Тусины августы
Каждый август случалось все одно и то же. И всем это всегда надоедало, но ничего с этим было «Не поделаешь». Август не отменишь и из календаря не вычеркнешь.
Когда Туся на курорт собиралась – так она ту дыру обзывала, то всегда наступал август. Нет, не так. То есть наступал август, и в нем в августе хранился Тусин отпуск. И волей неволей ехала она в одно место – на дачу. На платформу – Курортное, отсюда и прозвище- курорт.
Никакого курорта, там, конечно не было, а были дожди. Слякоть, резиновые сапоги, Тусин старый болоневый плащ, грязная полсуда и отсутствие горячей воды, и туалет в виде дырочки в полу за кухней в сарае.
Раньше августа Туся на свой курорт никогда почему-то не попадала – судьба. Она и ехать на дачу не хотела. И отпуск брала в другие месяца, но так почему-то получалось, то одно, то другое – в общем, отпуск плавно переезжал на август, все планы разлетались в основном в одном направлении – к чертям собачим, а точнее, к чертям Курортным, то есть дачным.
И снова Туся на даче – час на электричке, двадцать от станции по тропинке и вот, пожалуйста –вполовину покрашенный забор, полу зеленый, полу серый – настолько хватило Тусиного двухгодичной давности энтузиазма, и ржавый замок на калитке. Туся возится с ключами, долго возится. А потом заходит на участок, в свои владения.
И так каждый август. И так каждый год. И в прошлом году так было, и вилка на ступеньках лежала, так и лежит, кто положил? Но Туся не трогает. И в этом году так будет. И в следующем августе тоже. Но, похоже, этот Тусин август должен был оказаться хуже.
Началось с того, что Туся не поехала как обычно в начале августа, в первых числах, а промаялась в городе до середины. Она собиралась с народом пообщаться, на пляж городской сбегать. И вообще, на пару-тройку свиданий.
Но тот пляж, который Туся знала, был закрыт, народ уехал на юга, не предупредив, не поставив Тусю в известность, даже не взяв с собой. А ведь Тусе так хотелось вырваться из августа. И свидания были скучными и серыми, как те памятники, возле которых они назначались. Тусю подруги две сватать пытались. Одна с работы – вот и одно свидание у памятника Грибоедову, другая жена брата двоюродного, почти родственница – хороший человек, обещала тоже хорошего человека – возле памятника Гоголю. Два Г-эшных памятника навели на Тусю тоску,
Подруга с работы отпуск летом никогда не брала, а наоборот. Брала себе еще больше и больше, уж не зная сама, почему, наверное, тоже ненавидела лето всей своей трудящейся душой. С ней не поговоришь. А жена брата с детьми уехала на юг, напомнив про памятник. Буква Г, напомнила школу и первый Тусин класс тоже Г. Туся волновалась тогда, но не сильно, даже слабее, чем перед этими памятниками. Тот, что на Гоголя - вообще не пришел, напрасно Туся стояла тогда под дождем с красным зонтиком... В первый класс, на школьном стадионе, Туся стояла не с зонтиком, а в красном непромокаемом плаще и плащ этот закрывал Тусин белый фартук и белые бантики на Тусиных хвостах. А еще там играл оркестр, и говорили речи, а потом повели всех к дверям в школу и по дороге Туся наступила в лужу – вот вам и все воспоминания о первом школьном дне. Про Гоголя, дождь и зонтик жене брата сказать было уж никак невозможно, поскольку та загорала на своих югах, а, скорее всего и не загорала даже, а нервничала, вытаскивая из воды своих детей и, следя за тем, чтобы те далеко не заплывали – тут уж не до загара. Туся представляла себе эту картинку, идя на второе свидания под Грибоедовым, под тем же красным зонтиком. Человек, тот засватанный, был на месте, без цветов и с зубочисткой в зубах. Эта-то зубочистка и сказала, Тусе, что это большее. На что она, Туся, в свои тридцать с хвостиком (а хвостику Тусиному было пять) может рассчитывать. Туся чихнула и наступила в лужу. А еще Туся тогда сломала зонтик, они прогулялись с человеком с зубочисткой до парка, потом обратно. Потом хотели сесть на скамейку. Но она была мокрая. А человек с зубочисткой, отрекомендованный в лучших чувствах трудящейся сослуживицей, довел Тусю до метро и заспешил – сказал. Что на работу, очевидно, он тоже был из таких, кто всегда как пчелка, или спасался от лета. А может, он поехал работать к Тусиной сотруднице – жаловаться на такую нерасторопную Тусю, у которой нет зубочистки, которая наступает в лужу и у которой сломан зонтик, а может, просто ему говорили, что Тусе еще до, а оказалось, что за… И за Тусей все равно нужно ухаживать и дарить цветы, а у человека с зубочисткой была на них аллергия….
