Эта короткая история произошла со мной в один из самых рядовых рабочих дней.
Работаю я в городской больнице, поэтому история опять про неё.
Опять и опять задаю себе вопрос: Зачем я ? Есть ли во мне смысл ? В чём он, если он есть ?
Впрочем, это уже три вопроса, а мне так и не удалось найти ответ хотя бы на один.
В тот день, видимо смысл заключался в том, что бы не покусать ни одного человека. Я над этим работал. Удавалось с трудом. Все словно сговорились! Правила игры были мне понятны, но я категорически не согласен был в ней участвовать.
С самого утра меня доставали. Больные, родственники, коллеги и администрация. Не успевал я покончить с препираниями относительно режима какого-нибудь «приподнятого» умника, как являлась чья-то истерическая жена, и начинала требовать подробный отчёт о состоянии её мужа, наименовании лекарств, вкусовых качествах блюд в столовой и обходительности персонала. Наконец мне удавалось выпроводить её, после получасовой беседы. Тут же прибегала перепуганная молодая сестра и звала : - Скорее доктор, больному плохо !! Я бегом в палату. Там – ничего страшного, или – уже всё в порядке. После нескольких таких вылазок я понял, что плохо уже не больному, а мне. В середине дня начисто убила секретарша, по телефону сообщившая, что Главный желает меня видеть. Разве это может сулить что-то хорошее ??
Вот оно и не посулило.
Оказалось, на меня поступила жалоба, со стороны родственников некоего Ивана У.
И какая !!!!! Вы только послушайте !
Этот У., будучи в хлам пьяным, два дня назад был доставлен ко мне ночью на дежурство. Он бухал в гараже, под видом ремонта автомобиля. А на дворе – зима. Морозы – 35 каждый день.
Обычное дело. Включил двигатель, закрыл ворота. Через пол часа – алес капут! Кто-то его вытащил, почти уже мёртвым и вызвал скорую.
Теперь то, что при мне происходило.
Привезли мне этого несчастного на ночь глядя, в глубокой коме. Уже и не дышал почти. В крови никакого кислорода, конечно , один угарный газ. Ох и возни было с ним !!
Всю ночь я проторчал возле этого Ивана У. Сперва - в барокамере, потом - в отделении. Нервов и растворов на него извёл – тьму! А уж про кислород я и не говорю. И что же ? Почти без толку !
Под утро, припёрлись родственники. Тоже ещё датые. Мы побеседовали. Я деликатно объяснил, что, дескать, «…всё обстоит плохо, что дозу их любимый Ваня получил очень большую, и не смотря на наши усилия, восстановить сознание пока не удалось. В остальном – получше, но есть риск того, что неврологический дефект будет стойким…».
Ушёл я с дежурства еле живой.
А в середине следующего дня этот крендель открыл глаза и потребовал выпить ! Ещё один сеанс баротерапии провели и отправили наверх – в неврологию.
Так вот, родные и близкие моего крестника, вместо Спасибо, написали на меня жалобу главному врачу, что мол, как я мог так жестоко и безосновательно их пугать, «раздувать из мухи слона»!
Нормально ?!
Главный врач не особенно хотел меня слушать, да и сам не блистал красноречием. Просто сообщил мне, что меня на полгода лишили премии. Сущие пустяки ! Если говорить про материальную сторону вопроса.
Как оказалось впоследствии, Иван У. являлся двоюродным братом сестры племянника шурина главы администрации Города.
Я возвращался из приёмной, лениво шагая по кривым коридорам. Рабочий день подошёл ещё только к середине, а мои нервы были уже на пределе. Да нет, какой там, они были уже за пределом ! Кусать уже никого не хотелось. Требовался, по меньшей мере, килограмм-другой тротила.
Вот в этот самый момент до моего, вновь чуть расширившегося сознания, донесся чей то слабый, блеющий голосок:
- Сестра-а-а-а ! Сестра-а-а-а !
Голос был тихим и сдавленным. Я обернулся.
Звук явно доносился из полуоткрытой двери палаты, которую я только что миновал. Оглядевшись по сторонам, я обнаружил, что кроме меня, ни одного медработника в коридоре нет. Вообще пусто было.
Я, хоть и торопился – весь день ни черта не успевал – всё же решил вернуться и посмотреть.
Из полумрака палаты на меня глядел худющий мальчишка в длинных, по колено, трусах. На вид - лет тринадцати – четырнадцати. У него были узловатые, неестественно выгнутые, словно закрученные спиралью, руки; дрожащие коленки и торчащие наружу рёбра. Лицо, тоже ужасно худое, состояло почти исключительно из одних глаз. Огромных и жалобно-сердитых. Между глаз, каким то образом втиснулся искривлённый на одну сторону нос. Рот, которому почти не оставалось места, тоже кривился и пускал пузыри слюны:
- Сестра-а-а-а.!... а…. этонесе-е-естра-а. Молодой чела-авек, помогите-е мне-е поужалу-уйста !
Его речь была медленной и корявой. Язык заплетался, но всё же он старательно пытался выговаривать вежливые слова ! С первых секунд я проникся к нему уважением.
