ТРИ ИМПРОВИЗАЦИИ НА ТЕМУ КАЗАНОВЫ
…Как часто эти найденные строки
Для нас таят бесценные уроки.
Уильям Шекспир сонет LXXVII
***
Казанова любил женщин. Любил и уважал. Любовь без уважения не любовь. А он любил, это точно. Пусть по-своему, особенным образом, но зато для него не существовало дурнушек. Любую женщину он мог вознести до божества, лишь бы она вдохновляла его фантазию. И уж красавиц он вовсе не пропускал мимо. Его талант - умение соблазнять, он делал это сотни раз. Женщины были счастливы рядом с ним, пусть не надолго, но всё же... И не было такой женщины, которой бы он отказал в своей любви и ласке.
Да, ещё он часто дрался на дуэли, много играл, сочинял стихи и песни, сам исполнял их, был образован и весьма остроумен. Но никто не знает, какие чувства носил в себе этот необыкновенный человек. Одни считают его мастером мистификации, другие - ловеласом, а кое-кто - подлецом и обманщиком.
Я же называю его Поэтом. Он жил как Поэт, этот Джованни Джакомо Казанова - истинный певец любви. И некому сравниться с ним.
Что? Дон Жуан? Не-е-ет! То женоненавистник и убийца.
А Казанова...
ИМПРОВИЗАЦИЯ ПЕРВАЯ ИЛИ
ПОЧЕМУ КАЗАНОВА ХОДИЛ С ТРОСТЬЮ
...А если я не прав и лжет мой стих, -
То нет любви и нет стихов моих!
Уильям Шекспир
сонет CXVI
-1-
Небо постепенно угасает - с востока наползает фиолет, провожая солнце.
В наступившей тишине ярче звучат запахи. ”Ночь лавром и лимоном пахнет…”. Их смешивает теплый ветерок, гуляющий по каналам. Звёзды уже появились: одна, другая... и, вдруг, рассыпались по всему небосводу упоительно глубокому, чёрному. Рассыпались и остановились, каждая на своем месте в вечной свите королевы ночи - Луны. Она поднялась со своего трона над горизонтом, щекастая, улыбающаяся. Поднялась и заблестела, и засияла, и осветила набережные и дома, бесконечными вереницами тянущиеся вдоль рио, дворцы, отражающиеся в воде, и воду, тёмную, тихую сегодня воду каналов. Да, тихо. Не слышно былого дневного шума, иногда только ветер принесёт обрывки чьей-то песни или рыбки, играя, плеснут на поверхности реки. Венеция погружается в сон.
Самое время...
Казанова вышел на фондамента и привычно огляделся, спустился к своей лодке, отвязал её, легко вспрыгнул на борт и неторопливо поплыл по направлению к Большому каналу. Послушное весло в его руках бесшумно взлетало и также неслышно опускалось в воду. Он вёл гондолу очень сосредоточенно, как будто всей целью его жизни было правильно и аккуратно управлять этим судёнышком. На самом деле, таким образом он боролся с волнением, владевшим им уже, впрочем, несколько дней, и дрожью, охватывавшей его время от времени. Кто бы мог подумать, что этого человека, вечного любимца дам, не знающего поражений любовника, блестящего кавалера, может привести в такой трепет свидание. Да-да, Казанова направлялся на свидание... и дрожал при этом как лист на ветру.
Но не страхом были вызваны волнение и дрожь, а нетерпением и страстью. Вот что правило моим героем. И всё же он беспокоился. Пройдет ли встреча так, как было задумано им? Ведь та, к которой он плыл сейчас в ночи, может, не ждёт его. Или ждёт?.. Он не знал, потому и терзался...
Навстречу Казанове по Большому каналу проплыла гондола, в фельце он заметил два силуэта и вздохнул. Куда проще было бы отправиться в пристреленное место, где победа давно одержана, где раскроются объятья, а не идти на осаду неведомой пока крепости. Но Джакомо влекла неизвестность, неопределённость и ещё... любовь. О, кажется, он был влюблён, и он не хотел молниеносной победы, бурных, но недолговременных чувств. Он мечтал о нежности, о поэзии, о романтических свиданиях с возлюбленной, о вздохах под луной и легких пожатиях рук.
Преодолев хитросплетение каналов, в котором он чудесно разбирался, Казанова оказался, наконец, перед нужным домом. Он и тут осмотрелся, не найдя ничего опасного или подозрительного, привязал лодку под балконом.
