Не убий?

Яков Патюков
Знаете ли вы, что означает словосочетание « Диабетическая полинейропатия »? Нет? Что ж, Вам повезло !
И если вам вовсе нет никакой нужды это знать, не читайте дальше.
Шутка! Читайте, читайте! Вдруг пригодится. Не дай бог.

Поверьте, я совсем не поклонник общенациональных ликбезов и
не преследую санитарно-профилактических целей.

А тех, кто уже знает, что это за штуковина, попрошу: - Не расходитесь, пожалуйста! Просто, я расскажу вам одну историю про диабетическую полинейропатию. И всё. Идёт?

……

Год, круглый, как циферблат и там, где оканчивается один год, тут же, без промедления начинается следующий.
Ну а из всех времён года, как это не банально прозвучит, прекраснее всего, наверное, весна! Правда?

Цветущее, благоухающее надеждами время. Короткое, но вдохновенное. Кажется, что всё вокруг само просится в твои мокрые от волнения ладошки. Разрываясь на части, каждый день забывая дома постылые часы, ты спешишь туда, где тебя что-то нетерпеливо ждёт, … дрожит на прохладном ещё ветру, словно зелёный огонь молодой листвы… И всё самое главное там, впереди, впереди!

Хорошо так же и лето.

Да нет, Лето – это просто здорово! Летом начинаешь ощущать, что у тебя есть вкус к свободе. Оно наделяет тебя полнотой чувств, расширяя границы этого, казалось бы, давно знакомого мира до невообразимости вселенной. Лето создаёт ощущение бесконечной растяжимости, как пространства, так и времени.
К примеру, летом легко перенестись на тысячемильные расстояния просто порыбачить. Или, скажем, за всего одну долгую – предолгую ночь испытать и бушующее счастье любви, и холодную пропасть равнодушия.

После лета, однако, наступает и осень. Я похоже не открыл для вас Америку?

Но я имею в виду не ту, Пушкинскую раскрасавицу -осень, что начинается, когда в школах восторженно голосят первые звонки. Нет, нет! Эта осень – всё ещё лето! Называют его – «бабье». Вот ирония!
Вы поймёте скоро, о чём я.
Так вот, ЭТА осень – не осень.
НАСТОЯЩАЯ ОСЕНЬ, закрыв шторами туч солнечный свет, наступает на тебя серыми легионами ледяных дождей. Она подтачивает твою оборону подлыми шпионами слякоти и грязной жижи, ослепляет тебя ядовитыми туманами, пронзает насквозь штыками ветров.
Даже если ты устоишь, не впадёшь в депрессию и (совершенно невозможно) сохранишь здоровье, то что толку ?
Тебя, после этой схватки, ожидает лишь холодная, седая, похожая на старушечий труп, зима.

Что? Новый Год?! Ну да, все эти пьянки. Они специально придуманы для нас, угасших и измученных. Словно доза наркотика, для ракового больного.
Ну да ладно.

Не подумайте, что я пустился в столь длительное лирическое отступление из простой тяги к прекрасному. Дело в том, что тема этой истории сугубо научная, но главными героями в ней всё-таки являются живые люди: мужчина и женщина.

Между ними не произошло ничего такого, что занимает миллионы страниц литературных изданий, заставляя нас переживать за героев их страсти, удовольствия и разочарования.
Это и понятно.
Что могло быть между ними?
Тут я, если позволите, проведу аналогию с упомянутыми мной временами года:
ОН в свои двадцать шесть, переживал как раз позднюю весну, так сказать конец мая, дыша полной грудью и глядя вперёд, туда, где его ждёт бесконечное лето жизни.
ОНА же стала старухой в сорок шесть. Если это была и не зима, то уж поздняя-поздняя осень, точно.
Да, да. И хотя мы все знаем весёлую народную песню … про бабу-ягодку, как раз ЕЁ случай не был тем самым «бабьим летом», но напротив, сковал ЕЁ безжалостным льдом и засыпал её голову снегом, словно в самый непогожий день ноября.

В чём причина?
Диабет.
Банальный сахарный диабет.
Каждый желающий может набрать в интернете эти два слова, и он получит исчерпывающую информацию на тысячах страниц. Но вряд ли вы найдёте там то, что я собираюсь вам рассказать.

Всё произошло примерно так:
…..................

В ординаторской отделения анестезиологии-реанимации, за столом сидел шумный, загорелый молодой человек в новеньком врачебном костюме. Он щурился на солнце, выпуская в потолок колечки дыма и смаковал каждую затяжку. Его бронзовое, улыбающееся лицо, выгоревшие русые волосы, а ещё множество нелепых прилипчивых слов, без которых не обходилась ни одна фраза, свидетельствовали о том, что наш герой только что вернулся из отпуска.
Знаете, эти словечки паразиты, которые так врезаются в твою разговорную речь, что людям, жившим всё это время вдали от тебя, режет слух.

