1. Вечер
2. Нил
3. Книга
4. Нора
5. Ночь
6. Тоска
7. Середзимье
8. Праздник
9. Снежная прогулка
10. Тод и другие
11. Хворь
12. «О чём это?»
13. Весна
Глава 1. Вечер
Я вышла на крыльцо и вдохнула морозный тёрпкий воздух. Небо на западе подёрнулось серебристой дымкой, ватной, мягкой... Потом луна нырнула в рваное облако, а ветер подбросил листья перед крыльцом, несколькими взмахами отправил их в неистовый танец.
Шерстяная шаль грела спину, но нос и руки у меня совсем замёрзли. А я постояла ещё немного, вглядываясь в темноту, в синий горб леса на горизонте. Потом зашла в домик. Вода в чайнике уже закипела, и я залила кипятком сухие лепестки в чашке.
Нора спрыгнула со стула и подбежала ко мне, умильно тёрлась о ноги, смешно шевеля белыми усами. Ясное дело – в такую холодную ночь не хочется идти на охоту..
Тихо тикали часы. Странно – временами я их словно бы и не слышу, не замечаю, а потом вдруг, в какое-то мгновение, настойчивый упрямый звук проступает вновь.
Всё шло своим чередом. Осень сменила лето, похолодало, соседи-дачники разъехались. Пару-тройку месяцев меня вряд ли кто-то побеспокоит. Выпадет снег, заметёт тропы, насыплет сугробы перед крыльцом. Звенящее кружево сосулек украсит карнизы и крышу, и лучи совершенно холодного солнца отразятся в ледяных зрачках замёрзших луж. За зимой, без сомнения, последует весна. Да что толку думать о весне в разгар осенних стуж? – себе дороже...
Кажется, я говорила вслух. А может и нет. Всё может быть. Когда ты наедине сама с собой и твой единственный собеседник – пушистая рыжая кошка, поневоле захочешь в один прекрасный момент нарушить тишину. Подтвердить своё существование каким-либо образом, помимо выполнения каждодневных рутинных поступков и движений.
Оставалось дело, которое я откладывала. Что ж – теперь, значит?
Глава 2. Нил
Неделю назад меня вновь навестил Нил.
Он появлялся и исчезал неожиданно, я никогда не была готова к его приходу, но всегда подсознательно ждала его. Странные у нас были отношения. Слишком тёплые для дружеских, слишком холодные для любовных. Серединка наполовинку, сплошные недоговорённости, полутона, силуэты и намёки.
Ничем особенным он не выделялся. Был умён, начитан, с хорошим чувством юмора, но без зазнайства. По-своему добрый. Немного уставший от жизни. Иногда мне хотелось погладить по голове, провести рукой по лбу, — как мать ласкает сына. Мы даже обнимались иногда. Только всё это было как-то…не так. Чего-то нам не хватало.
Но мне нравились его серые глаза.
Нил напоминал луну, по которой пробегают сумрачные тени. Гляди - не гляди, всё равно не угадаешь, какую картинку увидишь в следующий раз.
Одно время я пыталась разгадать луну. Смешно и глупо. На неё нужно было просто смотреть, любоваться её светом, цветом и формой. Получать удовольствие от одного присутствия.
Луна дарит холодный свет, от которого мрак не рассеивается, а сгущается.
В этот раз он принёс большую потрёпанную книгу. Бережно кладя её на стол, бросил невзначай:
- Хотел по пути нарвать тебе цветов, но не нашёл подходящих.
- Спасибо, мне хватает цветов, — мило улыбнулась я ему, указав на снопы сухих трав, развешенных под потолком. И стала рассматривать принесённый фолиант. А смотреть было на что! Непонятного буровато-серого цвета с зелёными прожилками, обложка матово светилась в полумраке.
Я вопросительно взглянула на Нила. Прежде чем ответить, он приласкал меня насмешливым взглядом, а затем сказал:
- Добыл это на распродаже у Старой Троллихи. Позавчера. Не поверишь – даже не стал заглядывать в неё, не знаю, что там. Захотел посмотреть с тобой.
Почему же - я верила ему. Не до конца, но верила. Вряд ли Нил приобрёл бы книгу, да ещё такую большую, не зная хоть в общих чертах, про что она. Не в его характере. Зато в его характере притащиться с ней сюда и дразнить меня коварными замечаниями.
Я нетерпеливо открыла первую страницу. Буквы были маленькие и слегка корявенькие, будто писал ребёнок, ещё неокрепшей ручкой. Мне пришлось наклонить книгу низко к лампе, чтобы прочесть первый абзац (названия у неё не было):
«Шаги в пустой комнате. Они звучат слишком громко. Слишком. Нужна тишина. В тишине покой и светлый шелест невидимых крыльев. В тишине много звуков, но слышат их не все. В тишине много цветов. Но для того, чтобы увидеть их, не достаточно просто смотреть. Нужно чувствовать.»
Абзац обрывался, далее с новой строки следовала абсолютно отвлеченная фраза, начинавшаяся словами: «У медведя был большой чёрный нос и мягкие уши..»
Я задумчиво хмыкнула и открыла книгу примерно на середине. Оттуда выскользнула закладка – тоненькая длинная полосочка жёлтого цвета с нацарапанными синими чернилами словами: «Стр. 351. Показать Дорис.»
- Ты написал? – поинтересовалась я.
Дорис – так меня зовут. (Не очень складное имя, правда? Мне всегда хотелось, чтобы меня звали как-то … величественно и красиво, чтобы от звуков моего имени у людей захватывало дыханье. Например, Лорелейя или Милиссэнта или .. Но Дорис есть Дорис).
В ответ на мой вопрос Нил отрицательно покачал головой, да ещё и приподнял правую бровь, что означало крайнюю степень изумления. Мы осмотрели закладочку самым внимательным образом, но ничего странного в ней не заметили. Итак, как же это понимать?
- Открывай 351-ую, - предложил Нил равнодушным голосом, но я знала его достаточно хорошо, чтобы суметь уловить нотку живого любопытства.
- Потом открою. Сейчас не хочется. Спасибо, очень интересная книга. Почитаю на досуге.
