Письмо 4. О вреде путешествий

Борис Кригер
Дорогой Сенека,

Знай, что для твоего друга Маськина каждое письмо от тебя – как глоток свежего нектара мудрости.

Сегодня я пропалывал грядки и всё время думал о том, что ты мне написал в своем последнем письме: “Non discurris nec locorum mutationibus inquietaris. Aegri animi ista iactatio est: primum argumentum compositae mentis existimo posse consistere et secum morari” – «Ты не странствуешь, не тревожишь себя переменою мест. Ведь такие метания – признак больной души. Я думаю, первое доказательство спокойствия духа – способность жить оседло и оставаться с самим собою».

Я и правда не люблю путешествовать. Вот и Анахарсис мне говаривал, что путешествующих нельзя причислить ни к живым, ни к мертвым. Взгляд, конечно, слишком радикальный, если учесть, что высказывал его скиф по происхождению, то есть прирожденный скиталец-кочевник. Я бы вот только хотел в зоопарк съездить. Давненько я, знаешь, в зоопарке не был. Плюшевый Медведь меня сводил в магазин, где продаются животные. Чем тебе не зоопарк? – спрашивает. Я, конечно, потрогал там кроликов, хомячков всяких, даже пару кожистых морских свинок – представляешь, они выглядят, как маленькие поросятки. Совсем малюсенькие. Хочется мне завести себе поросенка, чтобы он с коровой Пегаской дружил, а то ей как-то в последнее время одиноко. Ее молодой бычок пишет редко, только всё кофе да сгущенку шлет, как будто бы этими подарками можно заменить настоящую любовь и дружбу.

А вообще ты, конечно, прав. Путешествия есть вещь пустая и вредная. Дома сидеть надо и попусту не шастать без особой надобности. Вот разве что в зоопарк разок съездить. Ведь зоопарк – это как раз и есть тот случай крайней надобности для меня, среднестатистического Маськина, обожающего всяких зверей и прочую живность. Как ты думаешь, съездить в зоопарк?

У вас в Древнем Риме с животными плохо обращаются, не по-доброму, почти так же плохо, как с людьми. А животные, они нуждаются в хорошем уходе и настоящей любви. Не то что люди, им дал пятак – они и счастливы. Так и проходит вся их жизнь между тем, как им дают пятак, да тем, как им дают по пятаку. Прости уж меня за неловкий каламбур. Хотя верно ты пишешь мне: “Nusquam est qui ubique est” – «Кто везде – тот нигде». Много желать вообще не нужно. Жизнь надо жить умеренную и скромную. Вот я как-то рылся на чердаке и нашел старый папирус с записанным псалмом самого царя Давида. Он у меня как-то гостил и, наверное, забыл опубликовать. Это тебе покруче, чем Песнь Песней. Вот послушай:

И-эфшар бэ-холь маком лиhйот,
И-эфшар леэхоль ми-коль hа-угот,
И-эфшар леhаштин ле-холь hа-аслот,
И-эфшар, ах шавэ ленасот.

И-эфшар лагур бэ-холь hа-батим,
И-эфшар лилбош эт коль hа-бгадим,
И-эфшар лишкав им коль hа-нашим,
И-эфшар, аваль ма зэ наим!

И-эфшар леэhов эт коль hа-олам,
И-эфшар лиhйот ахи тов им кулам,
И-эфшар ад hа-соф лиштот эт hа-ям,
Ненасэ – йеш маспик лану зман!

Чтобы ты не дожидался возвращения толмача – Иосифа Флавия, иудея-перебежчика, я перевел тебе с древнееврейского:

Невозможно быть гостем всех сразу краев,
И нельзя откусить ото всех пирогов,
Невозможно отлить в дыры всех нужников,
Но попробовать каждый готов.

Невозможно во всех домах проживать,
Невозможно все шмотки зараз надевать,
Невозможно со всеми красотками спать,
Невозможно, но как устоять?

