Геометрия тьмы

Вадим Евменов
 Тепло не умрет,
 Пока все же горит
 Пламя души…
 Миф
 Был слышен стук холодных капель воды, разбивающихся повсюду под нашими телами. Постоянно было сыро и прохладно, и нас почти всегда пронизывала дрожь. Лишь сбившись в кучу и прижавшись друг к другу, мы могли хоть немного компенсировать недостаток тепла. Да только многие были слишком горды, чтобы признать, что и для них такое поведение было бы полезней.
 Пища была повсюду. Тонкий налет съедобного лишайника покрывал почти всю каменистую поверхность под нами, по бокам и сверху, во всяком случае, там, где мы могли его достать. Это была единственная наша пища, совершенно никакого разнообразия. Но проблема была лишь в том, что чтобы насытиться приходилось часами соскребать тонкий слой лишайника ногтями и терпеливо его поглощать. К столь долгому процессу поглощения пищи большинство почти привыкло, но я все же с детства старался залезть куда-нибудь повыше, чтобы полакомиться лишайником, который рос нетронутым более долгое время и покрывал сырые камни более толстым слоем.
 Я знал многих из нас, которые превращались в пустые создания просто из-за того, что не имели ни каких стремлений. Они лишь поглощали пищу в непосредственной близости от себя. Через какое-то время они окончательно теряли силы, им становилось лень сделать хотя бы один лишний шаг. В конце концов, им просто не хватало того лишайника, который не успевал вырастать около них, и они гибли от голода. Часто и мне приходилось уносить их худые мертвые тела на кладбище. Это была чуть ли не единственная неприятная обязанность. По этой причине тех, кто вел такой пустой образ жизни, мы немного недолюбливали, но это было лишь их дело. Мы не имели права им приказывать, они, как и все, имели право на свой выбор. Исключение было лишь одно.
 Лишайник, росший под нами, мы не ели. Так уже давным-давно было принято. Таково было одно из первых правил, которым мы обучались в детстве. Этот незаменимый покров помогал нам не мерзнуть во время сна, он сохранял наше тепло – одну из самых дорогих ценностей, которыми мы могли обладали. За съедение лишайника под нами наказанием было изгнание. Очень редки были случаи, когда кто-либо осмеливался нарушить этот закон.

 По приданию, наши предки пришли сверху, пришли много сот поколений назад. Предки мало походили на нас, они были слабее, почти не умели чувствовать тепла, их слабые тела с трудом выдерживали жизнь в условиях, которые нам казались вполне приемлемыми.
 Считалось, что они искали выход из тьмы, и мы по сей день продолжаем начатый ими в древности путь. Путь вниз, туда, где должен быть выход.
 Многие, почти все из тех, кто не был пустыми созданиями, повзрослев и набравшись сил, отравлялись вниз, в поисках выхода. Отправлялись на большую часть своей взрослой жизни. Бывало и так, что самых отважных и бесстрашных раздавливало камнями, или же они оказывались заживо замурованными. Некоторые, оступившись, разбивались насмерть о камни, или после падения не могли продолжать путешествие.
 Все, кто все же возвращался – возвращались почти ни с чем. Либо они доходили до тупиков, либо путь вниз им преграждала непролазная пропасть. Многие же попросту были неспособны уйти далеко от дома и просто находили оправдания своему скорому и бесславному возвращению.
 Наверное, к какому-то моменту все эти бесконечные поиски совсем бы прекратились, если бы некоторые из вернувшихся не говорили, что где-то далеко внизу (куда они с трудом пробирались и чудесным образом возвращались) камни излучали еле ощутимое тепло. Не все этому верили, и, конечно же, не все из рассказчиков говорили правду. Но про камни, излучающие тепло говорили и те, кому нельзя было не верить. Я, как и многие из нас, им верил, мне хотелось им верить.
 Сам я был слишком молод и еще никогда не оправлялся вниз, на поиски выхода. Я был еще слишком неопытен и слаб, и тем более мне не хотелось(наверное, как и многим) возвращаться ни с чем.