Он не то укоризненно, не то сердито глянул на меня, однако ничего не ответил. Чай мы пили молча, почти одновременно поднося чашки к губам и обмениваясь обычными в таких случаях ни к чему не обязывающими, но приятными словами. И взглядами. Приятными, потому что приятно смотреть на человека, который тебе нравится. Пусть он и ведёт себя иногда, как настоящий свинтус.
Потом Нил заторопился – куда-то надо было ему бежать, где-то успеть что-то сделать, с кем-то встретиться. Я не спрашивала, зачем, где и с кем. Захочет – сам расскажет.
Вышла проводить его на крыльцо, он задержал мою руку в своей дольше обычного, усмехнулся – губы шевельнулись - что-то сказать, но…громко каркая, ворона слетела с ветки у нас над головами, на соседнее поле. Слова застряли на полпути между касанием рук и карканьем. Я смотрела, как он шагал через луг к лесу – уверенно и открыто. Ступил на тропу на опушке леса и растворился меж еловых лап. На неделю, а может, на месяц. Не обернулся. Вот ещё – не хватало!
Глава 3. Книга
А книга осталась лежать на столе. Почему-то мне не захотелось сразу возвращаться к ней, и на следующий день тоже. Да и вчера днём, поглядывая на тяжёлый том, с удивлением замечала в себе непонятные порывы. Вроде того, чтобы замотать её в плотную ткань и уложить в шкаф, не открывая. Странно.. Обычно я люблю читать книги, смотреть на них, держать в руках… С этим нужно было разобраться!
И вот, осенним холодным вечером, распрощавшись с остатками лета в природе и в сердце, попив чаю и завершив все дела, я забралась в кресло с ногами, осторожно прижав к груди нежданную гостью. Вновь раскрыла её на первой странице, ещё раз внимательно прочитала - про тишину, потом – про медведя и ещё: про то, что у берёзок по весне клейкие листочки. В общем, на первый взгляд, абсолютно неупорядоченный набор неизвестно кому нужных фраз. Но должен же быть здесь некий смысл? Обязательно.
Ладно..
Ладони мои вдруг вспотели, когда я медленно искала страницу 351-ую, которую кто-то неизвестный хотел показать мне. Или не мне – другой Дорис.. какая разница?
Ну вот, открыла. Стихи.. Стала читать:
Я знаю, ты лучше холодного неба,
Кусочек которого тучами стянут.
И стынут в ладонях холодного ветра
ольха и берёза. Ты лучше - я знаю.
И знала давно. И дымок придорожный,
и свет сквозь еловые лапы несмелый,
и садик, что чуткой рукой огорожен –
он светел и свеж, в нём малина поспела.
Как странно.. С чего и откуда я знаю? –
Но лучшим средь них я тебя называю.
Нда уж…Действительно - «как странно».. А на этой странице ещё текст. Только буквы помельче. Что за фокусы – я пыталась прочитать фразы, а они… не читались! Язык был понятен, отдельные слова – тоже, но они не желали складываться в единое целое, расплывались, тускнели, теряли значение… То ли со мной что-то творится? Но стих же я смогла прочесть. Надо отвлечься. Вот и Нора давно тёрлась о колени, тыкаясь в них мордочкой и призывая прекратить маяться ерундой, заняться полезным делом – поиграть с ней.
Я захлопнула книгу, соскочила с кресла, раскинула руки, закружилась. Кошка радостно запрыгала по комнате, распушив длинный хвост. Я кинула ей красный клубочек – рыжая молния бросилась за ним, мощным ударом закатила под стол, заскочила туда, оттуда под табуретку, потом под кровать - и наконец затормозила возле шкафа. Заветный клубок укатил, оставалось сидеть и просовывать лапы в неширокую щель в бесплотной попытке ухватить недоступное.
С усмешкой глядя на свою кошку, я вспоминая, как она попала ко мне. Счастливая случайность привела в тихий дом рыжую весёлую Нору.
Глава 4. Нора
Прошлой зимой, в начале февраля, на меня напала ужасная хандра. Свалилась, как снег на голову (а снега, кстати, и на улице было предостаточно). Нил не захаживал почти с месяц, и до смерти надоела возня вокруг Деда из Леса.
Дед жил в самой глубине дремучей Чащи. Там на поляне стоял крепкий домишко о трёх окнах. Лесной огород славился богатыми урожаями, - летом Дед иногда приносил мне в подарок ведёрко малины или лукошко с тугими боровиками. Сам он был невысокий, длиннобородый, глаза маленькими хитрыми угольками светились из-под клокастых бровей. Весёлый и шутит много, иной раз говорит так, что не догадаешься – всерьёз ли он или понарошку.
Я-то очень даже хорошо разгадывала стариковские загадки, а вот его многочисленная родня не совсем – они всё норовили отвадить Деда от «тяжких забот», уговаривали уйти из Чащи, переселиться в уютный тёплый угол в посёлке. Особенно старалась одна троюродная племянница. И то сказать – вроде бы седьмая вода на киселе, а кричала громче всех. Заботу проявляла, значит.
Так вот все эти близкие и дальние почему-то решили, что я имею на Деда какое-то влияние, и повадились ходить ко мне под всяческими предлогами да уговаривать, чтобы я посодействовала, «чтобы он, а то мы.. ну вы понимаете…»
Я не понимала.
Такая катавасия начиналась обычно зимой. Вот я и спасалась от очередного набега родичей — где бы вы думали? – у самого Деда. Потому что к нему они бы не сунулись – побоялись глубоких сугробов и упрямого стариковского нрава..
Там, на поляне, я увидела однажды небольшую рыжую кошечку. Она сидела прямо на снегу, ничуть тем не смущаясь, аккуратно подобрав хвостик, и глядела на меня лучистыми глазами. Я несколько растерянно сказала: «Кис-кис», а позже поинтересовалась у старика: «Что за кошка у вас поселилась?» «Э? Кака кошка? Не было у меня отродясь здеся кошек. Не шибко я люблю их. Глазищами в темноте как зачнут сверкать – не знаешь, куды деваться..» Дед выглянул в окно, удивлённо охнул и сказал: «Вот так штука!», и почухал затылок. «Непостижимое дело. Вишь ты – она же от самого базара за мной бежала.» «От какого базара?» «Был я утресь на базаре в посёлке, там заприметил её – на плетне сидела. Та ж я кошек не люб.. да ты знаешь.. ну сидит и сидит. Уж больно рыжая – оттого заметна скрозь. Видно, за мной пошла.»
