждая о странностях, преподносимых жизнью, и не переставал удивляться ее многогранности. Чаще его думы были похожи на стариковское брюзжание. Что уж тут поделаешь? Годы…
На днях в почтовый ящик хозяйки подбросили письмо, перепугавшее ее насмерть. Короткое, вот такого содержания:
«Если старый то отдыхай и не лезь в вопросы, которые к собакам не относятся. Что за намеки с лабрадором? Ты давай потише там а то не посмотрим на заслуги.
Сигнал о мусоре в сквере в настоящее время рассматривается районной администрацией. Меры будут приняты.
Со следующего года увеличатся средства на наглядную агитацию в районной поликлинике.
Незаконно проживавшая в квартире супружеская пара задержана. В отношении гражданина Молдукристадзе возбуждено уголовное дело по факту нанесения телесных повреждений сотруднику милиции при исполнении служебных обязанностей.
А вообщем все это не твое собачье дело».
О странном письме она раззвонила всем своим товаркам. Дурья башка! Она жаловалась им на Джуру, говорила, что пес хочет подвести ее под монастырь. При этом для убедительности приводила слова своего бывшего сожителя, мага и волшебника, о том, что уже изобрели аппарат, читающий мысли собак.
— Сейчас и не такое придумают. Вона куда наука-то скакнула. Нам не все говорят, — возражала она сомневающимся.
Джуру, впрочем, радовало, что сомневающиеся были.