Невозможно любить целиком этот мир,
Невозможно заставить быть миром любим,
Невозможно испить море всё до глубин,
Но пытаться – наш выход один!

Мне царь Давид, когда гостил у нас на еврейский Новый Год, рассказывал один забавный анекдот, который недавно приключился с его именем на заседании Ассамблеи ООН.

Представитель Израиля выступил в ООН с таким заявлением:

– Много лет тому назад царь Давид решил искупаться в озере Кинерет. Когда он наплавался и вышел на берег, то не нашел свою одежду. Оказалось, ее украли арабы...

– Это ложь, это клевета!!! – закричали представители арабских стран.

– Докажите, – говорит им израильский представитель.

– В то время там еще не было арабов! – резонно аргументировали арабы.

– Вот именно это я и хотел сказать! – заявил израильский представитель.

Но и эти ухищрения, как ты имел честь догадаться, не помогли...

Вообще последний раз, когда я видел царя Давида, на нем лица не было. Он посмотрел по телевизору, как израильские солдаты за ноги и за руки вытаскивали евреев из синагог, и вслух зычно зарыдал. Все гости даже испугались. А царь Давид, содрогаясь в рыданиях, хрипел:

– И это народ мой! И это народ мой! О горе мне, горе! – и посыпал себе голову пеплом из пепельницы. Невроз Плюшевого Медведя, который сам периодически так рыдал по тому же поводу, принес царю Давиду стакан воды, и тот потихоньку успокоился.

Левый Маськин тапок тогда ему и сказал:

– А что, если тебе, Давидка, сесть на самолет «Эль-Аль», да в Иерусалим? Поднять тех смелых духом, кто еще остался, под свои знамена, погнать врагов до самых врат Дамаска, а там, глядишь, и Храм восстановишь...

– Да куда там, – ответил царь Давид. – Меня на границе в аэропорту Бен-Гурион арестуют.

– Что, по политическим причинам? – заинтересованно уточнил Правый Маськин тапок с репрессивным прошлым.

– Да нет, просто я тамошней налоговой инспекции Масахнасе задолжал. Они мне в прошлом году счет за три тысячи лет прислали. Всем налоги пересматривали и меня зацепили. Так что мне сейчас туда никак нельзя. Вмиг загребут.

– Ты же царь! – возмутился Шушутка, который во всяком деле искал справедливый выход. – Ты что, не можешь этой Махнасасе рога-то поотшибать?

– Ей поотшибаешь, – несмело зашептал царь Давид, – у них вон какие танки, каждый танк размером с троянского коня. Да и израильского паспорта даркона у меня больше нет... Его меня лишили еще за убийство Голиафа... Сказали, что методика точечных уничтожений лидеров противника противоречит законам политической безнравственности, согласно которым существует негласное соглашение – простой люд мочить сколько заблагорассудится, а лидеров и выдающихся громил, как Голиаф, – ни-ни!

Царь Давид меланхолично взял свою лиру и затянул протяжную частушку-псалом:

На стене висит икона,
Никуда мне без даркона...

– А что, в Израиле у каждого есть свой дракон? – наивно спросил Шушутка.

– Свой дракон есть у каждого не только в Израиле, – философски заметил Правый тапок. – Свой дракон есть у каждого везде...

Шушутка так задумался над словами Правого тапка, что принялся рисовать дракона Правого тапка, который выглядел как тапок, но со всеми атрибутами, свойственными дракончику.

– Что же, они на своего царя на танках пойдут? – удивился Левый тапок, который вообще царей не очень приваживал, но царь Давид чем-то ему понравился.

– Ма, ата ивер? – по-древнему грубовато поинтересовался царь Давид и пощупал Левый тапок за носок-мордочку. – Ло раита ба-телевизия ма hэм осим ли-йеhудим шелаhэм?*

– Да уж, – засмущался Левый тапок, потому что, как и многие левые, неплохо понимал на иврите, но не подавал виду.