Словно чувствуя, что говорят о ней, кошка подбежала к дому и вдруг.. запрыгнула на оконный карниз. Умостилась на нём и стала смотреть на меня. Так мы и сидели по разные стороны окна и наблюдали друг за другом.
Странный мысли бродили в моей голове. Я рассеянно припоминала, почему раньше у меня не было кошки? Что мне мешало завести её? И не находила ответа.
Видно, нужно было, чтобы всё произошло именно так – глубокий снег, трескучий мороз и рыжая ласковая – за окном, полускрытая морозными узорами. Не я взяла её, а она нашла меня.
Всё правильно, всё верно.
Глава 5. Ночь
Устав от кружения по комнате и бурной радости мы с Норой поутихли. За окнами давно стемнело. Холодно и злобно свистел ветер в ольховой рощице.
Наверное, семейству Кроксов сейчас несладко – позарывались как можно глубже, в корни деревьев, лежат тёмными камешками, плотно прижавшись один к другому. А когда земля совсем замёрзнет и невозможно будет копать ходы в её мягкой плоти, и травы с сухим шелестом падут и рассыпятся в прах, и гнилые листья растворятся среди сугробов, Кроксы поднимут вверх острые носики, принюхаются, отыщут заветный запах и уйдут навстречу ему – в тёплые края. А запах этот – запах весенней земли и воды. Такой, раз услышав, никогда не позабудешь. Другое дело – как уловить его среди сотни других, чужих и опасных, ароматов, грозящих бедой и скорой гибелью? Но они умеют, знают, понимают – и потому идут и находят ту благодатную весеннюю землю.
Посмотрела я на книгу раз-другой – и опять мне расхотелось её читать. Ну Нил, угодил, так угодил... Это же надо было – принести эдакое «сокровище», что не знаю, куда от него и деваться. Только глаза мозолит. Тревожно мне с нею.
Умом я понимала, что дело вовсе не в книге, а во мне что-то не в порядке. Но ум... Что уж – ум! Голос сердца слаже, приятнее, роднее.. А потом только и делаешь, что выкарабкиваешься из сетей, куда привело сердечное сладкоголосье.
В общем, я решила лечь спать. Оставила книгу лежать на столе раскрытой, резонно рассудив, что ничего с ней не сделается. Нора привычно запрыгнула в кресло. Я укрылась одеялом, зарылась носом в подушку и вошла в сонный дворец незримо и неслышно.
Шаги в пустой комнате. Они звучат слишком громко. Слишком. Нужна тишина. В тишине покой и светлый шелест невидимых крыльев.
Я напряглась. Слова были знакомы ранее.. Или то я шагала по комнате и слушала свои шаги, и говорила вслух? Или ветер стучал в окна, а казалось, что кто-то крыльями бьётся и бьётся, и никак не может влететь в дом?...
Медленно открыла я глаза, приподняла голову от подушки. Мрак притаился в углах. Косые тени от рамы легли на пол. Луна ярко светила в щёлку меж занавесок – зеленовато-жёлтый луч её недобро скользил по полу к кровати. Мне стало не по себе Я оглянулась на кресло, где свернулась рыженькая, и вдруг заметила, что от злополучной книги на столе исходит сияние. Неяркий, почти незаметный, но самый настоящий свет. Серебристый. Обмирая от страха и любопытства, я прошлёпала к столу и, затаив дыхание, склонилась над раскрытыми страницами. И стала читать то, что не далось вечером:
Я слышала песню надежды
в холодных пустынных залах.
Белели её одежды
средь тёмных глазниц порталов.
И ласково стлался голос
на мёртвый недвижный камень.
Уже подносили хворост,
уже зазывали пламя.
Мне выпала честь большая
ступить на костёр священный.
И слёзы ничуть не мешали,
а кровь танцевала в венах.
Я слушала песню надежды
И сквозь языки огневые
мелькнули её одежды:
не белые - а седые.
Странное состояние овладело мной. Будто бы и сплю, и понимаю – что сплю, и в то же время ощущаю ступнями прохладные доски пола… И музыка льётся где-то вдалеке.. Кто может играть ночью в поле? Мелодия тихая, плавная, неторопливая, мягкая и.. невозможно понять – радостная или грустная. Просто она есть – звучит в моих ушах серебристыми колокольцами и водопадным бегом струн - под чуткими пальцами..
Не знаю, сколько времени прошло. Мелодия приближалась, не становилась громче, нет! – я только чувствовала это. За окнами – движение. Я замерла..
…Утром солнце встало – но не такое, как обычно осенью – блеклое, вялое, громоздкое. Нет. Оно было настоящим Солнцем.
Глава 6 . Тоска
Дни шли за днями. День за днём, и опять – по кругу. Это грустно, когда серые пыльные цепочки сливаются в огромную толстую муторную цепь. Её не разорвать просто так. Огонь не сожжёт стальные волокна, вода не размочит, а пальцы лишь заноют от усилий, руки покроются волдырями в попытке освободиться...
Я смотрела в окно, следила за мятежными и дикими играми снежинок. Пила чай, добавляя в него вишнёвое, малиновое и крыжовниковое варенье. Разбирала целебные травы, варила зелья. Разговаривала с Норой. Читала книгу. Мне теперь открывались все страницы, правда, кое-где текст всё ещё оставался неясен, но я поняла загадку и тайные места прочитывала ночью, погружаясь в полусон. Я читала стихи, похожие на песни, и песни, смахивающие на стихи, и древние поэмы, и изречения, и просто фразы без смысла, но с настроением. И всегда мне при этом чудилось нечто, издали прилетали звуки, образы, голоса или музыка – из других миров, лёгкие отголоски чьих-то жизней, обрывки чужого существования. Не могу сказать, что именно давали они мне, но очевидно, многое, ибо каждый раз после такой ночи душа моя насыщалась до капли, и после в течении нескольких дней не возникало смутной неприятной сердечной пустоты, от которой некуда деваться.
Книга определённо была непростой, и я постепенно привыкала к ней, привязывалась, как к родному существу, о котором хочется заботиться.