- Что у вас случилось?
- Не-ет, ничего нее случи-илуось. Помогите-е прос-сто.
- Ладно. Скажите – чем ?
Глазастый даже задышал шумно, запыхтел от радости. Выражение глаз сменилось с жалобно-сердитого на жалобно-победоносное. Его услышали ! Ему помогут !! Он повернулся и заковылял вглубь палаты. Только тут я заметил, что он всё это время держался за дверной косяк. Он еле шёл, опершись о стенку и волоча ноги.
В моём мозгу мелькнули три страшные, но обычно такие далёкие буквы – ДЦП.
Расстояние до его каморки (по другому назвать это помещение не поворачивается язык) мы преодолели за пару минут. Три метра. Если вы думаете, что я не пытался ему помочь, то знайте, я не такой уж и козёл.
Но он всякий раз отстранял меня, бормоча что-то невнятное назидательным тоном, вроде : Бубубу...нечиугоненадооясамсам...
Палата состояла из трёх, разделённых перегородками, «отсеков». Два других, больших и светлых, занимали ветераны ВОВ, о чём гласила соответствующая табличка. Его же лачуга была размером с нормальный сортир, или с небольшую ванную. Больше половины места заполняла старая койка, застеленная помятым, бурым бельём. На тумбочке, рядом с постелью стояла тарелка с комковатой, неопределённого цвета, кашей. Ещё там была старая газета, хлебные крошки, а так же повидавший виды голубой, эмалированный ковшик, что ещё больше усиливало сходство помещения с санузлом.
Шатаясь, мой собеседник повернулся ко мне.
- Не могли бы вы-ы поло-оужить коашшу в ковши-ик ?
- Что, что ? – не вполне понял я его просьбу.
- Поужелу-уйста, перелоу-ужите ка-ашшу из тар-ъелки в ко-овшшик. – уверенно проговорил он глядя на меня вупор.
- Хорошо.
Он снова заулыбался, продолжая как-то странно пошатываться.
- Вот эту кашу, вот сюда ? – уточнил я показывая сначала на тарелку, а затем на ковшик.
Глазастый одобрительно закивал, а потом как-то неожиданно, неуклюже подогнул ноги и шмякнулся на кровать. Только тут до меня дошло! Он не мог присесть и шатался, чтобы уронить себя на койку, на сложенные горкой подушки ! Лёжа в кровати, он, своими вывернутыми непослушными руками не мог удержать тарелку, а вот ковшик, за ручку, в самый раз !
Пока я перекладывал холодную кашу в ковшик, алюминиевой ложкой, у меня родился вопрос: Есть ли у него мама ? Впрочем, я и сам знал ответ.
Ну что за вопрос, конечно же есть ! Где-нибудь, на одной из помоек, пьяная и вшивая, доживает она свои дни. На такой же помойке она однажды бросила его помирать. Парень – из интерната. Положили в связи с обострением…
Кстати, моя догадка потом полностью подтвердилась.
Я вложил ему в руку ковшик с кашей, а в другую – ложку.
- Большо-оее спасибо ! – с жаром проговорил он.
- Приятного аппетита. – я постарался улыбнуться.
Когда я направился к выходу, он окликнул меня:
- Каак тебия зовут ?
Я ответил, он несколько раз повторил моё имя, словно стараясь не забыть. Я спросил в ответ :
- А тебя ?
- Е-евгениий.
- Счастливо Женя.
Удаляясь по коридору, я слышал, как он на все лады восторженно повторяет моё имя. Я не испытывал ни радости ни гордости. Я был подавлен.
Боже ! Для него этот элементарный поступок проходившего мимо человека был целым событием !!!!!!!
В этот момент, мне кажется, я подобрался ближе чем когда бы то ни было к ответу на вопрос : есть ли смысл ?
……
Однако, не утомил ли я вас этой историей ? Нет ? Ну так это ещё не всё.
В тот же день, после работы, разбитый и равнодушный ехал я в вечернем городском автобусе. Так никого и не покусавши.
Напротив сидели двое: дама приличного вида, лет тридцати пяти и рядом с ней, у окна, мальчик со школьным рюкзаком, очевидно – её сын.
Она, уставившись в одну точку, морщила лоб, сдвигала брови. Молча думала о чём-то своём.
Мальчик же, напротив, был в прекрасном настроении. Он прикладывал ручонки к замёрзшему стеклу, оставляя отпечатки маленьких ладошек. Заглядывая в прогретые им тёмные оконца, он елозил на сидении, что-то напевал себе под нос. В какой-то момент, видимо забыв, что кругом полно пассажиров, паренёк громко затянул припев:
- …
Я к тебе приду,
Огонёчком ты знай…
И тут дама, схватив его за шиворот, грубо притянула к себе и зашипела ему в лицо, громко, на весь автобус :
- Что ты орёшь ?! Что ты всё прыгаешь, как будто шило у тебя в заднице !? А ?! Ты что не можешь спокойно, как нормальные дети посидеть ?.....
……
К чему это я ? Да так просто. Вспомнилось.