Говорят, звезды и прежде были такими. Смотрели, мигали, шептались и хихикали. Максим не знал. Он шел прочь из духоты прежней жизни с ее невыносимой простотой.
Начался дождь.
Ступеньки под ногами скрипели и старчески ругались. Ради разнообразия Максим сначала менял темп своего шага, потом менял размерность: шагов двадцать на четыре четверти, еще двадцать – на три четверти, и еще тридцать один на пять шестых. Тем не менее это было мягко говоря неувлекательно, но что поделать – таков ритуал.
Что поделать? – спросил Максим вслух. Он не понимал, почему мир так тверд в своих самых важных местах. Так бы и укусил за это пару змей в полоску…
Наконец он достиг начала-после-конца. Сейчас начнется самое сложное, но и самое интересное, то, ради чего стоит жить.
Максим разразился громким вздохом и вцепился своими волосами в светофор, который был каким-то нецензурным. Воздух был разным. Свет был новым. От звуков Максима бросало то в жар, то в холод, то в компот, и это понятно – новый слой.
Пытаться осмыслить что-либо было глупо и неприятно до тошноты, и Максим положился на цветы.
Бывший убийца спрыгнул с подобия моста и нырнул в асфальт. Там было тепло и неуютно, как-то скользко, и, проснувшись, Максим оказался в лесу.
Белки, едва завидев Максима, разбегались. Листва под ногами не шелестела, потому что ее там не было. Пахло смолой, розами и кофе, и Максим чихнул. Деревья истерически рассмеялись и утонули в ароматном густом воздухе. А Максим на них надулся, и шел теперь надутым.
Кофе был растворимый. Точно. Какая гадость! Время тикало, но что, Максим не знал. И как, и зачем. Всей своей кожей он понимал, что веники ему больше не нужны, а самокатов тут не продают. А велосипеды всегда его боялись и ненавидели, ненавидели и боялись… Теперь еще и белки. Ну, подумаешь, дело прошлое.
Лифт ехал медленно, но зубы Максима все равно чесались. Надо же, а эти кактусы были правы! Не стоит ходить по улицам без тени.
Блестящий койот подошел к Максиму быстро и медленно. Максим не испугался. Койот сказал, что солнце в точке, но Максим понял – пора желтых листьев. Койот сказал, что «но ван ливс форовер», Максим сообразил – руки быстры, но ноги быстрее.
Улыбнувшись койоту и своим мыслям, Максим высосал его кровь. Кровь была сухой и сладкой. Это беспокоило Максима. Ведь пищеварение так легко нарушить! Полюбуйся теперь, мое любимое мозго, что ты сотворило! И пусть тебе рукоплещут все стаканы.
Оторванные ноги и руки радостно спешили в открытый люк-рот, шепотом переговариваясь о своем. Глаза были грустными, выразительными и лежали рядом с виноградом. Виноград Максим съел, глаза – нет, побрезговал. И сразу же понял, что напрасно – из винограда, если его не есть, получается вино. Вино такое красное, а бывает еще сладкое, полусладкое, десертное, сухое и плохое. Плохое вино Максим не любил, он нырнул в розовую слякоть под ногами и был таков.
С другой стороны слякоти было много любви. Любовь плакала, горько улыбаясь, и восторженно смотрела в глаза Максима. Максим сделал вид, что оступился, но когда любовь-змея прыгнула в сторону Максима, на самом деле он был готов, схватил мизинцем и большим пальцем левой руки ее за шею и откусил ее шепелявый шипящий язычччок.
Потом наступили тяжелые времена. Все вокруг смеялись над ним, кто в лицо, кто в спину, а он все ел старые провода, глотая соленые слезы. Свернув губы бантиком, он уходил в серые подворотни, где сосал кровь незнакомцев. Зима пришла незаметно, и было очень холодно. Все время хотелось крови и приятных душевных разговоров. О, да! Сколько их было до Нового года! Максим сделал характерный цокающий звук и ударился в воспоминания.
Да. Первого зимнего звали Норштольгем Алекс Купер Вильгельм Физика. Он был седым и очень усатым. Его мало что интересовало, кроме нужников. Он говорил об маленьких атомах в больших сосудах в нужниках. Что такое нужник Максим не знал, о чем он с интересом спросил. Норштольгем не без удовольствия начал рассказывать, что это за сооружение и с какой целью Великие создали его в припадках. Максим слушал внимательно, но было холодно, и так и не уразумев, с какой же все-таки целью его создали, припал клыками к шее своего собеседника.