Все это Туся тогда додумывала, бредя в темноте домой из метро, то и дело попадая в лужи. Дома Туся смерила температуру, еще раз чихнула, выпила чаю с медом и приготовилась болеть. А на следующий день вышло солнышко. Оно дразнило Тусю, заставляло ее кашлять. Уже даже не чихать, сменить гору носовых платков и сидеть дома.
И две недели Туся добросовестно глядела на это солнышко из окна за занавесками, поскольку если занавеску убрать – у Туси от температуры начинало резать глаза. Именно поэтому Туся опоздала на начало августа для проведения его на своем Курорте. И выехала чуть попозже. Нежели обычно.
Тусю качало в электричке – она слабенькая. После болезни, едет – почихивает. Рядом рюкзачок зеленый из плащевки и сумка дорожная, всякой всячиной набита.
Ехала Туся утром, на ранней электричке, чуть ли не первой в шесть утра с копейками она от вокзала отходила. А шла электричка мимо Тусиного дома, ну чуть - чуть автобусом, поэтому от вокзала Туси ехать надобности не было. В такую рань автобусы не ходили. Туся пол часа пешочком, потом три минутки ждала электричку – и все, сиди себе почихивай, на природу оглядывайся. Так как природа и загород начинался со следующей остановки после Тусиной. Так что вышла Туся из электрички когда чуть до восьми не хватало – тишина на платформе и вокруг, потому что деревня всякая так далеко – ни корова ни коза не разбудит. А дачные участки – все равно надо по тропинке шлепать. Те, кто в дачном поселке, а он в лесу спрятался, рано просыпаться не любят, хватит. В городе набудились. И магазина на станции нет – сгорел в прошлом голу. А другой в деревне. Правда, есть одна палатка – и днем и ночью работает – круглосуточная, но она как раз на краешке поселка, а Тусин дом ближе к этому краю, к станции даже. Поэтому Туся вышла из электрички одна с рюкзачком нагруженная и сумочкой. В рюкзачке продукты на первое время, а в сумке вещи. В Курортном Тусю почему-то встречало солнышко и полное отсутствие луж. А Туся сапоги с утра нацепила резиновые. И сапоги давят – вниз тянут – и рюкзак туда же. В общем, упала Туся, как букашечка, на спину и лапками забарахтала – а помощи ждать неоткуда.
Напрасно подносила Туся ухо к земле. Стук копыт белого коня с принцем в седле, того самого, который должен был появиться. Ну, хотя бы из тех кустов, слышен не был. И лежала так себе Туся, наверное, минут пять, а из кустов только ворона раз вылетела. Вот и все принцы. Пришлось Тусе кое-как подниматься и брести до дачи – сумка в одной руке, рюкзак в другой и сама Туся идет-ковыляет. После Тусиной радости. Которая случилась последний раз год назад как раз перед августом, Туся невзлюбила августы и стала бояться по-настоящему. Раньше она только посмеивалась над собой, над Курортным, над августом, так вскользь, а тогда, тогда она по-настоящему, по-правдашнему возненавидела этот месяц.
В том августе, роковом августе Туся собиралась замуж и считала этот шанс последним. Тусин жених. Господи, слово-то какое, порядочный и культурный человек, исчез внезапно, как появился. Они прожили вместе полтора года, она нагладила гору рубашек и простирала два вагона трусов и носков, а он все равно ушел. Утром на работу, а вечером позвонил, сказал, что не придет и знать Тусю больше не хочет и что это все. На следующий день был август.