Иногда, в ущерб себе, я думала о Ниле. И если все предыдущие действия имели некую пользу, то сие занятие представлялось ну совершенно бессмысленным. Что толку думать о том, чего не знаешь наверняка? Терзать себя лишний раз радости мало. Однако без этих размышлений становилось скучно. Я возвращалась к ним, как к незаживающей ране, которую лучше бы оставить в покое и не бередить. Но вновь разматываешь украдкой повязку и вглядываешься в кровоточащий рубец с изумлением, постепенно осознавая, что это — твоё тело и неотъемлемая часть его — рана, и ты должна свыкнуться с ней и перестать реагировать столь бурно...
Начинала жалеть себя. Тихонько-тихонько, издалека – ведь особых причин для жалоб не было. Хотелось сжаться в комочек, забиться в уголок, сузить существующую реальность до темноты между ладонями. Вслушиваться в свою воображаемую боль, горечь, грусть, истому, тоску, питаться ею. И, надо признаться, я злоупотребляла такими чувствами. Нечасто, но бывало. Мне ведь ничто не мешало. Никто не приходил ко мне, не стремился выдернуть из тоски. Я тонула в ней, захлёбываясь горькими волнами и не видела берегов. Их и не существовало. Никогда.
Но была Книга. Да. Она определённо была.
Глава 7. Середзимье
Приближалась середина зимы. С ума сойти - как быстро идёт время! Как подумаешь, начинает кружиться голова – будто заглянула в колодец, и всматриваешься во тьму, но дна не видно, и неизвестно, есть ли...
Середзимье я обычно проводила в посёлке, шла в Хол – в харчевню – на праздники там всегда собирался народ и наведывались соседи из других деревень: кто родню навестить, кто полакомиться превкусными маковыми крендельками, которые по-настоящему умели готовить только у нас. Я всегда встречала в Холе добрых знакомых, и праздничная ночь проходила вполне симпатично и весело. Но вот, на этот раз, с приближением заветного дня, чётко осознала – ничего не будет. Не хочу туда. Не нужно этого. Не пойду.
И не пошла.
Как только приняла решение – не поверите – так полегчало на душе, уму непостижимо! Даже смешно стало – как будто меня раньше кто-то заставлял ходить на праздники?! Пинками выталкивал из домика?.. - и я пекла пирожки с черносливом, и брела в посёлок, утопая в сугробах, встречала по дороге знакомых и чужаков, перекликалась, раскланивалась, узнавала про здоровье… А потом входила под сень Хола, в жарко натопленную овальную залу, и видела хоровод лиц, слышала радостные возгласы. Массовое веселье захватывает.
Я позволяла задорной ласковой суетливой толпе охватить меня всю целиком, растворялась в ней без остатка, оставляя на поверхности лишь улыбку, смех и оживление. Прятала себя. Участвовала в каких-то забавных играх и даже получала от них удовольствие. Да, поступала именно так. И после со спокойной душой думала: «Ну вот и ладно - и провела праздник, всё как у людей!» И вовсе не задумывалась – а нужно ли… нравится ли мне это? Странные мы, люди, ох и странные…
В предпраздничное утро зашёл Нил.
Я расчищала снег возле крыльца, попутно кормила синиц и воробьёв. Потом начался снегопад – огромные хлопья, важно оседающие в белёсом неподвижном воздухе.
Чистить крыльцо от снега под снегопадом – чем не иллюстрация к возможной бессмысленности существования в целом. Хотя лично я верю в Смысл. Но иной раз приходится убедиться в его отсутствии. А потом вновь поверить. И опять разочароваться. И так до бесконечности.
Как бы то ни было – из белой мутной завесы выступил он, со снежинками в волосах и на капюшоне куртки. Снежный пастырь. В окружающем нас царстве мороза его глаза не казались такими холодными, как раньше.
- Привет, Дорис.
- Здравствуй, Нил.
- Тебе помочь?
- Мне? В чём?
- В уборке снега.
- Хм… зачем?
- Облегчить тебе работу.
- С чего ты решил, что она тяготит меня? Да я уже и не буду больше.. Погляди, как повалил..
- Ага! – он весело хмыкнул (смеха от него не дождёшься, на моей памяти раза три смеялся по-настоящему) и отряхнулся. – Похож я на Снежного Пса?
- На кого-кого?
- Снежный Пёс. В такую погоду он бродит по полям и лесам.
- Не знаю. А… какой он?
- Белый, мохнатый. Спокойный. Мудрый.
- Чего же он бродит?
- Просто…Гуляет. Похож я на него?
- Нил, откуда ж я знаю? Я ведь его не видела.
- Ну а пофантазировать нельзя?
Я ничего на это не ответила. Глупый диалог какой-то получался. С ним всегда – вечно я говорю не то, что хотела сказать, а если и говорю, то, что хотела, то не так, как хотела. Морока. Сплошная морока. Зачем он пришёл?
- Гм, а я ведь пришёл пригласить тебя на праздник, в Хол. В предыдущие годы мне не удавалось погулять с вами, но теперь-то всё получится. Дел никаких, можем славно покутить.
Я поправила платок, сползший с головы на плечи. Поглядела на него внимательно, задумчиво. И сказала: «Я остаюсь дома.»
Нил, в это время пинающий ногой снежную крошку, замер, потом поднял голову:
- Да?
- Ага.
- Полагаю, задавать вопрос «почему» бессмысленно?
- .. попробуй..
- Хорошо.. Почему ты не идёшь на праздник?
- Потому что мне хочется провести его дома. Никуда не ходить и никого не видеть.
- Никого?
- Если хочешь, можешь составить мне компанию. (Вот дура! Зачем!!) Ты мне не помешаешь.
- Хе… признаться, это утешает! Дорис, милая, у кого ты научилась такому вульгарному зазыванию в гости?! «Приходите, вы не помешаете!» – Нил действительно развеселился, он стоял, уперев руки в бока, склонив голову и весело щурился на меня. Я застыла на ступеньках, сжимая в руке метлу и беспомощно улыбаясь.
Не знаю, сколько длилась пауза, я плохо отслеживаю подобные моменты. Наконец Нил мотнул головой и сказал: «Приду вечером», шутливо откланялся и нырнул в снежный вихрь, налетевший с полей.
