Здравствуй мой любимый Город, - пронеслось у него в голове и вдруг мурашки побежали по его спине. Это был верный знак - Город слышит его и что гораздо важнее чувствует. Он наклонил голову и смахнул набежавшие слезы. Вдруг все стало на свои места - все неважно и вся не важно, как миллионы лет назад - все стало правильно. Он улыбнулся и его улыбка, скользнув по блестящим окнам ЦУМа, унеслась в холодную тишину кабинетов администрации. Так и должно было произойти, только так - этот вечер принадлежал только ему и … Городу.
Еще была Она, но, но Она вдруг стала неважна, только он и Город, в одном лице.
Он поднялся к Михайловской площади и купил себе пива. Пиво окрашивало мир вокруг в мягкие тона воспоминаний.
- Для тебя это место тоже много значит, тихо сказал он Городу и с удовлетворением почувствовал мурашки.
Десятинная церковь была обнесена высоким зеленым забором. От неожиданности он остановился на целых три глотка пива. Затем, обойдя забор справа, прочел: "Археологические раскопки фундамента Десятинной церкви".
Она стояла у места, откуда пошла земля русская.
Простой силуэт на фоне заходящего солнца.
Он остановился рядом и вгляделся вдаль. Казалось еще мгновение, и он рванет по прямой, за этим жгуче-усталым светилом, еще мгновение и мир исчез.
Я в настоящем, я один, но это не значит, что я одинок, - скользнул в его реальность хриплый, с надрывом голос из прошлого.
Он глотнул пива и тихо сказал:
- Я придумал тысячи слов и прошел тысячи дорог, я заполнил свою жизнь постоянной борьбой и я почти что чувствую, что смыслом.
Ты идешь на работу, приходишь с работы, каждый день забывая откуда и кто ты, каждый день забывая, что тебе это снится. Хороший такой сон - успешный, ты самый желанный ты самый любимый, твой портрет в желтой прессе на первой странице. Забавный сон, - он отхлебнул пива и посмотрел на нее.
Она была красива. Этого следовало ожидать и он вроде бы, как и был готов к этому, но, но… это треклятущее "НО", у него мелькнула крамольная мысль:
- Она может быть даже красивее заката, но он отогнал ее только затем, чтобы понять - все это он говорил вслух.
И все вдруг стало неважным и несерьезным. Эта незнакомка, закат и пиво - только его смущение вдруг приобрело страшную цену.
- Хорошо быть успешным и бежать впереди упряжки жизни, - он очень старался, чтобы в его голосе было меньше горечи.
- Что я еще разглядел? - я разглядел за твоей успешной маской ум и одиночество. Это не значит, что я такой чудесный и проницательный. Просто все видят только красивую оболочку, которой очень удачно можно заткнуть свое одиночество (в лучшем случае), или удовлетворить других своих тараканов (это уже в обычном случае), впрочем, некоторые догадываются, некоторые, справедливости ради верят, другие прикрываются твоей веселостью и почти никто не знает. О чувствах я молчу.
- И ты молчи, если вдруг произошло так, что я стою здесь на месте, откуда пошла земля русская и говорю все это вопреки логике и законам здравого смысла, я имею право на такую малость как твое молчание.
- Я просто стою и пью пиво. Не смотри на меня просто потому, что меня не существует. Меня нет и, наверное, уже никогда не будет и в тоже время - я есть, здесь и сейчас. Забавный парадокс, но ты тут ни в чем не виновата.
- Моя жизнь также как и твоя не настоящая. В ней нет фальши, но в ней нет также и огня. Я вижу твой большой запас дров, я вижу спички и банку с бензином, - ты очень хорошо подготовилась, молодец, но ... но.... я пришел к тебе в настоящем, в будущем я уйду и оставлю только ворох слов, холодным дождем прольющихся на твой костер., Не вини меня и не вини себя - да что я в конце-то концов плету, - я могу научить тебя настоящему, открыть глаза на прошлое и умчаться в будущее. Простая и действенная схема. Вот только не работает.