 Я взрослел. Но жизнь вблизи дома по-прежнему было мне интересна. Мне был знаком почти каждый камень, каждый угол, каждый участок пещеры. Я, как и большинство, научился узнавать по излучаемому теплу близких мне – это давало возможность меньше шептать и лишний раз не тревожить всех остальных. Тем более мой голос изменился, и шептать стало сложнее. Голос каждый раз норовил сорваться и оглушить всех своим новым звучанием. Бывало даже так, что, произнося что либо, я сам не понимал, кто это говорит. Поначалу, меня даже порой пугал этот незнакомый мне голос.
 Я по-прежнему продолжал лазить за пищей вверх малоизведанными путями. Каждый раз приходилось, да и почему-то хотелось тоже, подниматься все выше и выше. В какой-то момент и некоторые сверстники стали следовать моему примеру, видимо им тоже хотелось отведать толстого слоя лишайника. Но несмотря на их желание, большинство довольствовалось гораздо более близкими и более доступными местами, чем я. Поэтому редко, когда в этой новой забаве, в наших вылазках, кто-либо составлял мне компанию до конца.
 Только Леа иногда забиралась со мной далеко в верх. Она была моего возраста, я узнал о ее существовании в то время, когда начал лазить вверх не один. Но она почему-то делала это не из-за лишайника. Бывало так, что она совсем не ела, а просто наблюдала за моими движениями, согреваясь моим теплом. Долгое время я не понимал ее. А на мои вопросы она лишь тихо-тихо шептала что-то несуразное и, обнимая, грелась сама и согревала меня одновременно.
 Однажды, когда мы находились вверху, вдали от остальных, я вдруг с удивлением для себя осознал, что тепло, исходящее от нее – не то тепло, что излучают другие, даже не то тепло, что излучают мои родители. Это тепло было совсем не таким, как у остальных. Этот вопрос совсем не выходил у меня из головы, но я ни как не мог понять, в чем все таки дело. Тогда в одну из вылазок, присев отдохнуть на толстый, нетронутый слой лишайника и, как всегда обнявшись, я поведал ей о своих размышлениях. Она повернулась ко мне лицом, и взяла своими руками мои руки, в ее реакции было что-то новое, так она себя еще не вела.
 Я был удивлен, когда Леа сказала мне, что долго ждала от меня этого вопроса. Все это время, с момента нашего знакомства, она испытывала подобное особенное тепло, исходящее от меня. В ее словах чувствовалась радость и одновременно волнение. Она шептала, что можно соединить наше особенное тепло в одно целое. Что теперь мы способен это сделать. Прижавшись ко мне, она научила меня как можно почувствовать особенное тепло.
 Этот момент стал самым памятным в моей жизни. С того раза, мы стали чаще подниматься вверх, чтобы насладиться особенным теплом друг друга, почувствовать его наедине. Так я стал взрослым, так у меня появилась жена.
 Вскоре, многие из лазающие вверх со мной, прекратили это занятие. Оно казалось им бесполезным и занимающим слишком много времени, забирающим из них лишние силы. Они уже начинали думать о пути вниз, о своем собственном поиске выхода.

 Мне было тоже пора думать о поиске выхода, но уж слишком был высок соблазн побыть с Леа наедине. Я откладывал начало подготовки со дня на день, большую часть времени проводя с Леа.
 Однажды снизу вернулся Миф. Мне, рассказали, что раньше он был очень уважаем, что он покинул дом, почти сразу после того момента, как я появился на свет. Более старшие, те, кто знал его, с радостью спешили ему навстречу, лишь чуть почувствовав его знакомое тепло. Миф тоже был рад снова всех встретить, счастье придавало его телу еще больше такого знакомого, хотя и почти забытого тепла. Молодые же воспринимали его как чужака и встречали его появление с недоверием.
 Несколько дней Миф, за время своих странствий отвыкший от разговоров, рассказывал о своих долгих поисках выхода. Несколько дней, почти не отвлекаясь даже на пищу, все слушали его неумелые, но интересные рассказы. Ему все верили, в его уставшем шепоте чувствовалась убедительность, которую невозможно было подделать. Кроме того, уверенность в правдивости его слов придавало то, что еще никто так долго не исках выхода. Еще никто не рассказывал о своем путешествии так честно, открыто и не утаивая своих ошибок.
 Миф рассказывал о том, что где-то там далеко внизу камни, почти не забирают тепло, что там совсем нет холода. Он долгое время жил в таком месте, когда понял, что его путь закончился тупиком. Миф прекрасно понимал, что был уже слишком стар, чтобы искать другой путь. Теперь его последней задачей было вернуться и поведать о местах, в которых он побывал. Узнав о месте, где камни не отбирают тепло, многие сразу же начали просить чтобы Миф указал им путь. Некоторое время кругом стоял такой шум от голосов, что многие на время теряли слух, переставая слышать самих себя, от чего кричали еще громче. Но старый путешественник, когда, наконец, смог утихомирить всех слушателей, продолжил свое повествование с совсем другой интонацией, его голос вмиг стал грустным и каким-то извиняющимся.
 Он рассказал, что когда уже возвращался назад, то чуть не потерял свою жизнь. Получилось так, что место где он жил, видимо из за того, что он неосторожно возвращался, завалило огромным валуном, едва не отнявшим у Мифа жизнь. Этот валун не выдержал веса путешественника и в момент, когда он зацепился за него рукой, с гулом полетел вниз. Миф чудом сумел увернуться, но валун, пролетевший около него, закрыл собой проход вниз, за которым находилось место, в котором он не испытывал холода. Место, в которое так хотели попасть все.
 После этого большинство молодежи чуть не набросилось на старого путешественника, их не останавливали оправдания Мифа, что в том место, где он был, не смогло бы жить больше двух из них, что они бы не смогли договориться, кто там будет обитать. Тем более, что они не могут контролировать себя даже сейчас.
 Мифу повезло, что за него вступились более старшие, лишь это и спасло его жизнь. После этого случая мало кто из молодых внутри не держал на Мифа зла. Даже Леа, как я не пытался ее убедить в невиновности искателя выхода, никак не желала меня слушать. Это был первый раз, когда мы не могли понять друг друга. Тепло между нами как то незаметно ослабло, хотя так хотелось его вновь ощущать. Я не знал, что с этим делать, не знал, как можно было объяснить ее неправоту. Иногда мне даже казалось, пусть она как-нибудь сможет доказать мне, что на самом деле это я не прав. Чем больше проходило времени, тем я больше был готов признать свою мнимую неправоту, лишь бы мы снова поладили. Но поладить никак не удавалось, мы впервые не могли найти общий язык.