Мммм.. что это было? Вечером?!..
Глава 8. Праздник
Вечер. Вечер? Вечер!
Со скольки часов он начинается? После полудня? Когда заходит солнце? Я стала готовиться с утра. К сумеркам мой маленький столик ломился от явств, Нора объелась лакомствами и завалилась спать.
Часы тикали монотонно и равнодушно, как обычно, намекали: сегодня день как день – как вчера или позавчера. Я не поверила им.
Книга лежала на тумбочке возле кровати, завёрнутая в зелёный шёлковый платок. Я редко открывала её между делом, второпях – обычно чтение превращалось в своеобразную церемонию. Но теперь почему-то, едва отряхнув руки от муки и убавив огонь под пловом, схватила её, крепко прижав к себе, открыла на одной из последних страниц. Оттуда выпал бледно-розовым мотыльком засохший цветок клевера, неслышно порхнул к ногам. А я уже читала вслух (там уж мне захотелось):
Подожди совсем немного.
Ты дождись восхода солнца,
первых трелей свиристелей,
сизой дымки над землёю..
Потерпи! Пускай росинки
на лугу венцом алмазным
отразятся в небе гордом
с первым проблеском лазурным..
Погоди. Надену платье
цвета вздохов и мечтаний,
в тон ему змеится лента -
подпояшусь на крылечке..
Посмотри: бежит тропинка,
прямо из дому уводит.
Дружелюбный бок мелькает,
пёс пушистый - мне навстречу.
Подивись, как светел, мягок
силуэт в воде размытый
старых ив и юных клёнов -
я рукой касаюсь глади..
Но тропинка вдаль уводит,
мимо озера и леса,
через сад и на пригорок,
где меня с восхода ждёшь ты...
- Подожду, - прозвучал спокойный голос. Морозный воздух влетел в комнату и пряным паром осел на ковре — в дверях стоял Нил.
- А я тут.. книгу читала. Помнишь, ты осенью принёс..
- Как не помнить! Занятная, сам её прочесть хотел.
- На, держи! – я сунула ему в руки том и бросилась к очагу, заслышав оттуда яростное клокотание и шипение.
Он уселся в кресло, подхватив Нору, и она, довольно муркая, уткнулась ему в локоть. Я занималась готовкой и слышала, как шелестели страницы. Нил листал книгу, попутно рассказывая, кого он встретил по дороге ко мне. Народ валом валил в посёлок. Дорогу замело основательно, сугробы по колено, а кому и по пояс. Дядюшка Лопс с семейством передавали мне привет, и Заюки тоже, и Грор, и все-все спрашивали, приду ли я в Хол.
- …и что ты отвечал?
- Отвечал, что ты ещё не решила.
- Ну и правильно.. А то начались бы расспросы – а почему нет и не случилось ли чего-нибудь..Народ любопытный…
- Вот и я так подумал, - он глянул на меня.
- ...эмм.. вроде всё готово.. прошу к столу.
Мы сели. Вообще, я не сильна в кулинарных изысках. Для себя готовлю мало и самые простые блюда (к слову, самое простое и бывает самым вкусным). Но.. пару-тройку рецептов приберегла в памяти, и если что – гости не остались бы недовольными.
Нилу нравилось всё. И самое главное – ему нравилась я, это было видно. Вернее, я позволила себе видеть это, и тёплые волны счастья заливали наш домик, и снаружи выла метель, а в печке потрескивали дрова…
Когда часы пробили полночь, мы подняли кубки с прозрачным и душистым вином и пожелали друг другу счастья и здоровья, и поцеловались, само собой разумеется. – очень осторожно и нежно.
Потом, спустя какое-то время, он подошёл к окну, постоял немного, обернулся и мотнул головой в сторону двери: «Ну что? В ночь? Вперёд, Дори, укутайся потеплее..»
- Кааак.. там же буран… холодно..и…
- Оденься потеплее, вот и всё. Вон тот серый шарф – обмотайся. И Нору возьмём с собой..
- Нора замёр....
- Нора на замёрзнет, вспомни, где ты её нашла. Она дитя снега и мороза, да, Норищщще? Эй, чур не цапаться!!..
Книга оставалась лежать раскрытой на столе, листы прощально всколыхнулись, когда я захлопывала дверь.
Глава 9. Ночная прогулка
Мы бежали по искристому лугу, взявшись за руки, и ветер бил в лицо страстно и пугающе. Нора скакала по сугробам, как заяц - рыжая шубка потемнела в сумерках, посвёркивали зелёными звёздочками глаза. Нил лепил снежки и забрасывал меня, я уворачивалась и в ответ насыпала ему за шиворот холодные сверкающие пригоршни.
Мы спотыкались и падали, лица жёг снег, а небо, казалось, падало на плечи и укрывало единым взмахом. Где-то там, за лесом, вспыхивали дальние огни – Посёлок отмечал праздник с размахом, не поскупился на фейерверки. Должно быть, красивое зрелище, народ веселится от души – представляю себе: крики, смех, свист…
Но ни секундочки я не пожалела, что не пошла туда. Ни одной секунды.
Когда мы устали бежать, - медленно побрели, взрыхляя белое, оставляя в нём, нехоженном, глубокие следы, и переговариваясь.
- Дорис, странная же у тебя кошка. Она, видать, воду любит, глянь, как в снегу вывалялась.
- Так ты же сам сказал – снежное дитя или как там… дааа, не спорю, странная.
- Под стать хозяйке.
- Ха! Чем я странная?
- Ну… - Нил многозначительно откинул голову, подмигнув задорно.. – Как тебе сказать..
- Говори уж, как есть, не стесняйся, - я повернулась к нему, задрав голову.
Не успел ответить - раздался перезвон бубенцов, из белёсой мглы выехали сани, запряжённые двойкой лошадок. Управлял ими не кто иной как Пим Пимыч, местный житель.
- Ой, милочки, здравствуйте! – раскатисто пробасил он, приглядевшись к нам – чтой-то вы в такую пору по полям разгуливаете? Садитесь, подвезу вас до Посёлка!
Мы переглянулись.
- До Посёлка?
- Ага. Люди ж гуляют, веселятся! А вы тута на отшибе пропадаете.