Доктор говорил по телефону.

- О! Это Игорь !Привет дружище ! Ты как? Уже на работу вышел ? Кошмар! Держи краба !Ха-ха.
- ….
- Да, я тоже нормально ! Да, да, всё пучком. Вот только что операции закончились… Да, кошмар. Ха-ха-ха…. Это просто кошмар какой-то. Ха-ха!
- ….
- Да? А у меня сегодня наркозы, просто кошмар! Такой мужичище попался … да, на лапаротомии… здоровый, как кабан ! Килограмм сто сорок ! Я на вводный ему семьсот миллиграмм тиопентала захреначил– а он ни в одном глазу! … Ну !… Мычит что-то в маску.
- ….
- Я ещё триста добавил. Чую – мало ! Понимаешь, целый грамм… Ну да, нас с тобой обоих убить хватит. Ха-ха !… Кошмар ! Говорю Ольге – Открывай второй ! Пока она разводила, мужик, слава богу, отъехал. А потом, вроде, всё нормально, только возни на четыре часа. Думал – с копыт упаду.
- ….
- Да. А тут, пока я в оперблоке был, больных понапихали новых…….
- ….
- Ну ладно, давай, …я тоже работать буду… Ага, пока.

С минуту Игорь сидел, докуривая сигарету и меланхолично, на разные лады повторял слово «Кошмар»:

- Это какой-то кочмар, панимаешь. Вах, вах, какой ужис. …

Какой именно ужис и кочмар прошедшего отпуска он вспоминал, я не знаю, но на лице его периодически проступала красноречивая улыбка молодого человека, знающего цену хорошему отдыху.
Вскоре, однако, пришлось ему вернуться к делам.

Вот тут-то, с неохотой разбирая истории новых больных, в беспорядке разбросанные на столе, Игорь наткнулся на одну знакомую фамилию.
Эту пациентку он знал. Очень хорошо помнил. Особенно её глаза.
Тягостное это было воспоминание. И сейчас, когда он созерцал ЕЁ фамилию, для большей научности назовём её…, скажем, …Больная Д., воспоминания эти поползли в его мозг, и стали там складываться в целостную, печальную картину.

Впервые он повстречал Больную Д. четыре года назад, когда сам был ещё студентом и проходил практику в этой самой больнице.
Уже тогда она была глубоко больна, больна не один год.

Игорь, ещё не сталкивавшийся до того с реалиями клиники, получил для курации две женские палаты. Палаты эти он должен был ежедневно посещать, присаживаясь к каждой койке, выслушивая, высматривая, измеряя давление и говоря умные вещи, которые (как ему тогда казалось) должен говорить врач.
Ему приходилось бороться сразу с несколькими своими демонами : робостью, неуверенностью, косноязычием, малой осведомлённостью, а иногда и просто брезгливостью, свойственной, в той или иной степени, всем.
Но всё это мелочи, теряющиеся в прошлом, не оставляя следа.
А вот Больную Д. Игорь запомнил очень хорошо.

Она почти всё время лежала на своей койке, в углу справа. Повернувшись лицом к стене. Даже когда приносили поесть, редко она обнаруживала свою потребность в пище. Только когда он, Игорь, входя в палату, говорил больным: – Здравствуйте. – она медленно со стоном поворачивалась на спину. Глаза её вперивались в одну точку на потолке, и она безжизненным голосом откликалась на приветствие:

- Ой. Мой доктор любимый пришел.

 Седые жидкие волосы, словно клочья пакли, рассыпались по подушке. Она нелепо улыбалась. Дрожащие, бледные руки начинали неловко прихорашивать непослушную прическу, поправлять платок.
Боже, ей было тогда сорок два !!
Иногда Игорь видел её, идущей по коридору в направлении туалета, всегда ведомую кем-нибудь из сердобольных соседок. Или дочкой.
Дочь приходила каждый день и оставалась подолгу, кормила и поила её, водила на короткие (сколько та могла вынести) прогулки по больничным коридорам, рассказывая о событиях за пределами её палаты. Шутила.
И они вместе неестественно улыбались.
Потом юноша Игорь, ровесник этой симпатичной, но сгорбленной девушки, видел, как она стонет и ревёт в голос, в коридорах и на лестницах, не в силах выдержать натиска безжалостной, слишком рано наступившей осени.
Как он понимал её в эти минуты! Ведь он и сам проводил с её мамой , Больной Д., добрых сорок минут, каждый день.
Каждый день он садился рядом, сначала стараясь не смотреть на неё. Произносил пару заготовленных, ободряющих (как он думал) фраз, слушал свистящее дыхание, щупал сбивчивый пульс и мерил высоченное всегда давление. А она, слабым голосом, каждый раз с поддельной надеждой задавала один и тот же вопрос:

- Ну как ? Сколько сегодня ?

