Комплекс доктора Рудштейна

Шели Шрайман
...Экскурсия по Бертхесгадену его разочаровала: Бергхоф - дом Гитлера, точнее то, что от него осталось, приезжим почему-то не показывали. Он начал расспрашивать местных жителей и в конце концов разыскал это место, подходы к которому были завалены сушняком и ветками, подобрал на нем обломки каменной кладки. Вернувшись в Израиль, доктор Рудштейн, изредка вынимая из пластиковой коробочки невыразительные серые камешки, думал: "Я жив, и живы мои дети и внуки, а эта гадина сдохла пятьдесят лет назад, и дом ее давно разрушен. И вот оно - тому доказательство".

Редкие фотографии

С цветной обложки латышского журнала "Атпута" ("Отдых") за 1934 год на меня смотрит породистый светловолосый мужчина. Широкие плечи, короткая стрижка, уверенный, не обремененный интеллектом взгляд. В старых газетных подшивках такие лица - стахановцев, ворошиловских стрелков, "молодых строителей коммунизма" - встречаются на каждой странице.

- Неужели это он - Цукурс? - спрашиваю я доктора Рудштейна.

- Да, перед вами первый палач латышских евреев собственной персоной. Только тогда, в середине тридцатых, он еще не был палачом. Цукурс был тогда гордостью Латвии, знаменитым летчиком, совершавшим, подобно Валерию Чкалову, дальние перелеты... Правда, на маленьком самолете. Его репортажи из Африки печатались в каждом номере журнала "Атпута". Он написал книгу о своих путешествиях - я наткнулся на нее в Риге, в букинистическом магазине.

...Примерно месяц назад в "Вестях" была опубликована переводная статья о том, как спустя много лет после войны группа израильтян - бывших сотрудников Мосада - разыскала Цукурса в Бразилии, вывезла его в Уругвай, где предала бывшего палача казни. Статья не сопровождалась фотографиями. Не исключено, что фото Цукурса, на которые я наткнулась в доме доктора Рудштейна, - единственные в своем роде, и "Окна" публикуют их в Израиле впервые. Известно теперь и начало страшной истории.

- Рассказ о Цукурсе я услышал от жителей Букайшей, куда был направлен по распределению, после окончания Рижского мединститута. Они говорили так: когда Цукурс вернулся из Африки, он был провозглашен национальным героем и тогдашний президент Латвии Карлис Упьманис подарил ему поместье с бассейном в Букайшах, на юге Латвии (после войны в поместье уже располагалось правление колхоза имени Суворова), - рассказывает Яаков Рудштейн. - Перед войной Латвия была оккупирована советскими войсками, и Цукурс оказался в первых рядах - с коммунистами: расхаживал с револьвером в кожаном пальто. Жители Букайшей говорили мне, что были очень злы на него за это и даже хотели убить за то, что он так быстро поменял роль героя Латвии на "красного комиссара". Потом Цукурс куда-то исчез, а в начале войны появился в Букай¬шах уже в немецкой форме. Это был уже другой Цукурс. Он разъезжал со своей командой по окрестностям, убивая евреев и отвозя награбленное имущество в свое поместье. Уцелевшие рассказывали о нем страшные вещи. Например, стоя в воротах гетто, он любил выбирать себе жертву, которую убивал с особой жестокостью. Или брал еврейского ребенка за ноги и, размахнувшись, ударял его головой о дерево. Физически Цукурс был очень силен и мог убить человека одним ударом. Рассказывали, что он влюбился в еврейскую девушку и, не добившись взаимности, отвел ее на кладбище и убил. Впрочем, последнее больше похоже на легенду: уж слишком Цукурс ненавидел евреев.

Старые подшивки

Доктор Рудштейн приносит пачку пожелтевших газет за 1941 - 1944-е годы. Именно они и были поводом моей поездки на Север Израиля - в Кирьят-Ям.