- Мы вовсе и не пропадаем, - резонно ответил мой спутник. – Мы гуляем, дышим воздухом..
- Га? Дышите? Так разве ж в Посёлке дышать нельзя? Дышите, пожалуйста, нихто ж не запрещает!
- Пим Пимыч, мы в Посёлок не хотим, но немного с вами проедемся, если вы не против.
- Чего ж супротив, я не супротив, садитесь..О, и кошка твоя, Дорис, тут!.
- И кошка…
Мы втроём уютно устроились на санях, на шерстяном покрывале, которое пришлось малость поотряхивать от снега. Поехали. Сани слегка подбрасывало, Пимыч бубнил о празднике, как отмечали всей роднёй, - кто пришёл, кто не пришёл и почему, и что в санях этих он отвозил какого-то троюродного племянника к четвероюродному дядюшке в соседнюю деревню, и что снегу навалило страх просто, ровно по морю едешь, а будет ещё больше, зимы-то впереди ого-го…Нил что-то поддакивал, говорил своё. Я стала задрёмывать…не знаю, долго ли проспала, пока не почувствовала: сани остановились, и крепкие руки бережно приподнимают меня, и вдалеке исчезает смех бубенцов…
- Нил, я могу идти… не неси меня.. поставь..
- А если я хочу нести?
- Где кошка?
- У тебя за пазухой…
Ой..точно… мягенькое и тёплое шевельнулось у подбородка.
- И куда ты нас несёшь?..
- Домой.
- Домой? .. я хочу ещё погулять..
- Ты же засыпаешь.
- Нееет…это ..просто..глаза что-то слипаются…я сейчас..
- Правильно – ты сейчас укутаешься в одеяло и сладко уснёшь.
- А ты?
- А я…
Он вдруг стал, руки крепче стиснули меня.. Не понимая, в чём дело, приподняла голову и увидела, что Нил уставился куда-то вдаль…Глаза его сощурились…
- Дорис, милая. Иди домой. – он наконец аккуратно опустил меня.
- А что случилось?
- Ничего. Посмотри налево. Осторожно только…осторожно…
Я глянула, куда он просил. Сперва ничего не увидела (да и не мудрено – ночь достаточно тёмная, хоть и снег блестит, и звёзды, но всё же…) А потом.. вроде тень промелькнула…
- Что это?
- Не что, а кто. Он, Снежный.. Слушай…понимаешь.. – объяснял торопливо, подбирая слова, голос вдруг охрип. – Это Снежный Пёс, о котором я вспоминал… давно мечтал увидеть его.. Говорят, он приносит удачу..нужно только подойти поближе и..
- Что и? Нил, на что он тебе сдался? Обычная большая собака, а то, что снежный – немудрено, посмотри на меня – я как снегурка. А Нора – снежная кошка!
- Ты не понимаешь…Это…это знак…словом.. мне необходимо…я хочу подойти к нему…
- Да он ушёл уже!
- Нет, он где-то там. Ждёт меня. Извини, Дорис, - Нил быстро поцеловал меня в щёку и подтолкнул к дому, до которого оставалось шагов двести. – Середзимье и Снежный Пёс – не могу упустить такой шанс!
И он помчался в темноту.
Ну и кто из нас странный?…
Эх… А я даже не обиделась.
Глава 10. Тод и другие
Первое, что я увидела, войдя в дом – книга лежит на полу, обложкой кверху. А рядом…ой…кто же это рядом? Серый комок величиной примерно с две мои ладони – карие глазки-пуговки. Нора зафыркала и выгнула спину. Колобок тоже распушился, и я увидела, что у него есть четыре лапки и хвостик.
- Кхм..
- Я Тод – пискнуло существо.
Расчудесно. Он умеет говорить, значит, есть надежда понять друг друга. Я подняла книгу, закрыла её. Колобок проследил внимательно за моим движением и еле слышно фыркнул.
- Тод… Хорошо, Тод. – честно говоря, я слегка растерялась и не могла решить, как вести себя, гостеприимно или строго, с незванным гостем. – Я Дорис..Чем могу помочь тебе?
- Хочу варенья, - пискнул Тод, подбежал к стулу, ловко вскарабкался на него и выжидающе уставился на меня.
- Ооо.. варенья.. Пожалуй, я тоже.
И мы пили чай и ели варенье, и другие сладости, а потом легли спать. Тод оказался весьма милым, в меру любопытным и спокойным. Он помог мне вымыть посуду и продекламировал пару забавных стишков, причём они показались странно знакомыми.. вроде бы я их читала где-то..Может, в Книге? Я не смогла понять, откуда же он взялся и по какой причине появился в моём домике. Это было не так уж и важно, хотя…
…хотя через неделю под крыльцом я обнаружила Ниссу. Услышала тихое шипение, нагнулась — из-под ступеней требовательно смотрели на меня фиолетовые светлые глаза и насмешливо кривился маленький розовый ротик.
Они стали появляться примерно раз в семь дней – по одному новому чудику. Спрыгивали с крыши, вылазили из-под снега, стучали в окна. Забавные диковинные существа, все небольшого росточка (Зугора, самый крупный, мохнатые уши - мне по колено), с милым нравом и доброжелательными намерениями. Каждый по-своему интересен и забавен. Оказалось, ранее без их присутствия мне чего-то не доставало. Дом ожил, превратился в большую светлую радостную обитель, где постоянно происходило весёлое и живое действо. Мои домочадцы (я уже перестала называть их гостями) устраивали игры, уходили и приходили, а приходя, приносили море открытий, новостей и сюрпризов, вроде разлапистой ветки с чудесными шишками какого-то неземного сиреневого цвета. Они помогали мне готовить еду на свой и на мой вкус, украшали комнату немыслимыми штуками (вроде той самой ветки и каких-то фигурных корней и сухих хрупких листьев), убирали, пели, хихикали, танцевали, бегали наперегонки с Норой, а Тод даже участвовал в распределении рабочих обязанностей, а для себя выбрал почётное ежевечернее перематывание ниток в клубки… Ходили со мной в посёлок на базар и в лес за хворостом. Мне было нескучно, совсем нескучно.
Я так до сих пор и не знала, догнал ли Нил своего Снежного Пса и зачем ему это было нужно.