 Тогда я вновь полез вверх, полез, как лазил раньше. Полез один. Я чувствовал, что был молод и силен как никогда. Там где бы раньше я побоялся подняться, опасаясь за Леа, или просто не будучи уверенным в собственных силах, теперь я поднимался, не прилагая больших усилий. Пальцы уверенно цеплялись за малейшие выступы, руки уверенно поднимали вес собственного тела, казалось, что я чувствовал камни. Одиночество во время подъема было даже приятным. Это был только мой путь, путь, который ни для кого почти не имел смысла – путь вверх.
 Так высоко я еще никогда не забирался. Я остановился только тогда, когда совсем выбился из сил, и пальцы больше не могли держать на себе вес моего тела. Усталость была приятной, подо мной привычно рос мягкий лишайник и в изнеможении я упал на него.
 Моя голова была совсем пуста. Долгое время я лежал, изредка поедая лишайник, беря его прямо подо мной, от туда, до куда дотягивались уставшие руки. Но никто не мог меня за это наказать, ведь здесь меня никто не мог увидеть. А мне самому сейчас было безразлично это правило. Я просто лежал и чувствовал свое приятно уставшее тело. Так, как-то незаметно для себя я уснул.
 Видимо, спал я долго. Так как проснувшись, я сразу же почувствовал голод. Бодрости придала мысль, что в этом месте еды было более чем достаточно. Возвращаться вниз совсем не хотелось. Поэтому, немного подкрепившись, я как и до сна просто лежал. Обычно простое лежание не доставляло мне удовольствия, ведь такая бездвижность не давала теплу согреться. Удивление от этого наблюдения прошло тогда, когда я вдруг понял, что просто лежать мне почти не холодно. Но причина этого была мне не ясна. Источника тепла не было, но что-то определенно давало мне свое тепло. Я сконцентрировал все свое внимание на этом странном тепле. Оно лилось из ниоткуда, причем именно лилось, оно, словно частые капли воды, непрерывно капало на меня сверху. Осознав это, я подумал, что схожу с ума, но чувства меня не обманывали. Я все не двигался, во мне боролись страх перед этим необычным теплом и любопытство. И все-таки победило первое, и я решил вернуться обратно и с кем-нибудь посоветоваться.

 Я сразу направился к Мифу, но старый искатель выхода, который мне казался таким мудрым, не желал меня слушать. Он говорил, что я либо сошел с ума, либо просто было ненормальным всегда. Он никак не хотел слушать меня, постоянно повторяя, что тепла не может быть вверху, либо что оно не может не иметь источника и, как я говорил, оно уж точно не может «литься». Я с трудом удержал себя, чтобы вести себя почтительно, во мне кипели те же эмоции, что и у моих сверстников, когда они услышали рассказ о заваленном проходе к месту, где камни не отбирают тепло. Я же не отступался, я был полностью уверен в своей правоте, но доводы Мифа были логичны, моего красноречия не хватало, чтобы спорить с мудрым Мифом. Смысла что-либо доказывать не было совершенно.
 Тогда я пошел к единственному человеку, который мог поверить в правдоподобность моего рассказа. Найдя Леа, я несколько мгновений стоял на месте, издалека просто чувствуя ее такое родное тепло. Первыми моими словами были слова извинения за то, что в отношении Мифа был не прав (хотя своего мнения, на самом деле не изменил, но это было не важно, как я понял, ошибаться могут все). В какое-то мгновение мне показалось, что промолчи я чуть дольше, и она бы начала бы извиняться передо мной. Мы снова не были в ссоре. Я просто предложил ее, как раньше уединиться где-нибудь наверху, как раньше.
 Обнимая Леа, я рассказал о своей недавней встрече с непонятным теплом где-то вверху. Но похоже и она тоже не поверила моему рассказу, хотя напрямую этого не высказывала. Я чувствовал в интонации ее шепота какое-то легкое безразличие и снисхождение к тому, что я ей говорю. Мне вновь приходилось себя сдерживать. Тогда я просто предложил вместе подняться вверх, в то место, откуда я недавно вернулся.
 Леа этот подъем давался сложнее, чем мне, несколько раз она хотела прекратить подъем, считая, что она тут не поднимется, но не мог этого допустить. Приходилось то подсаживать ее, то вытягивать вверх. Если б я не знал, что нас ждет наверху, нам бы никогда не удалось туда добраться. В этот подъем я устал еще сильнее, ведь мне приходилось часть пути поднимать сразу два тела.
 И все-таки мы смогли добраться. Она поверила моим словам. Она тоже чувствовала льющееся тепло. Тепло из ниоткуда. Леа первой предложила отдохнуть. Некоторое время мы лежали на том самом месте, где я совсем недавно лежал в одиночестве. Леа заметила, что тут я ел лишайник под собой, но ничего не сказала. Мы по обыкновению насладились нашим теплом. Потом она уснула, мне тоже было тяжело бороться с приближающимся сном.