Игорь видел на циферблате тонометра ужасающие цифры, но не мог сказать их вслух.
Тут он неосторожно попадал взглядом не туда, куда хотел, и вместо крашеной больничной стены сталкивался с её глазами.
Она уже тогда была почти слепа. То есть один глаз вообще ничего не видел ; огромное кровоизлияние в его структуры когда-то навсегда перекрыло доступ солнечным лучам к сетчатке. Словно гнилое яблоко, неуклюжий и не годный, сидел он на своём месте. Второй же глаз был поражён катарактой и напоминал грязное, матовое стекло. Лицо её, когда-то милое, застыло, словно потрёпанная карнавальная маска.
Она не видела его, но смотрела в его глаза , а он, после растерянной паузы, называл цифры, на десять или двадцать меньше её настоящего давления. Она не верила ему, но молчала.

Диабет медленно и неумолимо убивает. Проклятие тому, кто назвал его «Сахарный».
Этот злой дух, выйдя из-под контроля, проникает в каждую клеточку тела, расшатывает все механизмы и запускает свою дьявольскую вакханалию. Он изнутри впивается в стенки сосудов, заставляя их сжиматься в судорогах. Все известные вам органы получают свою дозу его зла. Стоит только дать ему волю, чуть зазеваться и всё !
И вот уже почки издыхают, отказываясь выполнять свою работу, заливая лёгкие и всё тело водой, выбрасывают наружу драгоценный белок и перестают удалять токсины. Кожа покрывается незаживающими ссадинами, постепенно превращающимися в огромные рытвины-язвы. Сердце, отважно сражаясь с возрастающей нагрузкой, скоро истощается, срывает ритм, сжимается в груди от боли, а потом и вовсе начинает по частям отмирать, вступая в череду мелких и больших инфарктов, кидающих больного на койку снова и снова. Кишечник перестаёт добывать из пищи необходимые вещества и вынуждает своего измождённого хозяина по десятку раз в день ползти на хромых, отёчных ногах в туалет ……
Но это всё подводная часть айсберга.
Человек в это время не замечает ничего. Ничего, кроме диабетической полинейропатии.
Знаете, что это? Это пытка! По сравнению с которой, иглы под ногти – детская игра.
Сначала это лишь едва заметное покалывание и невесомая тяжесть в кончиках пальцев рук и ног. Потом оно становится настойчивее, заставляет человека искать удобную позу. Перекатывается утомительными волнами ломоты из одной конечности в другую. Затем боль и зуд в членах становятся назойливыми. Человек уже не может спокойно лежать, он сучит ногами, словно новорожденный, стирая пятки в кровь, заламывает руки, от злости крича на всех и вся, что оказывается поблизости. Наконец, понимая, что как бы он не вертелся - всё без толку, устав от этой борьбы, он замирает. Тупо уставившись в одну точку, он внимает постоянной, зудящей, нестерпимой боли, надеясь только на те краткие минуты, в которые усталость берёт верх и он тревожно засыпает. Или на отупляющий укол. Словно наркоман в самую жуткую ломку. Из месяца в месяц, из года в год … !

Вот, что сделал диабет с Больной Д. сорока двух лет.
Конечно, современная медицина достигла определённых успехов.
Приходилось видеть Игорю больных и в шестьдесят, вполне сносно себя чувствовавших и ведущих человеческий образ жизни.
Для этого нужно всего лишь следить за собой, регулярно обследоваться, подбирать соответствующее проблеме лечение и с его помощью держать демона диабета в узде. Правильно питаться, избегать инфекций…
Однако, если вы являетесь единственным кормильцем семьи из пяти ртов, да ещё больной мамы, да ещё плюс диагноз – диабет, всё не так просто.
«Серьёзные» организации никогда не дадут вам работу по специальности. Зачем вы им ? Вам придётся наняться в два – три копеечных места, на дворницкую или уборщическую должность, и пахать. С утра до утра пахать за кусок хлеба, свет, газ и воду.
Тут главное – удержаться от бутылки! Поверьте – очень трудно. А главное – смысла нет !
Ведь стоит так прожить, сгорбившись от постоянной работы, лет семь-десять, не имея ни времени, ни средств на борьбу со своим коварным и безжалостным врагом, и всё !
Холодное, скупое лето кончится внезапно, не успев начаться.