Второго звали Андрюха. Он рассказывал о ненависти и робости. О том, что пора кончать с этим, и что она поплатится. Что он никогда не простит. Андрюха говорил, что она последняя сволочь, и что в душе у него теперь погано. Но он отомстит. Ха-ха-ха. Он отомстит, во что бы это не стоило. Максим помнил, что его кровь была какая-то пьяная.
Десятого звали Сережа ЬЬЬЫ. Имя, конечно, у него было необычным, но все остальное, включая фамилию, было скучным. За весь их разговор он молчал. Максим, правда, тоже молчал. Но уроков из этого можно вынести много, просто целую массу.
Шестьдесят шестого звали Витя Йудович Йода, он тоже был вампиром и набросился на Максима первым. Вот такой облом.
И вот теперь наступил Новый год. Звери восстали против людей, ангелы проигрывали бразильцам очередной матч, а рок-н-ролл был тихим. «Купи слона» – гласил рекламный щит. Снег пах, воздух бодрил, хотелось крови. Максиму понравился пол с подогревом, и он на нем танцевал, припевая «Ви а лив ин зэ йелоу сабмарин!» Несмотря на то, что он тогда съел виноград, вино было. И бананы тоже. Пианино неприятно улыбалось, а Останкино передавало, что новый год будет счастливым и радостным. И новым.
Сигареты были большими и не дымились. Жевачка поломала все зубы, пришлось идти за новыми. Максим все больше утвердился во мнении, что пантеры самые опасные. Для него, по крайней мере. Ну, просто его так воспитывали.
Максим заговорился с самим собой и не заметил, что его нога убежала. Бежала она как-то прихрамывая и заваливаясь на бок. Максим плюнул в ее сторону, но ветер дул в сторону Максима, поэтому нога только расхохоталась, набирая обороты.
Где взять новую ногу, Максим еще не знал. Он побрел туда, куда мог, оглядываясь по сторонам. Банановая кожура совершила подлость, и Максим шлепнулся об асфальт. Одна из машин переехала его, и он вдавился в дорогу. Никогда раньше он не смотрел на мир из асфальта. Это было красиво и забавно. Но нужна была нога, и Максим позволил своему телу утонуть в темно-сером месиве.
Между универмагом и конюшней было отделение для ног. Максим с трудом подобрал себе там новую ногу. Когда он выходил из двери, к нему подошел смутно знакомый гражданин.
- Максим, прошу, остановись, мой друг. Я твой внук. Шутка. Меня зовут Оракул. Я долго тебя искал.
- Не там, видно, искал.
Оракул рассказал, что мается дурью. Вернее, он сказал, что ищет золотую середину главных четырех бесконечностей. Но ведь это одно и то же.
Он сказал, что везде, где побывал Максим, где оставил свой след, о нем ходят легенды.
Так уж ли ходят, спросил Максим. Оракул ответил, что где-то они не ходят, а просто передаются из уст в уста. Как рондо в рекламе, спросил герой легенд. Ага, ответил Оракул.
Наконец, Оракул высморкался и приступил к своей занимательной речи.
- Слушай меня внимательно, Максимка. Все что нам нужно, это построить новую цивилизацию. Понятно?
- Меня зовут Максим, понятно?
- Для цивилизации нам нужны дома, города, ремесло, торговля и металл.
- Меня зовут Максим. Мак-сим. Понял?
- Кипелов отделился от Арии(кстати, ты знаешь, что его настоящая фамилия Копылов?) А Металлика умерла, не родившись.
- Мак-симмм. Мааак-сим.
- Поэтому для металла возьмем Диму Боргир. Вот. Эскизы домов у меня есть, один мой друг начертил. Его Пикассо зовут.
- МАК-СИМ.
- Я слышал от историков, что города сами растут на реках и их устьях. Ремесло и торговлю поищем потом. В слове «потом» ударение на второе о, не думай, это несложно. А еще надо бы милицию. Ей будешь ты.
- Маакх-сыим.
- Ну так как, согласен, Максим?
- Да.
Дело спорилось, Максим получал удовлетворение, что ничего не делал и был милицией. Удовлетворение… Сатисфекшн. Все из-за той книжки. Нельзя носить учебники по инглишу на своей голове!
Но вот однажды Оракул подошел к Максиму и сказал: «Пора отдохнуть».
Максим быстро изменил лицо и пошел в местный клуб любителей литературы.