Он стоял и молчал - ему просто нечего было сказать, как вдруг он почувствовал на своем плече ее голову. Она пахла сосновым лесом и земляникой, она пахла солнцем и бесконечным небом, а еще она пахла закатом.
А потом она мягко отстранилась.
- Не смотри на меня, пожалуйста, я вижу твой силуэт, я вижу твою красоту. Он замолчал, нервно кусая губы, - снова не то, когда я шел к этому месту я знал, что встречу здесь тебя, Вас, - он снова запнулся:
- Это было больше чем знание, и слова, правильные и слова необходимые поддерживали нас у этого заката. Сейчас, сейчас я говорю и не могу поймать те кусочки понимания. Не смотри на меня, - почти закричал он, - мозаика не сложится, да и вообще ничего не сложится, ты главное не с=
мотри на меня. Я уже в третий раз смотрю на тебя, - он запнулся, - Вас, и вижу одно большое зеркало.
Как же Вы красивы. И как же здорово говорить и говорить, избавляясь от лихорадочного нагромождения слов, слов срывающих мою маску, маску, которую они же и создали.
Вы просыпаетесь утром, и Ваши красивые руки уверенно придают Вам еще более завершенный облик - чуть ироничная улыбка, взгляд, от которого у мужчин бегут мурашки по коже и Ваш внутренний поиск, который зовут огнем. Вы всех и Вы ничья одновременно, - он склонил голову, - коль уж Вы посмотрели на меня, молчите, я совершенно не знаю, что скажу в следующую секунду, вот он я стою перед Вами, прикасаясь холодной бутылкой пива к своей душе и мне по большому счету нечего Вам сказать. Кроме одного - не дайте пропасть дровам, Макаревич знал, о чем пел. Именно поэтому я просил не смотреть на меня. Если мои слова глупы и бессмысленны – просто повернитесь и уйдите. Так будет правильно, и ничего не изменится.
Он замолчал и сделал большой глоток пива.
Ты из прошлого, как забавно - девушка из прошлого в настоящем.
Солнце уже почти село, а он все стоял и смотрел на ее четкий силуэт.
Ему казалось, что еще мгновение и вся его жизнь перевернется, все случится и станет так, как ему не придумать и за тысячу лет.
Ненавязчивая трель мобильного медленно разорвала их вселенную.
- Дежавю, - горько усмехнулся он и медленно пошел прочь, к шершаво-булыжному языку
Андреевского.
Вдруг что-то теплое и мягкое обхватило его плечи, - от неожиданности он вздрогнул, и чуть было не повернулся, но ведь чуть-чуть не считается, не правда ли? Особенно если речь идет о взгляде.
Он долго стоял у дома под номером 13 на Андреевском и представлял холодную зиму начала прошлого века и Мастера, трудящегося в маленьком холодном подвальчике.
- И все у него получилось, - устало подумал он, - все получилось, потому как в начале прошлого века еще не существовало мобильных телефонов. А Маргариты, Маргариты, - он хотел подумать что-то осенне-зябкое, но вместо этого с надеждой взглянул вверх на маленький островок исторического музея, островок на котором осталась она.
Мы сами придумываем себе ловушки, оправдания и что самое печальное - жизнь.
Мы настолько сильно это все придумываем, что даже коротенькая трель мобильного, способна спугнуть что-то очень важное для нас.
И что самое печальное, - подумал он, - у нас совсем не вырабатывается иммунитет – второй раз даже больнее.
Уже в самом конце Андреевского он решил позвонить ей. Она ожидаемо не ответила. А он всего лишь хотел рассказать ей о том чудесном вечере, который ему подарил его любимый Город, о том волшебстве и о том дежавю, которое приключилось с ним, он хотел, чтобы она услышала и узнала его радость и его светлую печаль, но она не взяла трубку.
Это была черта, за которой начинался совсем другой вечер - вечер деловых звонков, пустых разговоров и бешеного ритма жизни, отголосок "того вечера" заставил его еще раз набрать ее, но он услышал всего лишь несколько гудков вызова - пальцы сами нажали на сброс. И он вдруг понял, что ему уже почти нечего ей сказать.
Хорошее слово "почти".