И Туся тогда поехала в Курортное, и весь свой отпуск провыла на скамейке под елками и березами. Соседи уже выехали – благо август тот был холодный и выть Тусе тогда никто не мешал, но и не помогал таскать воду и колодца, что на краю поселка и нести сумки с продуктами.
А осенью Туся заболела по-настоящему. Что-то разладилось у нее внутри, винтиков каких-то не хватало, наверное, потерялись в день перед августом. И пришлось Тусе осень в больнице проводить, а потом зима, новая работа, новая подруга –та, что памятник Грибоедова присоветовала. А потом опять август – Тусина ненависть. И Туся на даче. Открывает замок, смотрит засохшие кусты смородины -–она не приезжает сюда в выходные никогда не приезжает. Многие даже думают. Что тут никто и не живет, не знают, что в Августе, да, обязательно в августе здесь Туся хозяйкой появляется.
Тусиного одиночества в этом августе хватило на два дня из той недели, что она собиралась провести в Курортном. Туся пошла загорать на речку. Сидит, ловит редкие лучики августовского солнышка, да и вода еще не остыла – можно было и поплескаться. Мокрая Туся вылезла на берег и прилегла на полотенце. Народу было нисколько. Опять Туся слишком рано пошла купаться – да и деревенские сюда не забредали. Туся лежала на полотенце – ухо на земле и снова прислушивалась к стуку копыт. Вместо белой лошади на берег въехал мотоцикл. И так получилось, что опять август, опять дачка Тусина – мотоцикл на участок завезен, и чайник не перестает дымиться, и сыр с колбасой в холодильнике не переводятся, а за хлебом они в магазин на мотоцикле вместе ездили. И ничего не спрашивала Туся, да и он не отвечал, как и что. Но было им хорошо и было это в августе. А потом Тусе на работу надо было уезжать, а дальше. А дальше Туся глаза мокрые от воды открыла – привиделось ей все это.
А еще Туся вспомнила, когда шла обратно, волоча за собой полотенце и встряхивая своими мокрыми волосами. Да, то случилось тоже в августе пять лет назад. В Тусином августе, в походе. Поход этот был необычный и к нему готовились целый год и ждали лета, всего-то две недели. И не поход это даже был, так прогулочка до стоянки, где все было знакомо и известно. Куда целый год они рвались, переписывали устав, меняли правила, выбирали президента своего лагеря, спорили, стоит ли брать новичков. Это была традиция с институтских времен и Туся чтила ее и ездила в этот лагерь каждый год и однажды как сторожил, даже была президентом. Каждый год там появлялись новые люди, лагерь- то разрастался. То снова сужался, и как-то Туся с удивлением обнаружила, что мало кого она здесь знает. Но это ли было важно. Что теперь, с этим лагерем…
В тот год Туся не была президентом, а отвечала за сценарии. Дело в том, что в лагере был свой театр, для которого Туся писала сценарий, потом она распределяла роли, потом она брала на себя функции режиссера, а потом они тот спектакль демонстрировали на финале – в последний день, кто-то скалолазанье, кто-то плавание на байдарке, а Тусин отряд занимался этаким спектаклем КВНом. Вот. А тогда все пошло наперекосяк.
Тусины губы распухали и покрывались корочкой, они болели от поцелуев, тех поцелуев президента лагеря. Туся писала сценарий наперекосяк и совсем забыла, что именно в его кухне они готовились к открытию лагеря, именно его жена поила их всех чаем с пирогом и неловко снимала развешенные детские вещички. Да, Туся забыла обо всем.
Сценарий писался вяло, ночью Туся не высыпалась и не понимала, что все это кончится ничем. Но кончилось все немного по-другому. Прошли две недели, кое-как прошло закрытие лагеря под Тусину пьесу, отгорели прощальные костры, все разъехались, пообещав, что в следующем году непременно, и в таком же составе. Тусе с президентом тогда оказалось по пути, а может, она просто решила поехать другой дорогой. Он нес ее рюкзак спереди, потому что на спине был свой. А у ее дверей обещал обязательно позвонить.
