Был июнь, время белых ночей. Словно издеваясь, лил дождь.
В магазине я столкнулся с Люсей. Нас с ней связывала давняя дружба. Мы вместе мотали десять лет в одной и той же средней общеобразовательной колонии. Только Люська училась в параллельном классе. Жили в одном районе, но виделись редко.
- А знаешь что? Зайдем ко мне! – предложила она.
Я был не против. Мы взяли печенья, конфет и бутылку кагора. Люська светилась:
- Слушай, у меня столько всего! Я тебе покажу. Мы с Вадиком работаем над одним сумасшедшим проектом… Песни новые – слушай, честное слово, это что-то! У меня еще стихи… Стихов – куча!
У парадной она вдруг приуныла и созналась:
- Только у меня бабушка…
Я поразился:
- Все та же?!
- Естественно!
- И сколько ей?
- Девяносто три… Так-то ничего, она совершенно адекватная, соображает, по квартире бегает… Только любит прикалываться. Ну, стебаться, проще говоря. Так что заранее предупреждаю: если что, не обращай внимания… Хотя это атас.
- Ну-у… Девяносто три… Чего ж ты хочешь…
- Да нет, в том-то весь и ужас, что она нарочно разыгрывает из себя дурочку. Нарочно! Блин, только бы она сейчас спала! Или была в хорошем настроении… Тогда еще…
Мы поднимались по лестнице. Я уже догадывался, что хрена лысого бабушка будет спать. Так оно и оказалось.
В прихожей я скинул ботинки; Люська полезла в шкаф за тапочками для гостей. В этот момент дверь справа по коридору скрипнула, и оттуда высунулась взлохмаченная седая голова на тонкой шее.
- Люся! Кто там? Люся!
Люська подскочила и метнулась к двери.
- Бабушка, пожалуйста, иди, ляг обратно. У меня гости.
- А?
- Ко мне пришли!
- Кто?
- Сережа. Ну, Сережа! Помнишь?
- А? Я не пОняла. Кто?
- Се-ре-жа!! Бабушка, ну пожалуйста, ну… Блин, ну хоть оденься, что ли, и причешись!
Люська вернулась в прихожую деморализованная.
- Все, песец, у нее боевое настроение.
- Да ладно, я, собственно, ненадолго…
Люся махнула рукой:
- А!.. Все, считай, вечер пропал.
- Почему?
Скрипнула дверь. Высунулась бабушка.
- Это не мама? Кто пришел? Люся, это мама пришла?
- Нет, это не мама! – прокричала Люська через коридор. Бабушка посмотрела на меня и прищурилась.
- Это Вова?
- Нет, это не Вова. Это Сережа.
- Ах, Сережа…
Дверь закрылась. Люськино настроение стремительно портилось.
- Мама на даче. Вернется в понедельник. Она же, блин, прекрасно все знает.
- Не кипятись… По-моему, ты просто не хочешь замечать очевидного. Просто, когда человек дорог… Возраст, все-таки, такая штука…
Люська скептически хмыкнула.
Мы прошли на кухню. Открыли вино, выпили за встречу. Люся оттаяла и полезла искать блокноты со стихами. Тут раздался стук в стенку. Я не сразу понял, что к чему, а Люська немедленно, с низкого старта, кинулась в бабушкину комнату.
- Чего ты стучишь?
- Принеси мне, пожалуйста, чая.
Люська заварила чай и отнесла. Я услышал жизнерадостный голос:
- И бутербродик.
- Ба, а что, сразу нельзя было сказать?!
- Люсенька, я тебя очень прошу. Принеси мне, пожалуйста, бутербродик.
Люсенька принесла бутербродик. Бабушка сообщила:
- Чай несладкий. Насыпь мне, пожалуйста, сахару.
- Сахар там! Размешай!
- Дай мне ложечку.
Люська отнесла ложечку, села и сказала первое за вечер матерное слово:
- Б…дь.
- Люсь, не переживай… Ну, давай еще…
Я налил еще вина. По просьбе Люськи выпили «за сбычу мечт». Не знаю, о чем мечтала Люська. Я – если честно – о том, чтобы ее бабка провалилась сквозь перекрытия вместе со своей кроватью и бутербродом, и… чтоб Люськина мама не вернулась раньше срока. Я недавно расстался с Иркой, Люська недавно развелась.
