Испытание для настоящего мужчины

Артем Ферье
Когда не видел света – трудно понять, что прозябаешь во тьме.
Я и не понимал. Думал, что просто слеп. Точнее, не знал, то зрячий. И о существовании глаз – не догадывался даже. Но и не морочился. Потому что о существовании мозгов – тоже не догадывался.

Да и оно мне надо было – рефлексировать-то? Житуха – нормальная. Жизнеобеспечение – на уровне. Жилплощадь? Тесновато, конечно, при растущих-то запросах, но… жить можно на этой жилплощади. Короче, я не мыслил, но существовал – и пусть Декарт утрётся!

Кое-как освоившись на новом месте (прошло несколько месяцев) я вдруг обнаружил, что стены моей комнатушки обиты чем-то мягким. Как говорил поэт, «В мясной избушке загибалась душа». Но нет – не загибалась. На самом деле, очень даже весело было долбиться в стену головой! А фиг ли, когда они такие мягкие-то?

Так я узнал, что у меня есть голова. И даже её функцию уразумел. Потом ещё, вот, ноги обнаружились. А ими – пинаться и лягаться можно. Кайф.

Но прошло ещё время – и мой восторг сменился ужасом. Я вдруг явственно ощутил, что эти обманчиво мягкие, вкрадчиво склизкие стены – СХОДЯТСЯ. Медленно-медленно, не по часам, а по дням и неделям, – но неумолимо наползали они, спирая пространство. Покуда не спёрли у меня почти всё, ворюги! Ни продохнуть, ни развернуться!

Вы, к слову, читали рассказ Алана Эдгара По «Колодец и маятник?» А четвёртую часть «Звёздных войн» смотрели, где цвет галактического инсургентства чуть было не «застейковали» прессом в мусорном отсеке?

Я, конечно, тогда ничего такого не читал и не смотрел (да и как, если о наличии глаз – по-прежнему не ведал?). Каковое невежество, впрочем, не уберегло меня от кромешной паники. Я бился оголтело, метался яростно, силясь раздвинуть пределы своего узилища, – но всё было тщетно. Склизкие стены наползали на меня безжалостно, обволакивали неотвратимо. «Замуровали, демоны!» - вопил я и трепыхался в истерике.

Да, конец был близок и неизбежен. Он наступил ночью. Армагеддон подкрался, когда я спал. А разбужен был – невыносимой болью во всём теле. Мягкие стены разом навалились на меня со всех сторон. И они уже не были мягкими… Они душили, щемили, давили, терзали, мяли. Я, соответственно, проминался, давился, задыхался, трепетал, содрогался, извивался. Да ещё и продрог как цуцик: сквозняком откуда-то потянуло. Ну и для полного счастья – какая-то противная белая субстанция брызнула в глаза (так я, кстати, узнал, что они у меня есть). Брызнула – и нахлынула, дотла выжигая только что обретённое зрение. Ну, я ж не знал, что это «свет» называется?

Ладно, чего уж там живописать? Поскольку, по моим прикидкам, где-то абзаца со второго, если не с первого, должно быть ясно, что имеется в виду, - скажу проще: я родился. И ещё добавлю: до той поры ничего и близко подобного со мной в жизни не случалось! Неописуемые муки! Это как если одновременно с вас сдирают кожу, стискивают конечности жомами да испанскими сапогами - и всё это на дне Мариинского желоба, без акваланга и батискафа!

- Кошмар! – на другой день сетовала дамочка, томно возлежавшая на подушках под белым одеялом. Молода. Красива. Я каким-то чутьём сразу понял, что это она надо мной так изгалялась: сначала заперла внутри себя, а потом – выпихнула вон, с невероятно изощрённым садизмом. Да, всегда подозревал, что красивые женщины – особенно падки на всякие зверства. – Жуть!

«Трудно с вами не согласиться!» - подумал я.

- Конечно, больно, - поддержала другая дамочка, в белом халате. Она сидела рядом на стуле – и была явно старше. Я бы сказал: «Бальзаковского возраста» - но сомневаюсь в корректности идиомы. Этот Бальзак – он что, вроде Питера Пена, только вечно «тридцать пять», всю дорогу?

- Я уж думала, не переживу! – вздохнула моя мучительница.

«Чего-чего? Да тебе-то что за печаль? Великое дело: локальный дискомфорт! Ты попробуй, чтоб по всему организму плющило!»

- Ну, всё бывает в первый раз, милочка! – утешила та, другая. Гм, да, кажется, это называется «утешение». – Все проходят.

- Даа! – плаксиво заныла моя недавняя тюремщица. – Мужики-то не про-оходят!

- Мужик – зверушка слабая. Где ему роды-то сдюжить? На первых же схватках – кондрашка и хватит. С одного только перепугу!

- Точно!

«Так! Аллё, мамаши, я чё-то недопонял: я трупик, что ли?»

И я выразил своё возмущение в полный голос. Но мамочка, естественно, не уразумела моего сарказма: где уж ей?
Только и сподобилась, что на руки взять да изобразить какую-то вялую пародию на землетрясение. И ещё – мурлыкала что-то на нечеловеческом языке.
Но вообще – прикольно. Расслабляет!
 Забавная она. Забавная, красивая и глупенькая. Точно кошка… Кошечка… Жеманница, понимаешь! Неженка моя…