– Царя Соломона они в аэропорту повязали, уже четыре года сидит, – процедил сквозь зубы царь Давид.

– За что? – хором спросили все.

– Как за что? За многоженство и неуплату алиментов. У него сейчас в мире полтора миллиона потомков, так они все на него подали в суд. А еще ему в теудат зеуте (местном удостоверении личности) вычеркнули, что он еврей, и никак не могут решить, то ли его из страны выслать, как нееврея, то ли оставить срок отбывать, – закончил свой невеселый рассказ царь Давид.

– Как не еврей? – не поверил своим ушам Правый тапок, у которого были небольшие ушки, для ношения очков.

– Тюремный доктор в присутствии тюремного раввина проверили обрезание и остались не удовлетворенными, – ответил царь Давид.

– Это чтобы царь Соломон этим местом кого-то не удовлетворил? Не поверю! – закричал начитанный Левый тапок.

– Сейчас вообще в Израиле идет пересмотр того, кто еврей, а кто нет, и с этим стало очень строго. Моше Даяна лишили еврейства, потому что он оказался одноглазым, а в соответствии с циркуляром мисрад hа-пним (министерства внутренних дел) все одноглазые имеют национальность «циклоп», а циклопы по Галахе не евреи, – пояснил царь Давид.

– А, я понимаю, – догадался Правый Тапок, у которого мать была еврейка, легкая чернявая босоножка**. – Они просто таким образом догадались окончательно решить еврейский вопрос.

– Кажется, Гитлер хотел окончательно решить еврейский вопрос? – уточнил Левый тапок.

– Нет, израильтяне решили этот вопрос хитро, по-еврейски. Без потраты на газ, ибо в мире, сами понимаете, энергетический кризис, – пояснил Правый тапок. – Дело в том, что они решили поголовно всех евреев исключить из евреев, и когда больше ни одного еврея не останется, вопрос решится сам собой.

– Очень разумное решение, – подтвердил Маськин Левый тапок, но получил дружескую оплеуху от царя Давида.

Так царь Давид и уехал к себе домой расстроенный и с тех пор к нам не приезжал. Видимо, его мои тапки чем-то обидели. Цари правду слушать не любят. Правда не для царских ушей.

Ты спросишь, где живет царь Давид? А там же, где и все нормальные евреи, в Бруклине. Где же еще? А в Израиль он больше ни ногой. Он даже написал об этом коротенький псалом:

Адиф ани элех арум,
Рак ло бэ-мединат тимтум...

Уж лучше буду я нагой,
Чем в Исраэль ступлю ногой...

Люди за ним знают эксгибиционистские наклонности и поэтому не спорят. Никто не хочет на своей улице лицезреть голого царя Давида!

Вот ты, Сенека, пишешь мне, что “nihil aeque sanitatem impedit quam remediorum crebra mutatio” – «Ничто так не вредит здоровью, как частая смена лекарств»; мне кажется, этой стране, кроме яда, уже ничего не поможет...

Жалко Давидку, совсем заобижали, а он ведь мужик хороший, всех от Голиафа спас... Израиль мал размером, но как заноза в заднице – никак о нем не забудешь. Россия – она другое дело, большая холера, и потому сама себя как-то занимает.

Большая болячка тебя сразу убьет, чтобы не мучался. А Израиль болячка мелкая, и никаким пинцетом не вынешь ее ни из задницы, ни из души.

Что им сказать, Сенека? Подскажи! Дай стоящий совет! Ты же стоик!