И я выпил за свои мечты, хотя и так все было ясно. Едва я поставил рюмку, раздался истерический стук в стенку.
Люська оскалилась и прошипела:
- Нет уж, не пойду! Хоть она лопни.
Стук усилился. На столе запрыгала сахарница. Но Люська храбро допивала вино. Я надеялся, что бабуля постучит и, не получив ответа, успокоится. Наивно.
- Лю-ся! Лю-ся!! Лю-ся!!! Дай мне покушать! Дай покушать! Кушать, кушать, кушать!
Вокальные данные у Люськиной бабушки были зашибись.
- Я люблю тебя, бабушка, - голосом профессора Лебединского сказала Люська и медленно встала из-за стола.
- Бабушка, я все сейчас принесу, только, пожалуйста, я умоляю, ну оставь нас в покое! Хотя бы на час! Ну, пожалуйста!
На огонь был поставлен холодный суп, на сковородку брошена котлета. Люська с сигаретой в зубах мелькала локтями у плиты, рассказывала свои новости. Подогретая еда, как бык Юпитеру, была принесена бабушке. Юпитер жертву принял. Но с оговоркой:
- Будь добра, еще кусочек булочки.
- Ну не издевайся! – сдетонировала Люська.
- А чем я издеваюсь?.. Что попросила кусочек булочки?
Вторым матерным словом вечера, сплюнутым на кухне в пепельницу, стало слово «сука».
Я полагал, что сытая бабушка наконец-таки угомонится и заснет. Хрен. Мы проговорили минут пятнадцать, оттаявшая Люська открыла блокнот:
- Я отрываюсь от снов
Молчаньем бессовестным.
Я вспоминаю все песни,
Что прочь прогнала.
Радуги мост надо мной
Коромыслом и помыслом,
И сумасшедшей любви…
- ЛЮ-СЯ! Вынеси мне, пожалуйста, горшочек!
- Б…дь, п...дец, золотая игла…
- Люсенька, вынеси мне, пожалуйста, горшочек! Я тебя очень прошу!
Люська попыталась объяснить, что при гостях выносить горшок неприлично. Бабушка удивилась:
- А разве у нас гости?..
Вот тут я впервые заподозрил, что Люська права. Актерские способности у бабушки были еще круче, чем вокальные данные.
- Слушай, а что она делает, когда вас нету дома?
- Спит… Или шмонает наши сумки. Или ест. Или смотрит телек…
- О, неплохая идея. Может, усадить ее сейчас за какой-нибудь сериал?
Люська злобно усмехнулась:
- Ага, щас. Она смотрит только бокс, эротику и МТV!
- Продвинутая у тебя бабка… Давай включим ей МТV, какую-нибудь там «десятку секси».
- Во-первых, она не пойдет, раз не хочет. Во-вторых – если пойдет, включит на полную громкость. Будет орать, что картинка мутная. Или что он не включается. Или что не выключается. Геморрой точь-в-точь такой же… Ладно, все, ну ее на хрен. Наливай…
Мы выпили по третьей. За школьные годы чудесные. Люська взялась дочитывать стихи. Но не успела: скрипнула дверь, и по коридору бодро зашаркали.
- Второй акт, - сообщила Люська.
Не знаю, почему в большинстве квартир туалет обязательно должен примыкать к кухне. У Люськи квартира была спланирована именно так. Коридор поворачивал и вел в кухню – мимо туалета. Я сидел напротив двери, Люська – спиной к проему. Бабушка выскочила из-за поворота и, увидев меня, обворожительно заулыбалась. Зубов у нее не было вообще, седые патлы стояли дыбом. Бабушка была в ночной рубашке и наброшенном сверху халате.
- Ой! А я думала, это наша мама.
Люська пумой прыгнула на нее.
- Закройся!!
- А? Что?
- Застегни халат, мать твою!
- Фу, как грубо, - заявила бабушка. – Чего ты кричишь? Я только пописять. Можно?
