Разноцветные четырнадцатилетние поганки вылезли в окна школьной рекреации. Их лица покрыты белыми прыщами, но они улыбаются. На зубах – брэкеты, источающие подгнивший металлический запах. Они выпрямят им зубы, покрытые белым налётом, но станут причиной кариеса в будущем. Резкие движения головой и суетливая речь о бессмысленных пустяках заполняет сумрак старой школы. Вокруг розовые и голубые полосатые кофты, нескладные потные тела. Запах подрастающих тел смешался с дешёвой туалетной водой и яблочным компотом. Он навсегда въелся в обшарпанные стены, стал их верным другом.
Солнечный свет врезался в сетчатку слезящихся глаз и заставил прищуриться, ветер напомнил о не успевшем растаять снеге, хлопнула дверь за спиной. Подойдя к урне для выкуренных сигарет, я достала из пачки очередную порцию, приближающую меня к заключению эпизодичного цикла существования в местах мне не принадлежащих. Щелчок, искра, огонь, вдох, дым...
Тонкого шуршания сигареты не слышно – ветер подвывает в ушах, лезет под кофту, заставляет тело дрожать от своих прикосновений. Иногда начинает казаться, что он пробует завести разговор, рассказать о местах, где он успел побывать до встречи с моей кожей. Если с севера, то привет от айсберга, если с юга – запахи пустынь прожаренных солнцем, с востока – спокойствие японских садов, а с запада – столичная суета. Он может быть сыном штормовой грозы или песчаной бури. Такой утончённый и ласковый. Мой сизый дым отправиться в путешествие на загривке ветерка, который скоро вырастет и станет разъярённым торнадо. Там на просторах американских прерий он разрушит несколько ферм, поднимет в небо пару коров и успокоится, вспомнив школьное крылечко, на котором мы познакомились. Он захочет плакать... Но у ветров нет глаз для слёз... и слёз нет...
Нитки на кофте трещат, когда я одеваюсь, но мне кажется, я слабею. С каждой секундой, каждой затяжкой. Я убийца Кении! Каждый день я уничтожаю от десяти маленьких белоснежных продолговатых цилиндров... Я так люблю их, они такие вкусные, но переизбыток сомнительного удовольствия стали чувствовать лёгкие. Они кричат, и молят о пощаде, но я снова и снова убиваю Кении, а он давит и мешает дышать. И нет мне прощения, ибо делаю я это всё во искушении!
Меня не простят небеса, подземелье меня не примет, но я буду тосковать по моему мимолётному знакомству с весенним ветерком, лёжа в трясине, названной мне Родиной.
2005-04-25