Когда я был маленький, был у нас учитель физкультуры. Высокий, лысый, с большой прип*здью... Эта "прип*здь" проявлялась во всем: как он ходил, высоко закидывая ноги, как мотал при этом головой, мигая мутными, слезящимися глазками, как сморкался, внимательно изучая свежевыделанные сопли. И еще во взгляде стопроцентного дауна, глупой улыбке на лице, а особенно, в том, как он проводил уроки в школе.
Учебный процесс он строил очень просто, справедливо полагая, что дети сами разберутся, чем им заняться. Выпускал их прыгать на матах, лазить по канатам неорганизованно бегать друг за другом.
К другому способу подачи предмета сей преподаватель, был неспособен, поскольку уже с утра он прикладывался к бутылке с тремя топорами - портвейну "Три семерки". Основательно подготовившись, таким образом, к уроку, Василий Васильевич, предварительно собрав дневники, тщательно изучал записи в них продолжая также глупо кивать головой и улыбаться неизвестно чему. Если ему удавалось найти ошибку в записях, ну, например слово "литиратура" в сетке недельного расписания ученика, он энергично подчеркивал ошибку красной ручкой ставил "пару" и красиво выводил свою фамилию "Сачков" от усердия высунув кончик языка. Потом он гордо оглядывался по сторонам, словно спрашивая - "Все видели, какой я умный?!". Совершив акт возмездия, он, продолжая улыбаться, с еще большим воодушевлением брался за проверку каракулей в дневниках. Закончив с этим Васька-физрук принимался читать классный журнал, причем как самый занимательный детектив, подолгу останавливая свой расфокусированный взгляд на том или ином ребенке, пролистывая алгебру, геометрию, физику, химию, продолжая кивать неизвестно чему.
Однажды Василь Василич из-под полы, тогда это особо не поощрялось, приобрел машинописную распечатку по новомодной японской борьбе, которая называлась "карате". С тех пор с вольницей на уроках было покончено. Дети обязаны были приходить в зал в дурацких белых куртках и широких штанах, Ваську называть сенсеем и наизусть учить практически невыговариваемые термины типа "маваши-гири" или "гиакудзуки но цукоми".
Товарищ Сачков некоторое время упорствовал, пытался показывать только что вычитанные в “манускрипте” приемчики, даже ставил оценки за их исполнение, с умным видом кивая головой при неуклюжих попытках учеников сделать ногой “хвост дракончика” или ударить локтем по челюсти. Он даже бросил пить, вместо удушливых выхлопов отработанного портвейна, физрук распространял запах вьетнамского бальзама “Звездочка”, которую Василич считал настоящим восточным благовонием, достойным настоящих каратистов, таких как он или Брюс Ли. Но, видимо все было гораздо проще. Без привычной дозы “трех топоров” Васька-физрук страдал жуткими головными болями, которые усиливались по мере падения энтузиазма у учеников “сенсея” к преподаваемому им единоборству.
Разумеется, все на это "корыто" дружно наклали, ходили, в чем придется, девчонки под эту лавочку заменили физкультурные трусы на треники. Народ также бегал по залу, валяя дурака, только теперь он вместо визга издавал устрашающие крики "Кийа" и махал ногами, изображая нечто настолько потешное, что даже сам Васька не выдерживал и начинал ржать, правда, очень быстро спохватывался. Лицо при этом у него становилось непроницаемо- каменным, печальным и негодующим.
От физрука снова потянуло знакомыми ароматами портвейнового перегара. Он снова вернулся к своей любимой привычке - чтению. Но вместо журналов и дневников это была уже сильно затрепанная распечатка. Теперь Василич поглощал информацию стоя, в прострации перемещаясь по залу, совершая при этом легкие тело движения руками ногами, словно бы имитируя удары.
Когда Вася начитался этого "карате" сверх всякой меры, он стал ходить орлом, гордо поглядывая на окружающих, хотя обычно прошмыгивал как мышь, опустив очи долу.
Результат не замедлил сказаться. Примерно раз в полмесяца физрук оказывался с фиолетовой, опухшей мордой, оттого, что после принятия "лишку" на грудь "великого каратиста" тянуло на подвиги. Однако, Василь Василич не терял надежды и продолжал искать знакомые буквы в уже совсем затрепанной рукописи, добавляя к смутным телодвижениям не менее смутные, полузадушенные звуки "Кийа".
Но всему приходит конец. Над Страной Советов задули совсем другие ветры. В подвальчиках и задних комнатах ДК открылись маленькие полуподпольные салончики, где народ впервые увидел, как блондинки с накачанными силиконом сиськами занимаются оральным сексом с мускулистыми бодибилдерами, бегают клыкастые дракулы, рубятся на мечах джедаи и прочую отстойную хрень, непривычную, а оттого притягательную для советских зрителей, замученных искусством соцреализма. Однако благодаря этим пиратским видеопунктам народ впервые увидел единоборства в исполнении настоящих мастеров. Василь Василич ходил на все сеансы, где за названием было приписано это магическое слово "карате".
Физрук громче всех орал: “Дай ему, дай”, вскакивал и повторял за актерами движения.
За неприличное поведение его несколько раз за сеанс выводили из зала, и он чуть ли не на коленях умолял контроллера впустить его обратно.
В один прекрасный день Васька увидел... Это было как открытие, как озарение: ничем не примечательный мужик, которого всякий мог соплей перешибить, хлебнув вина, превращался в неуязвимого мастера, который скакал в своих развевающихся восточных одеждах чуть ли не по потолку и валил с одного удара амбалов втрое шире и вдвое выше себя. Так физрук, наконец, нашел способ соединить оба своих пристрастия, и был с позором изгнан из школы за пьянство. Карате он, конечно, не научился, да это было уже и не нужно, все горести забывались после ударной дозы портвейна.
Усилиями врачей наркологов, его жены Зинаиды, а также посредством облагораживающего влияния вшитой под кожу "торпеды", бывший физрук преодолел порок.
Но, увы, психика его надломилась, и вместо алкогольной зависимости он стал страдать словесным поносом, который одолевал его даже в постели во время исполнения супружеского долга.
Но нет, худа, без добра. Он научился записывать это на бумагу и очень скоро стал популярным автором, побив прочих ненаучных фантастов по количеству бреда на единицу площади книжного листа. Читая своего бывшего преподавателя, я не могу отделаться от мысли, что в роли физрука - раздолбая он был гораздо более полезен для общества.
Я вот теперь и не знаю, стыдится мне или гордиться оттого, что я два раза в неделю проводил по сорок пять минут рядом с будущим живым классиком, мэтром российской фантастики.