- Я разыскивал эти газеты много лет. Когда кто-то из друзей собирался в Ригу, просил поискать у букинистов подшивки "Тевия" ("Отечество") военного периода, но всякий раз друзья возвращались с пустыми руками. Может, время еще не пришло. А может быть, эти подшивки ждали меня, - предполагает доктор Рудштейн. - Но вот факт: я выбрался в Ригу спустя 20 лет и сразу нашел то, что искал. После того, как Латвия добилась независимости, то, что лежало на чердаках, было вытащено наружу. В том числе - и подшивки "Тевия", этой гнусной фашистской газеты, выходившей в Риге с 1941 по 1944 год. Копии газеты за 23 августа 1941 года, где впервые подробно пишется о Рижском гетто и приводится его план, я передал в Музеон лохамей ха-гетаот (Музей борцов гетто) и мемориальный комплекс Катастрофы "Яд ва-Шем".

- Как вам удалось их купить и вывезти?

- Дело было так. Во-первых, я искал целенаправленно. А началось с того, что я зашел в букинистический и увидел журнал, на обложке которого было помещено цветное фото Цукурса. О том, что это Цукурс, я узнал из подписи. Конечно, мне было известно, что представлял собой палач евреев, хотя никогда его и не видел. Воображение рисовало мне образ этакого квазимодо с низким сводом черепа, я и не представлял себе, что у палача может быть такое вполне обыкновенное лицо. А рядом я увидел подшивки "Тевия", за которыми охотился. Я боялся насторожить продавца, выказывая свой интерес, и спросил с безразличным видом: "Это продается?" (говорил я по-латышски). "Продается", - ответил тот и назвал смешную цену: 15 сантимов (порядка семи шекелей) за экземпляр. Всю подшивку я купил за 130 латов (примерно 900 шекелей) и был счастлив. Тем более, что обнаружил в ней редкий экземпляр за 23 августа 1941 года, где впервые подробно говорилось о рижском гетто.

...Мы углубляемся в ветхую подшивку. Первому номеру газеты "Тевия" предшествует прокламация под названием «Свободная земля". Под поясным портретом Гитлера - воззвание и латышам: "Латыши и латышки! Отныне Латвия свободна от коммунистов и жидов..."\

В первых номерах "Тевия" – обширные фоторепортажи, помещенные под шапкой «От тьмы – к свету»: ликующие латыши встречают своих освободителей; немецкий солдат, подброшенный восторженной толпой в воздух; подбитый советский танк в центре Риги; поверженная статуя Сталина, окруженная толпой, и чей-то штык, пронзающий глаз каменного исполина; зверства коммунистов в центральной рижской тюрьме - трупы казненных латышей, лежащие вповалку; колонны советских военнопленных...

- А это один из самых жестоких убийц - латыш Арайс со своей зондеркомандой, -комментирует Яаков Рудштейн фотографию, на которой штурмбанфюрер СС д-р Ланге пришпиливает Железный крест командиру отделения майору Арайсу ("Тевия" от 3 июля 1943 года). - Арайс прославился своими карательными акциями. Разъезжал по всей Прибалтике и Белоруссии, разыскивая и уничтожая евреев.

...Во многих номерах "Тевия" приводятся куски из "Майн кампф". Из номера в номер публикуются и "Протоколы Сионских мудрецов". Мелькают газетные заголовки: "Жиды расчищают развалины в Риге", "Жидовское засилье на Рижском мясокомбинате", "Жидовские магазины запечатаны"... Карикатуры, изображающие носатых уродцев, сопровождающиеся подписями: "Американский жид Рузвельт", "Жид, убегающий босиком в Сибирь". В одной из газет помещена фотография человека в гимнастерке. Внизу - подпись: "Абрам Шустин своей преступной рукой подписывал приказы о расстреле латышей: особое удовольствие он испытывал, подписывая приговор красными чернилами".

- А вот эта фотография всякий раз вызывает у меня дрожь, - говорит Яаков Рудштейн и переводит с латышского подпись под фото: - "Они не попали в "рай", этих коммунистов и жидов вернули в Ригу из приграничных лесов, где они прятались".