Они не поднимали никаких вопросов, они боялись спросить и посмотреть вперед. Он оказался трусом. Этот президент, а может быть, просто дальновиднее, а может он не умел отвечать за свои поступки. Он и сам не мог понять, зачем ему Туся, а менять что-то не собирался. Он и вправду позвонил тогда. Они действительно встретились и гуляли, потом поехали к Тусе, все было прекрасно, но ночью ей снились детские колготки, что сушились в маленькой кухне. А утром все это исчезло и Туся забыла и решила просто жить дальше. А президент позвонил и опять они встретились, потом еще раз, так до зимы. А под новый год, дней за десять, он пропал. И перед самым переходом в другое измерение –год, в одиннадцать часов он вдруг объявился телефонным звонком и сообщил, что больше так не может, что все неправильно и Туся должна понять. И Туся поняла, ведь она и сама была виновата, что не задумывалась.
Понять-то поняла, вот только вокруг стали происходить странные вещи – вернее, что-то с вещами. К приходу Туси их кто-то переставлял, разбрасывал, зубная щетка оказывалась под подушкой, а крем для обуви на сковородке. Когда с Тусей заговорило радио и просило прислушаться к голосу разума, а разум сейчас у нее на балконе, сидит и ждет ее, только вот голос потерял, потому что Туся забыла его в кармане. Туся вышла на балкон и увидела разум без голоса. Она посмотрела вниз с десятого этажа – разум просил ее перешагнуть. Но позвонил телефон, и разум исчез, как только Туся положила руку в карман. Телефонный звонок, сейчас уже не помнит от кого, спас Тусе жизнь и здоровье.
Туся согласилась на госпитализацию на следующий же день, а в лагерь тот больше не ездила и сценариев не писала.
С тех пор стала Туся ездить в Курортное, в котором была в далеком детстве, ну почти в детстве. Девушка-подросток – шестнадцатилетняя Туся тогда загорала на пляже вокруг речки, когда появился мотоцикл с мотоциклистом. Мотоциклист обожал вареную колбасу и, как он говорил, Тусю. Осенью ему надо было в армию и с Тусей надо было нагуляться.
Об армии Туся узнала постфактум. Но раздобыла адрес, стала писать. Мотоциклист, получавший письма от своей девушки, которая бросила его в первый день августа, а потом почему-то опомнилась. А может еще что-то (а на второй он как раз увидел Тусю на реке), был начало рад ее письмам, но постепенно та девушка начинала вытеснять Тусю, а может, все было не так. Но писать он ей перестал. А после, когда вернулся – не узнал или вид сделал. А впрочем, что там было? Две летние недели августа и пара писем. Тусю позвали на свадьбу, потому что она происходила на даче, в августе и звали всех, кто попадался на глаза. Свадьба была шумная, с гармошкой и с невестой с грязным платьем – что вы хотите, дачные дороги, природа. Туся тогда отдыхала с родителями и в который раз не поступала в институт. То есть она готовилась, целый год готовилась, а потом приходила на экзамен и запирала себя на замок. И в таком же молчании и бездействии уходила.
В тот год ее перестали мучить, родители были старенькими и сами прихварывали – не до того уж было. Но Тусю пристроили на несложную работу, где не нужно особо было не с кем болтать и общаться с людьми, где не требовалось высшее образование. Короче, Туся была при деле и проработала на том месте ровно год, а потом на следующее лето, августом, взяла и поступила. Просто и спокойно. Тогда, когда этого никто не ждал. Может, та свадьба так на нее подействовала?
Туся вообще была спокойной и выносливой. Она никуда не лезла и пряталась только от августов. В августе угасли ее родители, но это было после. Туся тогда отмучилась с учебой.
А сейчас Туся бредет с полотенцем с речки и трясет короткими волосами – такую прическу, вместо длинных гладких волос до попы, она стала носить с прошлого августа.
Туся выпила чаю с сыром и приготовилась ко сну. Она постелила себе две простыни на террасе. Одну под, а другую сверху -–и одеяло чуть-чуть в ножки.
Засыпая, Тусе опять чудился стук копыт и вой мотоцикла. И Туся понимала, в полусне – полудреме, что к ней спешит август, новый и неизвестный. И что на следующий год август будет снова, на будущий год. И где-то там, между простыней и подушкой просыпалась, в отличие от почти уснувшей Туси мысль, что ведь август в году только раз, а есть еще другие месяцы, а значит…И Туся заснула по-настоящему.