 Когда она вновь зашептала, в ее словах чувствовалось какое-то новое уважение ко мне. Я чувствовал себя счастливым, мне было очень приятно, что теперь она мне верила. Каким то образом я верил в то, что теперь она верит каждому моему слову.
 Оказалось, что Леа испытывала меньше страха перед этим теплом, чем я. Она взяла меня за руку и потащила за собой дальше наверх. С каждым шагом, с каждым подъемом тела, нам становилось все теплее и теплее. Вскоре лишайник кончился, на камнях росло что-то необычное, но мы, влекомые зовом тепла, не придавали этому никакого значения, мы поднимались выше.
 Вдруг Леа остановилась. Она сказала, что ей кажется, будто это тепло слишком сильное для них, что, возможно, даже тепло может принести вред. Я, конечно же, ответил ей, что это все глупости, что до выхода осталось совсем немного, и она просто лишний раз попусту волнуется. Я не хотел обращать внимания на ее никогда не становившийся столь серьезным голос. Теперь ей уже было меня не переубедить, как бы она не старалась.
 Я был в каком-то странном состоянии, и почти не удивился, услышав, что дальше она не полезет. Она говорила мне вслед, что надо вернуться назад и обо всем рассказать. На это я лишь ответил, что уже один раз обо всем рассказал, но мне совершенно не собирались верить.

 Дальше я лез один, прошло не так уж много времени когда света стало внезапно намного намного больше. Уши болели от непривычно большого количества разнообразных звуков. Я совсем потерялся, пространство вокруг меня перестало быть замкнутым. Я понял – я выбрался наружу. Оказалось, что наверху был выход, который все искали внизу. Так как стен больше не было, я ощущал непривычную подвижность воздуха, совсем теплого воздуха. Вокруг меня было множество всяких объектов, многие из них излучали тепло, которое, правда, слабо чувствовалось снаружи, среди всего этого хаоса присутствующего вокруг меня. Мысли об опасность совершенно не приходили в голову. Я лег на мягкую поверхность и каждой клеткой ловил тепло. Тепло, которое исходило отовсюду, я вновь был счастлив.
 Леа осталась внизу, наверное, она сейчас возвращается назад, чтобы рассказать всем, об этом тепле. Но как она сможет спуститься, она непременно разобьется. Надо было возвращаться назад.
 Я поднялся, но тело плохо меня слушалось, как будто кто-то шатал меня в разные стороны, ноги подкашивались. Я неожиданно почувствовал резкую боль в голове. Я уже не стоял. Я ползком, не в силах больше поднимать свое тело, пытался вернуться обратно…

* * * * *

 Найдены два гуманоида неизвестного происхождения!

 Сегодня группой туристов в ущелье недалеко от Н. Было найдено два трупа существ, похожих на людей.
По началу они были приняты за двух молодых людей нашедших себе уединение в этих диких местах, но туристы, почувствовав что-то неладное, решили пронаблюдать за ними, и подошли ближе. Тогда им стало ясно, что это вовсе не люди.
 Глаз у этих существ практически не было, позвоночник не выпрямлен до конца. Сильно развиты руки, волосяной покров чуть больше человеческого. О разумности существ свидетельствуют большие головы найденных существ, очевидно вмещающих развитый почти как у человека мозг.
 Причиной смерти обоих, как было потом выяснено, вероятнее всего был солнечный удар. Существа, по-видимому, были разного пола. Как они могли оказаться в этом месте, для ученых остается тайной, никаких других следов не обнаружено.
Кто они – инопланетяне, снежные люди, а может просто всего лишь одни из нас?..

Сентябрь 2005