- Этих людей, - продолжает доктор Рудштейн, - уже давно нет в живых. Фотография очень четкая - заметно даже выражение лиц. Может быть, кто-то узнает на ней своих родных и близких? Когда я смотрю на десятилетнего мальчика, идущего в этой колонне, то понимаю, что мог оказаться на его месте. Мы бежали с родителями из Риги за четыре дня до захвата ее немцами. Нам повезло - тетя работала машинисткой в латвийском Совнаркоме, и мы попали в совнаркомовский автобус, который войска НКВД пропустили в глубь советской территории. Мне было 11 лет, но я отчетливо помню, как тысячи беженцев, уходивших от немцев - кто на попутке, кто на велосипедах, кто пешком (многие не добрались - были застрелены по дороге националистами-латышами, скрывавшимися в лесах), стояли в оцеплении бойцов НКВД: их не пропускали. Потом энкаведисты,ушли, а немцы согнали измученных людей в колонны и под конвоем отправили назад в Ригу

...Дальнейшую судьбу этих людей нетрудно проследить по подшивке "Тевия": вокруг еврейского населения Латвии постепенно сжимается кольцо, хронология уничтожения отражается в приказах оккупантов. Сначала в «Тевия» появляется маленькая заметка - указ на латышском и немецком языках: "Всем жидам после выхода этого приказа необходимо носить на правой стороне груди специальную отметку - звезду Давида желтого цвета. Также жидам запрещается ходить по тротуарам. Того, кто не исполнит приказ, ждет наказание".

Смертный приговор не имеет ни вкуса, ни запаха. Он набран равнодушными буковками типографского шрифта. Многие читатели "Тевия" его просто не заметили, а те, кто заметил, скорее всего порадовались - читатель у фашистских газет был известный! Местные националисты до воцарения новой власти и сами успели расправиться с ненавистными им евреями - в этом мы убеждаемся, наткнувшись на приказ немецких властей от 21 октября 41-го года о еврейском имуществе, попавшем в руки местных жителей неевреев. Кроме пункта о том, что "каждый жид обязан сообщить властям о своем имуществе, в том числе о имеющихся деньгах - в марках и рублях", в приказе есть и такие строчки: "тот, кто не является жидом, но в чьем распоряжении имеется жидовское имущество, попавшее к нему после 20 июня 1941 года - путем покупки, обмена, подарка или ДРУГИМ ПУТЕМ (отмечено мной – Ш. Ш.), также обязан отчитаться перед властями в алфавитном порядке (фамилии от "Ф" до "Л" - такого-то числа, от "Д" до "Я" – такого-то по следующему адресу) и выкупить это имущество у немецких властей. В том числе неевреи обязаны сообщать и о случаях сомнительных, когда точно неизвестно - еврею принадлежало данное имущество или нееврею". В приказе содержится категорический запрет использовать еврейское имущество без согласия немецких властей.

Приказ от 18 августа 1941 года обязывает трудоспособных евреев Риги участвовать в общественных работах (разбирать развалины домов). Причем, место работы определяет специальный "Жидовский отдел" при управлении труда. В этом же приказе содержится еще несколько указаний: с этого момента евреи имеют право отовариваться только в специально отведенных для них магазинах. Хозяева же других магазинов, продавшие продукты евреям (равно как и евреи, купившие у них что-то в нарушение приказа), будут наказаны; "жидам запрещается пользоваться общественным транспортом (поездами, трамваями, автобусами, извозчиками); входить в публичные заведения, учреждения, гостиницы, базар; посещать парки, музеи, театры, места увеселения и пляжи". В самом низу текста приказа следует напоминание об обязательном ношении "звезды Давида" и запрещении ходить по тротуарам.

...Власти пристально следят за еврейскими магазинами и работой евреев по расчистке завалов. Об этом свидетельствуют заметки, сопровождающеюся фотографиями. В газете от 23 августа 1941 года: "На фотографии видно, что жиды не могут придерживаться порядка даже между собой. Пока некоторые из них стоят в очереди, другие стараются залезть в магазин без очереди».

В газете от 29 августа 1941 года: "Жиды продолжают лениться. Они никогда не были особыми любителями труда и привыкли пользоваться чужими плодами. Жиды и сейчас не хотят работать: особенно это заметно, когда они разбирают развалины домов, разрушенные жидами-чекистами. Сыновья Моисея больше волынят, чем работают. Они не проявляют никакого желания расчищать эти развалины и ликвидировать последствия разрушений. Многие примеры доказывают нам, что эта почетная работа не для них: латышские школьники справляются с ней гораздо лучше. За день школьник-латыш очищает от 600 до 1000 кирпичей, а рядом работающие жиды - не больше 500 кирпичей. Один латышский школьник работает вдвое производительнее, чем 15 жидов. При том, что во время работы жиды получают горячее питание. С такой системой надо кончать. ПОКА (отмечено мной. - Ш. Ш.) жиды еще живут в нашей среде, им надо учиться работать производительно - в соответствии с рабочими нормами. И их надо заставить выполнять эти нормы, с которыми каждый день отлично справляются латыши".