Так случилось и с Больной Д. в годы её «молодости».

Она рассказывала множество своих историй, невнятных и нелепых, а он не мог позволить себе прервать её или уйти. Она их повторяла ! Особенно часто ту историю, про Новый Год, когда их семье в первый и единственный раз достались обкомовские подарки. В тот год отец возил их с сестрой, царствие ей небесное, в театр, на ёлку…

Но это Игорь слышал от неё четыре года назад! Прошло столько времени!

С той поры, из года в год лежала она на больничной койке. Каждый новый эпизод был всё более и более тяжёлым.
Бессильные доктора отказывались её лечить, отдавали для курации студентам, интернам.
Её пичкали обезболивающими, антибиотиками, лошадиными дозами мочегонных и понижающих давление средств, искалывали инсулином. Тщетно. Время давно уже было упущено.

После драки кулаками не машут! Помните такую поговорку?
 
А древние греки говорили так:
Contra vim mortis non est medicamen in hortis.
(Против силы смерти нет лекарства в садах.)

Каждый раз больную Д. выписывали как только она переставала задыхаться, после месяца –двух лечения. А ещё через два месяца она возвращалась на то же место, словно никуда и не уходила.

Игорь, к которому она привязалась как к сыну или, скорее, внуку, навещал её почти каждый раз, когда бывал в больнице. Просто после занятий, или заходя по какому-нибудь делу, а то и просто проведать её.

В интернатуре он снова был «её доктором». Опять он часами высиживал у койки, держа её за руку. Врал про давление. Слушал слабеющий день за днём голос.
Его не покидало чувство ответственности за эту несчастную. И его преследовало чувство своей полной беспомощности. Всю литературу, какую он смог достать , Игорь прочёл и выштудировал от корки до корки, проконсультировался со всеми известными ему специалистами, пробуя всё новые и новые подходы.
Вряд ли кто-нибудь в городе в то время был более сведущ чем он, во всём, что касается диабета…

Но все его усилия не давали ничего. Ни малейшего сдвига.
 
Зима наступала.

Может ли быть что-то более ужасное, чем диабетическая полинейропатия ?
Да ! Работать с чувством собственной беспомощности!

Так мучались они оба, каждый по своему.

Потом всё это кончилось, Игорь уехал в областной центр на двухгодичную специализацию. Она плакала, не скрывая слёз, когда он зашёл к ней в палату, попрощаться. Невидящие глаза раскрывались так широко как только могли, словно хотели таки его увидеть….
В его горле застрял сухой, жгучий комок.
Он был уверен, что осталось ей совсем не много.
И ошибся. К своему удивлению и радости. И к глубокому своему сожалению. Судьба столкнула их вновь, теперь уже в реанимации. Это означало, что Больная Д. была жива, но жизнь стремительно покидала её, словно последние песчинки, убегающие из верхней ампулы песочных часов, и он должен был стать тому свидетелем.

…………………….

В ярко освещённом зале, Игоря окружил извечный гул аппаратов, ламп и голосов. Не особенно торопясь, он направился вдоль коек.
За окнами наступил поздний вечер. Игорь, проторчавший почти семь часов на экстренных операциях, не заметил, как стемнело. Унылые чёрные квадраты окон, писк мониторов, ритмичное дыхание аппаратов ИВЛ, храп и стоны. Привычная атмосфера реанимации.
Место, где люди не могут уже сами себя спасти и в ожидании зависают над пропастью смерти.
Другие же находящиеся здесь люди сознательно забывают на время о своей судьбе для того, что бы принять участие в жизни и смерти первых. Горстка смертных, зарабатывающих себе на хлеб, то ли следуя, то ли сопротивляясь промыслу Господа Бога.

Наконец, в дальнем углу зала Игорь увидел Больную Д.. Он остановился в двух шагах от койки.
Всё было ещё хуже, чем он себе представлял.

Бледная и отёчная, похожая на бурдюк с водой, с толстыми, деформированными руками и ногами, она полусидела-полулежала в кровати. Стопы были забинтованы. Очевидно, начиналась гангрена.
Она задыхалась. Обрамлённое крупными каплями пота синюшное лицо было скрыто кислородной маской. Хриплое дыхание ясно говорило о том, что отёк лёгких достиг своего апофеоза. Каждый выдох сопровождался животным стоном. Боль терзала её. Органы, все до одного, отказывались работать, а затуманенные остатки разума уже не способны были собрать воедино то, что когда-то было Человеком.
Игорь по профессиональной привычке кинул быстрый взгляд на монитор: …ужасная, сочетанная аритмия… кислорода, конечно же, не достаточно… давление, некогда огромное, теперь напротив, было критически низким.
Как долго ей осталось ещё мучиться ? Сутки – двое, не больше.
Нужно было подключать кардиотоники и, конечно же, начинать искусственную вентиляцию. Это было ясно, как божий день…тогда она, возможно «проживёт» чуть дольше. Тут. На аппарате.
 но ради чего ??????