Разве что, ше иhью бриим!***

А путешествовать и впрямь вредно, не дай Бог не туда забредешь и влипнешь, как даже самый мудрый из мудрых – царь Саломон влип. Он теперь в израильской тюрьме дожидается, вертит на пальце чудом не отобранное при обыске кольцо, на котором написано «hа-коль яаавор», а когда всё пройдет, начнется всё заново, и он внутреннюю сторону своего кольца прочтет: «гам зе яаавор»,**** и бросит в иступлении свое бесполезное кольцо на пол тюремной камеры, зарыдав: «Ничего не пройдет! Никогда это не кончится!». Потом утрет слезы и выменяет свое магическое***** кольцо на курево у подвернувшегося под руку тюремщика. Затянется дешевой, пахнущей куриным пометом сигареткой с гордым и правдивым, как и всё в Израиле, названием «Ноблес»****** и, подстелив любимую газету всех заключенных террористов – газету «Гаарец»*******, которая всем евреям популярно из номера в номер разъясняет, что евреи сами во всём виноваты, сядет на корточки, подперев руками свою самую мудрую в истории голову, оглядывая уже помутневшим, обезумевшим взором общую камеру для неевреев, полную готовящимися к очередному скорому освобождению на волю арабскими террористами.

А ночью ему снова будут сниться белые стены Первого Храма, который он, царь Соломон, сын царя Давида, построил на горе Мориа, куда, согласно Ветхому Завету, Авраам привел своего сына Исаака для жертвоприношения, и хотя Бог его вовремя остановил, подвигу праотца Авраама из века в век завидует Израиль, охотно ведущий своих сынов на заклание, и у Бога уже не хватает рук, чтобы его вовремя остановить...

Соломону будет грезиться тот самый Первый Храм, который поражал своим великолепием и богатством украшений из золота, слоновой кости, драгоценных сортов дерева. Куда в Иерусалим трижды в год древние евреи со всего Израиля приходили на праздники восхождения – Песах, Шавуот и Суккот. Они поднимались к Храму, неся с собой плоды Земли Обетованной, благодаря Бога за щедрость страны, которой Он оделил их и которую потомки не смогли уберечь.

– Где мой Израиль? – зарыдает царь Соломон, проснувшись в израильской тюрьме, хотя и за тюремными стенами иначе как тюрьмой эту страну назвать нельзя. – Я ненавижу эту страну экзальтированных неврастеников, жмущихся под забором, именуемым Стеной Плача. Где мой Первый и Единственный Храм?

А арабские террористы-сокамерники будут смеяться и бить безумного старика по зубам.

А когда правительство Израиля, одно из самых мстительных правительств в мире, решит, что изгнание теперь будет мучительнее заключения, Соломона, уже совсем старого и больного, освободят из тюрьмы и выдворят из страны как нееврея, и он пойдет по дорогам, роняя по всей Земле свои никому не интересные еврейские слезы. И это будет его последнее путешествие. Путешествие в никуда...

Нет уж, хватит путешествовать. Вот еврейский народ так по Земле напутешествовался, что пребывает теперь в хроническом беспробудном трансе. Ведь транс – это болезненное состояние психики, возникающее как результат злоупотребления транспортом. Нет уж, лучше не путешествовать, а сидеть дома.

Vale,

твой Маськин.


--------------------
* Ты что, слепой? Ты что, не видел по телевизору, что они вытворяют со своими евреями? (иврит)
** Маськины тапки были сводные братья по отцу. Как вы заметили, у них были разные матери. Отец обоих тапков был – левый кирзовый сапог, интеллигент в первом поколении. Он был изготовлен тем самым сапожником, которого знал Левый Маськин тапок и который делал, по большей части, только левые сапоги и лупил ими недовольных клиентов. Сапожника звали Виссарион.
*** Чтоб они были здоровы! (иврит)
**** На знаменитом кольце царя Соломона была надпись: «Всё пройдет», и когда он однажды в отчаянии бросил кольцо наземь, оказалось, что на внутренней стороне имеется еще одна надпись: «И это пройдет».
***** Говорят, что у царя Соломона был магический перстень (может, то самое кольцо), с помощью которого он мог повелевать ангелами, демонами, всеми стихиями и духами природы.
****** Производное от слова «благородный».
******* Как-то рассказывали про одного арабского террориста, который в тюрьме усовершенствовал свое знание иврита и читал «Гаарец» – газету израильской интеллигенции.