«Ты пила колу бестолково, но я-то помню русский и французский, и потому сегодня-завтра пойду и сдам всю тару». Аплодисменты. «О. о. о. о. о. о. о. о. А-о». (Максим понял – стихотворение о сексе или своеобразная распевка). Аплодисменты.
«Мне нужно было купить провод с определенным штекерами; ну, один типа джек, а второй типа входа для интерфейса вида LPT. По ощущениям, я покупал его в музыкальном магазине. Магазин делился на несколько прилавков, и за прилавком, который продает провода, никого не было. Когда я подошел к нему, девушка с соседнего прилавка решила обслужить меня. Она была симпатичной. С энтузиазмом начала объяснять как и что, но подошла девушка, которая заведует прилавком, и симпатичная ушла. Новая девушка не была красавицей, объясняла нехотя и непонятно.
Чтобы не выглядеть тормозом, я сказал, что подумаю, и ушел. На следующий день я спросил, как с ним быть у препода компьютерной электроники. Ну, найти где переходник или подпаять чего? Иначе как-то не выходит. Препод в свойственной ему манере объяснил мне, посмеиваясь: все стало ясно, и подразумевалось, что я дурак.
Перед тем, как ехать, я встретил на своем пути демона. Своей незримой рукой он схватил ложку и вызвал меня на поединок. Я бесстрашно схватил другую ложку. Поединок продолжался долго. Пришла мысль, что ложкой не ранишь и не убьешь.
Демон посмеялся и похлопал меня по спине.
Где-то вдали доносился хор басов, изящно выводивший контрапункт чижика-пыжика.
Заканчивался новый день».
Аплодисменты. Но Максим не аплодировал. Он недолюбливал научную фантастику. Но, конечно же, отметил про себя, что давно не слыхал столь содержательной и глубокой прозы. Мысль на мысли, надо бы почитать еще разок.
«Я сразу смазал карту будня, плеснувши краску из стакана; я показал на блюде студня косые скулы океана. На чешуе жестяной рыбы прочел я зовы новых губ. А вы ноктюрн сыграть могли бы на флейте водосточных труб?» Одинокое рукоплескание. Ну, автора этого стишка. Дама в голубом обняла его и сказала: «Вовка, не расстраивайся. Я видела, ты неплохо рисуешь. Может, тебе в художники податься, а?»
Отдых был окончен. В голове крутилась рифма «еда-еда».
Оракул сказал Максиму, что нужна еще религия и партии. Партии, спросил Максим. Партии, ответил Оракул.
- Например, партия веселых висельников. Партия немых гувернеров с кариесом. Партия гуманных лодочников. Партия чудаков, которые гуманны по отношению к лодочникам. Партия в шахматы. Ну, понял?
- Максим.
- Ну, а религия значит, что надо бы построить пирамид. Больших таких. Слушай, Максим, ты все еще пьешь кровь?
- Да.
- А не пора бы уже перейти на глицерофосфаты?
- Мак. Си. М.
- Ну, Максим, Максим.
- «Ты пила колу безтолково…», - решил продолжить беседу Максим.
- «…но я-то помню русский и французский…» Тоже увлекаетесь классикой?
Максим давно не орудовал мечом. Но вот пришлось. Он спрыгнул с лошадки и приземлился на голову. Пока он выхватывал свой клинок, к нему уже подобрались шестеро грузинов со своими, но блестящий выпад, и еще один, и еще, и грузины погибли. Но не умерли, конечно. Они остались в каждом из нас.
Наконец, Максим задумался. А где же Люда?
- Слышь, ты, Оракул, внатуре, а ну колись, де Люда?
Оракул нахмурился:
- Я этого боялся, Максимка.
- МАКСИМ!
- Она у тебя в сердце. А знаешь, Максим, я по специальности хирург. Хочешь, вырежу?
- Нет.
- Знаешь, я умею ходить по времени. Хочешь, помогу ее убить? Сделаю так, что ее не будет?
- МААААКСИИИИИМММ.
- Глупец, ты не знаешь, с чем ты столкнулся. Это тебе не змея-любовь, это другое.
- Максим.
- Слушай, хватит тупить. Знаешь, меня зовут Оракул, а обзывали: и Вишну, и Архонт, и Веннофре, и Габриэль, и Ларри Бест, и Дед Мороз…
Максим не выдержал и прыгнул в мозг Оракула, тотчас же почувствовав цветочный запах.