По самую шляпу
Я хорошо помню как сел на гвоздь. Внутренним ухом я сначала услышал хруст. Легкий такой, веселый. Как будто кто-то внутри меня прожевал крахмал. Потом понял, что сижу именно на гвозде. Прочно так сижу. Надежно. И не смотря на то, что мне и было-то лет десять-одиннадцать, я точно решил, что вставать с него нужно ровно. Не дергаясь. Было смешно и полные штаны крови. И я встал. Полные штаны крови это действительно смешно, но если не показывать их маме. Тогда я еще не понимал, что это место, ну, то есть шрам… будет особенным местом в моей жизни.
Тавтология это или нет, но шрам прочно, как когда-то на его месте гвоздь, вошел в мою жизнь. Думаю даже, что вошел по самую шляпу. По самую что ни на есть шляпку…
Никогда в детстве не знаешь, что тебе потом пригодится во взрослой жизни. Учили же меня когда-то на уроках труда правильно держать лобзик, молоток и напильник. Я до сих пор не знаю, почему эти уроки назывались трудами. Но все-таки, кажется, что так нельзя научить людей труду. Научить труду лобзиком нельзя. Нужно, чтобы то, что ты делаешь – на труд не походило. Иначе все и всем потом только трудно. Наверное, поэтому напильник я с детства не люблю и еще больше не понимаю, зачем его нужно правильно было держать именно мне. Но вот шрам, то есть гвоздь, который нас тоже учили забивать ровно, и который каждый мужчина должен забить в своей жизни хоть один раз, железно сделал свое дело. Не по прямому, в общем-то, назначению, но сделал. Лично я в жизни потом забивал на многое. Но это, как выяснилось, совсем не помогало… И не то, чтобы я не искал больше приключений на это свое место, просто когда ищешь, оно ни за что не придет. А приходит вот так: р-раз! И - сел. Сел, если повезет. Мне вот повезло с гвоздем…
Уже лет через пятнадцать, всякий раз, когда после любовных занятий мы лежали с предметом моей очередной страсти уже голые и совершенно бесстыжие, наверху оказывалась эта смешная штука. Смешная, потому что мой шрам походит на выпуклую рифленую розовую шляпку гвоздя. Как будто нарочно вбитого в мою задницу для женских восторгов. И еще не было случая, чтобы женщина не потянулась в умилении поцеловать… Ну, боже мой! Зачем так грубо! Она всего лишь хотела и целовала шляпку гвоздя… Да. Целовала. А потом уходила навсегда, видимо решив, что именно так мне и было хорошо. С гвоздем в заднице и без нее, без женщины то есть. И мне действительно было потом хорошо. Некоторое время. Наверное, потому, что гвоздь в отличие от женщины, всегда оставался при мне. Иногда казалось, он со всей своей магнетической силой прорастал уже во внутрь, давал побеги, поддерживал позвоночник и доходил до мозга. Я понял это однажды и уже теперь всегда уверен, что эффект рифленой шляпки безошибочно действует на любую женщину. Мне даже иногда кажется, что это сильнее интеллектуальных способностей, размера кошелька и вокальных данных. Я не знаю, почему этот рубец гвоздил их, женские внимания, но все равно других брутальных шрамов на моем личном теле недоставало. Их явно было мало для покорения сердец, или чего там иногда удается покорять. Всего-то два - три тонких шрамика – и вот они, мои разбитые сердца, то есть брови. Ну, и еще поломанный нос, что, согласитесь, совсем не очень красиво. И поэтому я уже берег этот шрам, как свою правую руку или глаза. И при первом же удобном случае, а иногда и после случая, не откладывал появление шрама на свет. Буквально, вы понимаете, это было удобно только при свете. Вот как это было. Опытным движением я ме-е-е-едленно переворачивался на живот и …получал очередной поцелуй. Если вам нравится, то я так и скажу – в задницу. Все равно это был коронный ход и выполнялся всегда так, что мой учитель по труду, думаю, был бы доволен.
И вообще, я понял, что все, что имею сейчас, это бессознательно, без всяких на то целей и не спросясь пришло ко мне с детства.
И нанесло свой решающий удар.
Жаль только, что штаны тогда испортил.
Хорошие были штаны.
(Просьба к читателям: не просить меня показывать это место)