А вот еще один красноречивый приказ, подписанный комендантом Риги Дрекслером:

"Жидам необходимо и дальше на видном месте с правой стороны груди и в центре спины носить желтую звезду Давида размером 10х10 см.

Жидам запрещено менять место жительства и квартиру без разрешения коменданта; посещать школы; быть владельцами моторных движков и радиоприемников; резать животных по жидовским обрядам.

Жидовские врачи и жидовские зубные врачи могут лечить и давать советы только жидам.

Жидовским аптекарям и ветеринарам запрещена практика.

Жидам запрещается работать адвокатами,нотариусами и судебными советниками, а также работать в банках, ломбардах, заниматься обменом денег, быть посредниками и торговать недвижимостью.

Жидам запрещается работа в округе - в качестве разносчиков газет, точильщиков ножей и т.п.

Этот приказ вступает в силу сегодня - 1 сентября 1941 года, в 12 часов дня".

К 1943 году в "Тевия" постепенно исчезает еврейская тема. Видимо, к этому времени еврейский вопрос в Риге был решен. ПРАКТИЧЕСКИ решен. В 1943-1944 годах в газете публикуются в основном портреты Гитлера и его соратников и сообщения о победах доблестной немецкой армии (особо выделяются праздничные номера, выпущенные в канун очередного дня рождения фюрера). Среди всей этой лживой победной трескотни привлекает внимание сообщение о создании латышского легиона СС, набранное крупными буквами на первой полосе номера от 27 февраля 1943 года: "Учитывая, что многие латыши доблестно сражаются в рядах великой немецкой армии, решено создать латышский легион СС..." Что и говорить - закономерный финал.

Впрочем, от финала настоящего его отделяет не меньше полутора лет. В последних номерах "Тевия" впервые мелькают несколько правдивых сюжетов - очереди на вокзале, состоящие из латышских беженцев. Близится весна 1944 года.

На многих фотографиях, опубликованных в "Тевия", часто мелькает одно и то же лицо немецкого офицера.

- Кто это такой? - спрашиваю я доктора Рудштейна.

- О, это известная личность. Обергруппенфюрер СС Екельн, чья работа состояла в убийстве евреев. Он отвечал за "чистки" и непременно присутствовал при всех казнях. Пока его самого публично не казнили. И я при этом присутствовал!

- ?!?

- Дело в том, что его казнили в Риге, куда мы вернулись сразу после ее освобождения, - начинает свой рассказ Яаков Рудштейн. - Нам с отцом удалось попасть и на несколько судебных заседаний над бывшими палачами, что было сделать очень трудно. Но отец тогда работал в номенклатурной больнице (врачей не хватало), и ему дали специальный пропуск на процесс.

- Как он выглядел - этот Екельн? Как держался?

- До суда и казни его мало кто видел. Он был слишком крупным чином. На суде Екельн был в мундире без знаков различия. Худое лицо, впалые щеки; глубоко посаженные глаза, большие кустистые брови. В нем не было никакого лоска, он скорее напоминал обезьяну. Держался Екельн хладнокровно, исчерпывающе отвечал на вопросы обвинителя. Я отчетливо помню, что когда его спросили о том, почему массовые казни он устраивал в основном в Латвии, привозя туда евреев из других мест, Екельн ответил: "Латвия была наиболее удачным местом для этого, потому что местное население нас поддерживало". На вопрос "Сколько всего евреев было уничтожено в Латвии?" Екельн сказал, что ответить затрудняется, поскольку ему известно, что еще до вступления немцев в Ригу здесь, как и в других местах Латвии, местные жители сами успели уничтожить тысячи евреев.

Соратники Екельна многое отрицали или ссылались на приказ (в этой связи я вспом¬нил, что когда уже сам стал врачом, шофер-латыш, развозивший меня по вызовам больных, с которым мы были в прекрасных отношениях, однажды признался, что во время войны работал в автобусном парке Риги и его вместе с другими водителями заставляли возить на расстрел евреев. Он оправдывался: нам ведь приказывали, но после этого я уже не знал, как к нему относиться).