- ДААААА!!!
Люська хлопнула дверью. В туалете зажегся свет. Что-то с грохотом свалилось. Донесся полный счастья вопль:
- Ой! Я упала!
Я налил себе вина и выпил залпом.
После туалета бабушка ничтоже сумняшеся направилась к нам.
- РУКИ! – взвизгнула Люська. – Руки вымыть!!
- А я вымыла руки, - обиженно сказала бабушка. Люська затолкала ее в ванную и вернулась; глаза ее подозрительно блестели.
- Она ведь ждет, пока не сорвешься. Как только наорешь, затыкается… Но я же… Ну, понимаешь, все-таки родная бабушка… А наорешь – самой за себя противно… А она, зараза, прямо счастлива…
Из ванной резво пошаркали на кухню. Открылась дверь. Опытный взгляд остановился на бутылке.
- О, винцо! Налейте мне винца.
- Вам же нельзя! – встрял я.
- Почему это? Душа бокала просит!
Люська молча достала из серванта стопку и наполнила до краев. Бабушка взяла ее и привычным жестом опрокинула в рот. Глаза у нее заблестели. Бабка критически оглядела меня с ног до головы и спросила:
- Это мальчик или девочка?
- Гермафродит, - буркнула Люська. – Бабушка, ну пожалуйста, ну иди к себе, ну дай ты нам спокойно посидеть!
- Да-да, я уже ухожу. А мама когда приедет?
- Тебе не монопенисуально?
- Моно что?..
И тут зазвонил телефон. Я остался с Люськиной бабушкой один на один. Она молча протянула опустевшую стопку. Я сделал вид, что не понял.
- Сережа, будьте так добры, налейте мне еще. Поухаживайте за мной.
- А может, вам уже хватит?..
- Налейте. Душа бокала просит. Пожалуйста.
Я налил половину стопки. Бабушка высосала все до капли. После чего спросила:
- А Петя где учится? В Политехе?
- Да.
- Странно, - покачала головой бабушка. – он же вроде собирался в ЛИСИ.
Семь лет назад Петька действительно собирался в ЛИСИ. Но после передумал. Я взял бутылку и отхлебнул из горла.
Потом мы с Люськой нервно курили, прислушиваясь, как параноики, к шорохам за стеной.
- Ну, так что там у вас с Вадиком?
- Почему «у нас»?.. Просто пишемся. Знаешь, если удастся, запишем целый альбом! Пока получается здорово. Правда, времени нет, и…
- Лю-ся! Лю-ся! Лю-ся! Мне плохо! Скорее принеси мне корвалол!
Хлопнув корвалола, бабушка совсем развеселилась. С помощью стука в стенку и воплей потребовала открыть форточку и задернуть шторы. Закрыть форточку и отдернуть шторы. Зажечь свет. Погасить свет. Принести бутербродик. Налить чая. Пока Люська грела чай, бутербродик был уничтожен. Взамен ангельским голосом попросили второй.
В итоге Люська все-таки не выдержала. Таких страшных, беспрерывных, изощренных ругательств я не слышал уже давно. Вернувшись на кухню, Люська упала на стул, сложила ладони перед грудью и взглянула сквозь потолок:
- Боженька, только не дай мне ее убить. Пожалуйста. Я очень прошу. Мы еще не поменяли ее паспорт. И не получили ее пенсию. Господи, не дай мне об этом забыть. Господи, как же я устала!!!
И Люська разрыдалась. Она ревела и просила ее простить. Я молча обнимал ее за плечи.
Ближе к ночи дождь прекратился. Мы с Люськой ушли и до утра шатались по набережным; напротив Академии Художеств пели дуэтом арбенинскую «Джин и Тоник».
А бабушка после Люськиной сцены угомонилась и заснула. Думаю, она и дальше мирно спала дома, улыбаясь во сне. А Люська утверждала, что не плачет: это продолжает идти дождь. Просто я его не замечаю…
Я кивал.
История-то, в общем, грустная. Потому как это совершенно реальная Люська. И совершенно реальная бабушка. Она жива до сих пор. Сейчас ей девяносто пять.
…Интересно, какой к старости станет Люська?