У него был поистине инквизиторский выбор - продлить мучения или же не продлить их.

Что толку спрашивать вас, что бы сделали вы, на его месте?, …просто поразмыслите над этим.

Игорь, с почерневшим, постаревшим лицом, подошел ближе, вплотную, склонился к ней и взял дрожащей рукой её холодные опухшие пальцы. Конечно, она не услышит его...
Вдруг голова её рывком повернулась, маска съехала на бок, белесые, невидящие глаза с трудом раскрылись и уставились прямо на него. Слабые пальцы конвульсивно сжали его руку.

- Доктор…. Мой доктор….
 
Голос был такой слабый , исковерканный, исполненный боли, словно проникал сюда уже с того света.
Игорь застыл в немом смятении.

- Я знаю, что это вы…. Хоть и не вижу вас…. Как…у вас… дела ?

Этот вопрос она задавала всегда. Сейчас ей пришлось после каждого слова прерываться, чтобы сделать вдох.

- Вот… Из отпуска вернулся. - тупо сказал Игорь. – Как вы меня узнали ?
- … руки …. Руки ваши…

Вдруг, губы её задрожали и, задыхаясь, уже не делая пауз, она забормотала :

- Янемогубольшенемогубольшенемогубольше….. тут ей пришлось всё же несколько раз с натугой вдохнуть. И снова. – Миленькиймойянемогубольшенемогупожалуйста……. Слёзы катились из её глаз.

Сколько это продолжалось, Игорь не понял.
Может час, а может всего лишь секунду.

Ещё через секунду она снова впала в сопор, отвернулась и, уставившись в потолок, продолжила своё механическое хрипло-стонущее дыхание.
Игорь машинально поправил кислородную маску.

- Игорь Игоревич! – окликнул его кто-то

Он повернулся – дежурная сестра Лиза, сидевшая на посту вопросительно глядела в его лицо.

- Что?
- Игорь Игоревич, можно мы с девчонками, пока вы здесь, покурим пойдём?
- ...Да...да, идите.

Он остался один в этом зале, полном страдания и страха смерти.
Один на один с ней.
Он стоял у её кровати и невидящими глазами глядел в пол. Рука в кармане халата, что-то машинально вертела между пальцев.
Игорь вытащил и посмотрел.

То был прозрачный стеклянный флакон, оставшийся с наркоза. Флакон, в котором жидким золотом плескался уже списанный, разведённый и готовый к использованию грамм тиопентала. Тот самый, что не пригодился сегодняшнему толстому мужику на наркозе.

Не знаю, о чём подумал в тот момент Игорь. Не уверен, что он способен был думать. Чей это был промысел? Что свело воедино все эти обстоятельства? …

Он набрал в шприц всё. До капли. Снова склонился над ней и вколол иглу в резинку капельницы.
Глаза заволокло пеленой дождя. Ледяным, зимним воздухом сковало пальцы. В голове застучали гигантские градины пульса.

- С Новым Годом, доченька… – проговорил он ей на ухо, вжимая поршень в быстро уменьшающийся цилиндр раствора. – С Новым Годом.

И тут, впервые за всё время их знакомства, он увидел её улыбку! За несколько секунд до того как остановилось дыхание.
Нет, не то жалкое подобие улыбки, которое она всё время выдавливала из себя, встречая в палате его или дочку.
Настоящую, искреннюю, полную солнечного тепла и радости. Улыбку счастливой молодой женщины.

В её угасающем сознании только что хозяйничала безжалостная, седая, хлещущая по лицу колючим снегом зима. Теперь вместо неё, маленькая девочка Д. увидела пушистую зелёную ёлку, свечи и хлопушки, и гору подарков, и конфеты…

……………………….

Игорь очнулся, только когда над ним запищал монитор и едва успел бросить шприц в контейнер. Через минуту, вся смена уже собралась у койки. Он объяснил, что произошла остановка сердца, а поскольку пациентка страдала терминальной стадией диабета, реанимировать её не нужно.
 
Он вышел из зала, достал сигарету и поплёлся курить на балкон.
На улице стояла жара. В августе редко случаются такие тёплые вечера.

Игоря трясло от холода.