Когда Екельна и его соратников пленили, то до суда и во время суда их содержали под арестом где-то на взморье - так говорили, а сам суд проходил в Доме Красной армии на улице Меркеля.

Екельна повесили в Риге на площади Победы в 1946 году. Я запомнил этот день еще и потому, что он совпал с моим 16-летием. Папа был против, чтобы я шел смотреть на казнь, но я все же пошел туда. Было очень холодно, шел дождь. Пришлось долго ждать: все произошло с опозданием на четыре часа. Народ стоял и смотрел на готовые виселицы. Потом привезли ИХ - ноги были связаны, руки - за спиной. Когда машины отъехали и они повисли на веревках, крутясь вокруг своей оси, многие закричали "ура".

...После войны начал зарастать овраг в Бикернеках, где в начале 40-х расстреливали еврейское население Риги. Это место облюбовали местные жители: играли в карты, пили водку. Здесь назначали свои тайные свидания влюбленные парочки. Мальчишки, роясь в земле, находили то челюсть, то оправу очков, то детскую игрушку. В начале 50-х доктору Исааку Рудштейну, отцу Яакова, удалось добиться от местных властей, чтобы на месте гибели евреев был установлен памятный знак, после чего пирушки в овраге поутихли.

Реликвии доктора Рудштейна

После того как мы пролистали всю подшивку "Тевия" и все номера "Атпуты" с репортажами Цукурса, посмотрели издание свода законов Третьего рейха (Германия, 1935 год), где имеется принятый в Нюрнберге "Закон о чистоте расы", я спросила доктора Рудштейна (не могла не спросить):

- Зачем вы собираете все это?

-Понимаете, это для меня не может быть бесстрастным предметом истории. Я вам уже рассказывал, что мы были одними из немногих евреев, кому в августе 1941 года удалось прорваться через заслоны НКВД и эвакуироваться. А те, кому не удалось, нашили на грудь желтую звезду Давида и пошли в гетто, где приняли медленную и мучительную смерть. Среди этих людей были и наши близкие. Я не знаю, чего во мне больше - страха перед этим непонятным чужим желанием убить тебя и искоренить весь твой род, или чувство мести? Или всему виной комплекс, которого у меня - представителя полноценной и здоровой нации - быть не должно?

- Что вы испытываете, держа в руках эти газеты с чудовищными приказами?

- Отвращение. Страх. Желание доказать, что я полноценен, что я жив. Я никогда не был героем, но всегда дрался, когда мне говорили "жид". При этом у меня становились ватными ноги, я бледнел, я не хотел бить, а бил! Потому что понимал: иначе нельзя. Когда я вижу перед собой эти свидетельства разложения вонючего фашистского трупа, я особенно остро ощущаю, что я жив, а они все, так желавшие моей гибели, - сдохли. И кусочек от развалин берлинской стены я держу, сознавая, что ОНИ заслужили эту стену. Когда с детства ощущаешь постоянную угрозу, ты, наверное, имеешь право на подобную мстительность. Хотя некоторые меня просто не понимают: "Зачем тебе все это? Война давно кончилась. Ты столько лет живешь в СВОЕЙ стране, в Израиле..." Может быть, они и правы и вся моя "коллекция", состоящая из этих вонючих газет, свода законов, канувших в лету, - признак нездоровья. И я как могу борюсь с собой. А что является симптомом здоровья? Печь хлеб, искать обломки затонувших римских кораблей, вырезать фигурки из дерева? Вот и я пеку сам хлеб, собираю выброшенные на берег обломки римских кораблей, вырезаю фигурки из дерева... И можно было бы, наверное, совсем успокоиться и обо всем забыть, если бы не появлялись новые монстры, которым мешает еврейский народ, и я в частности. Всякие там Саддамы хусейны и прочая нечисть...


Шели Шрайман, опубликовано в приложении «Окна», «Вести», статья хранится в музее «Вилла Ванзее» в Берлине – в качестве экспоната

PS Доктор Рудштейн скончался в Израиле несколько лет назад от неизлечимой болезни. Благословенна его память. На моей полке стоит подаренная им забавная статуэтка, которую он сам вырезал из липы. "Когда я умру, - говорил он мне, - люди возьмут в руки мои статуэтки и, наверное, скажут - "А у этого доктора было неплохое чувство юмора".

(продолжение следует)