И уж давным-давно, с ночи Середзимья, я не брала в руки Книгу, не открывала её и не читала. Необходимость в этом отпала сама собой. Мне хватало интересных бесед, смешных словечек, удивленья и странностей. Не было нужды с замиранием сердца искать в непонятных строках непонятный смысл…А стихи мне рассказывали мои подопечные..правда, стихи эти смахивали на те…прежние…с пожелтевших страниц. Неужели они открывают в моё отсутствие и читают…? Нет, глупое предположение.. Хотя безусловно... какое-то чутьё подсказывало, что Книга играет в происходящем не последнюю роль. Существовала взаимосвязь между нею и малым народцем.
Да, читать мне не хотелось, но зато захотелось писать – фиксировать некоторые особо милые моменты, фразы Тода и философские изречения Зугоры, и ещё - про то, какое настроение у меня было утром, когда на подушке обнаружила веточку рябины, словно сахарной пудрой, обсыпанную инеем, а ещё как корка льда в ведре проломилась и вода обожгла пальцы - точно пламя, только ужасно холодное… или как вдруг я ощутила счастье – просто так – без видимого повода, и сердце забилось часто-часто…
Странная идея пришла ко мне в голову, и однажды вечером я открыла книгу впервые, может, за месяц, и, полистав немного, обнаружила абсолютно чистую страницу. Подумав, вписала туда всё, что хотелось, подождала, пока просохнут чернила. Они впитались мгновенно.
Вот и ладно.
Глава 11. Хворь
Я делала записи часто. Нравилось, влекло, захватывало. Бывало и так, что посреди дня бросала всё и бежала к ней, к книге, открывала и писала – жаль, строчки некоторые получались кривыми, но главное, что смысл и настроение сохранялись…ощущала это и радовалась.
Кажется, зима завершалась. Мои питомцы долго не ложились спать, затевали всевозможные игры, подключая к ним и меня, по ночам их глазёнки сверкали особенно ярко и нам не было скучно вместе.
Но случилось так, что мне надо было уехать на пару дней к родичам в город, проведать старых знакомых и покопаться в библиотеке, и я оставила малышей на хозяйстве. А Книгу забрала с собой – хоть и была она довольно увесистой – но по какому-то смутному желанию сунула её в дорожный мешок. Раздавала напоследок ценные указания:
- Нисса, не шипи на Тода, он нервничает..
- Зугора, присмотри за Норой, пожалуйста, если будет капризничать и не есть кашу, предложи сходить на охоту за мышками, она всё поймёт…
- Мири, поплотнее закрывайте дверь на ночь, а то вчера кто-то явился и щель оставил, сугробы пришлось выметать…
- Хорошие мои, ведите себя прилично и не шумите.. хотя.. ладно, если хотите – шумите, но не очень шумно.
Они дурачились, делали вид, что старательно слушают (а Тод, похоже, и в самом деле слушал), повизгивали и попискивали, цеплялись за мои ноги и не хотели отпускать..а мне не очень-то хотелось уходить.. Но в Город брать малышей было нельзя; тётушка и так с большим скепсисом относилась к моему образу жизни и занятиям, а если бы увидала мохнатого Зугору, а он бы вдобавок отчебучил что-то…нет уж, пусть побудут дома.
В последний раз пожала им мягкие лапки, погладила кошку и вышла на порог. И чуть не столкнулась нос к носу с.. Нилом.
- Далеко ли собралась, красна девица?
- Кому как, а мне далеко, - уклончиво ответила я.
- Давай провожу, что ли.
- Что ли, как хочешь – мне в Посёлок, а оттуда в Город, так что если у тебя срочные планы, провожание меня вряд ли в них впишется.
- Впишется, впишется – ещё как, со свистом! – Нил разглогольствовал с видимым энтузиазмом, верно, соскучился по мне, конечно – с месяц не виделись…Ну и я по нему тоже…хотя вроде бы и не очень…но…
До Посёлка он меня проводил и даже помог найти сани, отправляющиеся в Город, и подсадил на них, и долго махал рукой вслед. Три часа дороги прошли в мирном перезвоне бубенцов, скрипучем напеве снега под полозьями и плавном беге беспорядочных мыслей… Размышляла обо всём и ни о чём, задрёмывала, разговаривала с возницей. Наконец добрались до города.
Подошла к дому тётушки и сразу почувствовала: что-то неладно. Обычно навстречу всегда выбегала моя двоюродная сестричка, взвизгивая, бросалась на шею, а теперь я долго стояла у дверей, дёргая колокольчик.
- Тётя Эф, что случилось?
Дорожки от слёз не просохли, тёмные круги под глазами, руки нервно комкают платок.
- Ох, Дори…Маленькая заболела. Второй день жар, ничего не ест, и врачи не знают, что за хворь...
Коридор, лестничный пролёт, налево, непривычно тихая детская комната, личико с закрытыми глазами, пряди светлых волос на влажном лбу…
Я знала, что это за хворь.
Глава 12. «О чём это?»
В лечении помимо лекарств, очень важно эмоциональное состояние больного. Если он хандрит, пал духом или, что самое страшное – безразличен сам к себе, то даже наиновейшие микстуры не смогут поставить его на ноги. Нужна искорка в глазах, пусть крошечная, но живая. Погасить страдания, возродить интерес - вот этим я и занималась. Сидела часами возле сестрички, поила её целебными отварами, натирала мазями - и читала вслух. Читала Книгу, подряд и вразнобой, страницу за страницей. Анни слушала, засыпала, просыпалась опять, просила читать ещё. Потом стала задавать вопросы: мы вместе угадывали, кто написал тот или иной стих или фразу и зачем, и что хотел сказать этим. Через 2 дня ей стало значительно легче, и я могла отлучаться по делам в Город (Аннина мама, следуя моим наставлениям, готовила лекарства. Она успокоилась, немного пришла в себя и так благодарила меня, что приходилось постоянно останавливать нескончаемый «поток» восторженных словоизлияний. Аннин папа был тогда в отъезде, и это радовало – иначе мне угрожал удвоенный «поток»).