В комнате за портьерой, кажется, горела свеча, потому что тусклый свет, наполнявший жилище, мерцал, видимо, пламя вздрагивало от лёгкого ветерка, залетающего в окно. Неужели ОНА ждала, что он появится? Или не успела лечь спать, что совсем не похоже на юную синьорину?
Казанова подавил очередной приступ волнения и запел серенаду, бросая страстные взгляды на балкон. Песнь полилась над водой нежная, полная любви и страдания истомленной души (или тела?). Чуть приподняв занавеску, девушка в комнате слушала с замиранием сердца. “Неужели это ОН? Не может быть! Нет, всё же он! У кого ещё такой чарующий голос, такие томные, волнующие интонации?“
Она узнала его. Она видела его недавно в доме у маркизы де Вилье на званом вечере. После ужина там шла большая игра. И он, помнится, проиграл в тот раз много. Он поднялся из-за стола и подошёл к ним. Она и маркиза сидели в креслах возле камина и болтали о пустяках.
- Что, проиграли, дон Казанова? - спросила маркиза насмешливо и, не дожидаясь ответа, произнесла, - Познакомьтесь, Мирабелла...
Она представила их друг другу.
Казанова оценил соблазнительные формы юной особы.
- Я рад, синьорина, - проговорил он и в низком поклоне поцеловал ей руку, прихватив губами, едва заметно, но и этого было достаточно, чтобы девушка залилась краской стыда, и успел заглянуть ей в глаза, распрямляясь. Их взгляды встретились на единое лишь мгновение, затем Казанова выпрямился во весь рост и, повернувшись к Элоизе, обратился к ней.
- Разрешите отнять у Вас несколько минут, сударыня...
Он что-то спросил у маркизы, но Мирабелла уже не слышала их разговора. Перед её глазами всё оставался этот пронзающий насквозь, как острая шпага, взгляд. Его взгляд достал и перевернул её душу, уколол в самое сердце и поселился в нём навсегда.
К счастью или беде, но это было взаимно. Джакомо тотчас влюбился в Мирабеллу, когда увидел большие синие глаза девушки. В тот момент он решил, что непременно добьётся её любви...
“Да, это, без сомнения, он сейчас поёт под моим балконом”, - думала Мирабелла, вспоминая их знакомство.
Она не верила происходящему, не верила своему счастью.
“Но, как лучше поступить: то ли отсидеться в комнате за портьерой, то ли выйти к нему? Что же делать?“
Неожиданно песнь оборвалась.
Казанова замер в ожидании и волнение с новой силой охватило его. Он сглотнул, провел языком по сухим губам.
В эту минуту портьера отодвинулась, и на балконе возникла его возлюбленная. В сиянии Луны она показалась ему ещё прелестней, ещё очаровательней, ещё желаннее. Им овладел поэтический экстаз.
- Я почти уже этот лунный свет, что запутался в Ваших волосах... - придерживая левой рукой эфес шпаги, а правую протянув к балкону, Казанова начал читать стихи. Не чьи-нибудь, а свои. Он сам великолепно умел сочинять, и не раз именно это обеспечивало ему успех у слабого пола.
Его слова волновали, заставляли трепетать, обжигали своей откровенностью. Мирабелла почувствовала, что у неё кружится голова. Она сделала шаг к перилам и оперлась на них.
Эта фигура в покачивающейся гондоле, эти стихи, способные одурманить даже опытную женщину, эта тёплая, ароматная ночь - всё кружило, ослепляло, оглушало! Сердце, как маленькая птичка в клетке, билось в юной, и пышной, груди, желало выпрыгнуть наружу и броситься вниз, туда, где стоял ОН. Ей захотелось сделать что-нибудь для него - первый позыв любви заговорил в ней.
Казанова закончил декламировать и поклонился.
- Любовь моя!.. - начал было он, но девушка остановила его жестом, приложив чудесный пальчик к своим пухлым губкам, и исчезла в комнате. Джакомо, грешным делом, подумал, уж не собирается ли его дама бросить ему верёвочную лестницу, чего он никак не ожидал. В таком случае победа его полностью обесценивалась. Его чуть не постигло разочарование.
Ожидание затянулось.
Но вот она появилась... Что-то в руках... И бросила ему... розу! Да, тёмно-бордовую розу.
Он поймал цветок и расцеловал тугой и прохладный бутон, не переставая при этом смотреть на Мирабеллу.
Тут его любовь послала ему воздушный поцелуй и скользнула за портьеру. В доме послышались голоса. Мой герой понял - ему пора убраться.