Время пребывания в Городе затянулось с двух дней до недели, но по-другому я не могла поступить – девочке требовался постоянный присмотр знающего человека. Увы, городские врачи, может, и были знающими, но по части чуткости и внимания к пациенту оставляли желать лучшего. Хотя как сказать – коль их двоюродные сёстры попали в подобную ситуацию, глядишь, и чуткость где-то взялась бы… Но такого я никому не пожелаю. Всем здоровья!
И вот наступил день, когда утром Анни уцепилась за меня так же живо и крепко, как раньше – я поносила её по комнате, потом мы побродили вдвоём по дому и даже перепрыгнули через две ступеньки на лестнице. И тогда я стала собираться в дорогу. «Как там Нора, малыши, наверное, волнуются…»
Уложить тётушкины пироги в сумку не представлялось никакой возможности, просто не влазили, тогда она стала складывать их по частям.. уммм…. «Тётя, лопну!» «Ничего ты не лопнешь! Проголодаешься – вот и перекусишь…» – и заныла опять: «Ах, Дори, миленькая, как я тебе благодарна, ты бы знала!..ведь Анника – она же самая моя родная, моя кровиночка, и если б не ты..» Нууу, началось… я поспешно выскочила из кухни, пробормотав: «Тё, не надо снова..» и стала припоминать, что ещё не взяла. Таааак….
Книгу читала моя сестра. Водя пальцем по строчкам, шевелила старательно губами, морщила лоб. Вздохнув, я уселась рядом с ней.
- Читаешь?
- Читаю. Так интересно! Только не всё понятно…Мне стишки понравились, вот эти…
Ты для меня так близок,
Как по карнизу капли
Ими, смеясь, любуюсь,
И восхищаюсь блеском,
Что наделило солнце
Их глубину и суть.
Хмм… я написала стишки, было дело.
- Анника, а о чём это, как ты думаешь?
Девочка снисходительно улыбнулась:
- Как о чём? О каплях и о солнце! Я сразу увидела капель за окном, знаешь - когда снег тает… весна. Это про весну стишок, вот!
Мудрая-мудрая моя, 7-летняя умница. Ты не представляешь, как близка к истине. Именно - про весну.…
И я оставила ей «весну», чтобы она могла читать дальше и размышлять дальше, познавая себя и мир вокруг. Хоть мне нелегко оказалось расстаться с Книгой, совсем нелегко. А разве кто-то обещал лёгкую жизнь?
И почему-то не удивилась, когда по прибытии домой не обнаружила своих друзей. Только Нора сонно мяукнула мне с кровати, да сиреневая шишка выкатилась откуда-то под ноги. Книги больше не было, - и не было Тода, Ниссы, Зугоры…точнее, были, наверняка, где-то, когда-то: у тех, кто в них верил и звал, к кому в дом стучала осень, кто нуждался в тепле и радости.
А к моему крыльцу подходила весна….
Глава 13. Весна
— Что? Что ты сказал?
Голос прозвучал слишком резко в нежной сонной тишине зимнего утра.
Конечно, вывести из себя меня мог только Нил.
На рассвете он уже шагал по лесной опушке, перекликаясь с белками, и стряхивал серебристую пыльцу с еловых лап. Лесные духи рассержено забормотали и высунулись из дупла, когда он хорошенько стукнул пару раз по стволу старого дуба, чтобы послушать глубокий рокочущий гул. Потом он пробежал, незамеченный никем, через луга, по белому суховатому насту. Сухие стебелькие, бурые, сизые, белесоватые, хрустели невидимо под ногами — те, что некогда были роскошными летними травами, в них порхали бабочки и прятались перепёлки. Там, под снегом, лежали они мёртвыми или оживали, или перерождались заново – сухой шелест становился с каждым днём чуть слышнее.
Последний день зимы... Ветер изменился – я поняла это, едва вышла на крыльцо, на негромкий уверенный стук. Вообще было холодно, но жар распалил мои щёки. Потому что Нил стоял здесь, рядом, близкий и далёкий, и говорил-говорил.. Не припомню, чтобы когда-нибудь он подолгу разглагольствовал. Короткие отрывистые фразы с бездонным смыслом – вот его стихия. Но сейчас речь текла плавно и раскидисто – обо всём и ни о чём. Мне постепенно становилось холодно, хотелось вернуться в дом, в тёплую постель. А ешё больше хотелось, чтобы он взял меня на руки и отнёс туда.. Но увы. Слишком сложные мысли рождались в его голове – слишком простые ответы пыталась я им найти, и неизменно проигрывала.
Как красив лес на горизонте – расплавленным серебром светится, так что глазам больно смотреть...
Небо розоватое... Или нет.. Или жёлтое.?.. Не понять сразу. Без облаков - к хорошей погоде.
— Что?
Он сказал что-то. Кажется о том, что любит меня. Не может быть, послышалось.. «Дорис, сосредоточься, сейчас решается нечто очень важное. Внимательнее!»
Он сказал, что никогда не скрывал любви ко мне. Минуточку!
— Ты же всё время молчал, знай, улыбался. И молчал. Всегда. Я – я, а не ты, начинала главные слова и фразы. И это неправильно.
— Откуда ты знаешь: правильно или нет? Было как было. Значит, так и суждено.. Теперь я говорю, что люблю тебя. И всегда любил. Ты не могла не видеть этого. Дорис, не будь жестокой …и глупой.
Нил смотрел на меня требовательно. Я почти задохнулась от возмущения. Жаркая волна прошла по телу, на шее забила тревогу жилка.
— Я жестока?…Да как ты можешь говорить такие слова? Как смеешь?! Да ты.. ты.. изводил меня своими намёками и чёрте-какой ещё ерундой! Делал больно на каждом шагу, походя. И после этого называешь меня жестокой? Боги, существует ли на этом свете справедливость?!
— Нет, конечно, - спокойно ответил Нил.
Я запнулась. Говорить что-либо было бесполезно, сейчас мы вряд ли... Его признание оказалось так неожиданно и.. не вовремя. Ничего. Это бывает.
Нестрашно, Снежный Пёс. Приходит весна, тебе придётся сменить шубку. Смотри, не ошибись с цветом...
Мы глядели друг на друга, жадно всматривались, будто не виделись года три. Всё было сказано и не было сказано ничего. Ну и что в таких случаях прикажете делать?
— А… хочешь чаю?
Он хотел.
июнь 2004 – сентябрь 2005