Но такая ночь!.. Настроенный на лирический лад Казанова не мог позволить себе вернуться домой и окончить на этом свои ночные похождения. Рассвет ещё так далёк!
***
Он выруливал с Большого канала в рио Нуово, направляясь теперь туда, где ему окажут радушный приём, поднесут вина, предложат остаться.
Причалив под хорошо знакомым окном, он позвал тихонько. Не получив ответа и не дождавшись приглашения, Джакомо через окно проник в комнату, держа розу в зубах. Там он натолкнулся на только что вбежавшую маркизу. Казанова упал на колени перед ней и протянул цветок, несчастную розу, подаренную с такой любовью Мирабеллой. Маркиза выхватила розу и швырнула в сторону.
- Вы с ума сошли, Джакомо! - начала возмущённо она.
- Да, я сошёл с ума, моя королева. Я каждый раз теряю ум, когда вижу Вас, - был его ответ.
- Зачем Вы явились, я не ждала Вас, синьор. Или Вы принесли мне деньги? - перешла в наступление Элоиза.
- Какие деньги, любовь моя? - пробубнил Казанова уже из-под юбок маркизы, он влез туда с головой и прижался к стройным ножкам.
- Вы должны мне, Казанова. Или Вы забыли это, или Вы наивно полагали, что я прощу Вам этот долг? - голос зазвучал холодно, она начинала сердиться. В соседней комнате её ждал барон фон Ниткох, к тому же, она узнала розу, такие цветы выращивали только в маленьком садике Мирабеллы. Маркиза отвесила ему короткий, но чувствительный удар мыском туфельки.
- Прекратите, Джакомо! Ваши потуги смешны, - она была неумолима.
Казанова, обиженный, выбрался из-под платья маркизы и поднялся, отряхивая колени. Он, если честно, никак не мог осознать, что ему оказали такой холодный приём.
- Я думал, мы сможем договориться... - молвил он робко.
- Договориться! Конечно! Милый мой Джакомо, Вы решили заплатить мне своим телом, решили, что Ваша любовь нужна мне больше, чем эти деньги. Так вот, Вы жестоко ошиблись! Я требую вернуть мне долг! - глаза маркизы горели такой злобой, что Казанова невольно попятился.
- Но, любовь моя, у меня нет такой суммы...
- Я посажу Вас в долговую яму, если к исходу месяца Вы не рассчитаетесь со мной. Теперь уходите, я занята, - она немного успокоилась и даже протянула ему руку для поцелуя. - Мне пора, меня ждёт Ниткох.
- А!!! У Вас этот тевтонский болван, этот старый хрыч, барон! - Казанова выхватил шпагу и, вместо того, чтобы поцеловать даме ручку, бросился к двери. - Я убью его! Клянусь, я убью его, если мне отказывают в приёме из-за этого осла!
Маркиза метнулась туда же и, опередив его - Джакомо и не думал спешить, - преградила путь.
- Вы с ума сошли, немедленно прекратите, - прошептала она, задыхаясь, грудь её часто подымалась и опускалась.
- Но Вы отказываете мне, синьора, в свидании, и я не потерплю соперника, - Джакомо размахивал шпагой и весь пылал от ярости.
- Прошу Вас, Джакомо, прекратите, успокойтесь. Никто Вам не отказывает, и барон Вам не соперник, - маркиза обвила его шею руками. - Он находится у меня не как любовник, поверьте, у нас деловая встреча.
- Среди ночи?! Я убью его! - не унимался Казанова.
- Джакомо, я буду ждать Вас завтра, а сейчас, пожалуйста, уходите. Слышите, немедленно, - с этими словами она поцеловала его. Но в её голосе всё же прозвучали повелительные нотки.
- Ладно, - сдался Казанова. - Но завтра, синьора, завтра я докажу Вам, что Вы напрасно прогнали меня сегодня.
Он вернул оружие в ножны и, припав на одно колено, поцеловал руку маркизе.
- Прощайте же, Казанова, - вздохнула с облегчением Элоиза и удалилась.
Изо всех сил грёб Джакомо, забирая веслом как можно больше. Его так и передёргивало от возмущения. Ночь была испорчена, потеряна. Хотя... Почему потеряна, ведь Мирабелла ответила ему взаимностью, это бесспорно. Но вот маркиза... И как он вернёт ей эти проклятые деньги?
***
Злобно плюхнувшись в кресло с высокой спинкой, Казанова вытянул ноги к огню. Заботливый слуга растопил камин, когда услышал, что его господин вернулся. Он подал хозяину вина, стянул с него сапоги и бережно подставил под ноги мягкую скамеечку.
- Неужели синьорина Мирабелла не вышла к Вам? – поинтересовался слуга, видя, что его хозяин чем-то огорчён. Казанова, практически, ничего не скрывал от Антонио. И, в общем-то, они были не только господин и слуга, но ещё и добрые друзья.
- Нет, она вышла. Всё прошло прекрасно. Это маркиза. Она требует с меня деньги, которыми я одолжился у неё на прошлой неделе, и те, что брал ранее. Вот, что меня беспокоит. Где я возьму такую сумму? Я столько потратил, мне даже не на что играть в “Ридотто“, чтобы взять своё, хотя бы, - Джакомо осушил бокал и принялся за холодную курицу.
За поздним ужином, а вернее, за ранним завтраком, он вслух рассуждал о том, как ему выйти из создавшегося затруднительного положения, но так ничего дельного ему на ум не пришло. Решив, что утро вечера мудренее, он, допив вино и сладко зевнув и потянувшись, отправился в постель. Вечером наступающего дня его ждало любовное свидание с маркизой, да и к балкону Мирабеллы нужно было успеть. Казанова спокойно заснул, забыв и победы и поражения уходящей ночи.
А рассвет уже торопил эту красавицу, одетую в чёрный бархат, расшитый серебряными блёстками звёзд, гнал прочь прохладу и тишину. Солнечные лучи ослепили последнюю звезду сиянием золотых шпилей. На каналах послышались первые оклики ранних гондольеров. Город оживал, готовился к повседневным своим делам. Просыпались торговцы, открывал свою харчевню хозяин, цирюльник раскладывал инструменты. Словом, Венеция закипала естественной суетой.
***
Изнурённая ночными спорами о внешней и внутренней политике маркиза решила, наконец-то, отойти ко сну. Её путь в спальню лежал через каминный зал. Проходя не спеша через него, она, вдруг, увидела розу. Ту самую розу, которую заботливо взрастила в своём маленьком садике синьорина Мирабелла, а затем подарила Казанове, который, в свою очередь, преподнёс её маркизе, ища расположения. Ту розу, которую маркиза швырнула презрительно, поняв, откуда взялся сей цветок.
- О! Как мило, - сказала сама себе Элоиза. - Этот несчастный цветок может сыграть свою роль в моём спектакле. Как кстати Казанова забыл его здесь. Наглец, принести мне чужие цветы! Ничего, я проучу тебя как следует.
Маркиза не могла простить моему герою того, что он явился к ней после свидания с другой, тем более что этой другой была молоденькая и прехорошенькая дочка графа де Марино. Маркиза и сама была красива, бесспорно, и имела многочисленных поклонников. Но... Мирабелле было всего лишь семнадцать, и Элоиза, несомненно, проигрывала ей в возрасте, будучи старше на семь лет. Поэтому, когда она засыпала, на её губах играла злорадная усмешка. Она предвкушала месть. И даже во сне маркиза видела, как она отомстит непокорному ловеласу.
Совсем другую картину можно было наблюдать в спальне очаровательной синьорины. Она спала мирно и безмятежно, как может спать только юная дева. Ей снился красивый синьор - а мы знаем, как его имя, - распевающий серенады под её балконом. Вот он поднимается по верёвочной лестнице, перепрыгивает через перила и, оказавшись рядом, заключает Мирабеллу в объятия. Их уста соединяются в упоительном поцелуе...
Девушка спит, и на губах её, рдеющих в ожидании других губ, блуждает счастливая улыбка, трогательная и невинная, как у ребёнка. Солнечные лучи, добежавшие до её лица, высвечивают румянец на щёчках, покрытых лёгким пушком, отчего они похожи на два персика. Её пухлые, белые ручки раскинуты, они словно призывают к объятиям. Ночная сорочка чуть сбилась и приоткрыла чудо - нежное, округлое плечико.
Словом, Джакомо понравилась бы эта картина, но он спит, к сожалению, и не видит этих прелестей, ради которых он и пустился в очередную авантюру. Увы!
-2-
Казанова проснулся в дурном расположении духа. Он вспомнил, что вчера так и не придумал, где найти сумму, необходимую для выплаты долга маркизе. “Эта стервозная бабёнка не желает прощать ему денежных займов? Мир перевернулся! Ну, ничего, сегодня вечером он явится к ней и ублажит её так, что она забудет о своих цехинах и дукатах, и будет умолять его о новом свидании, а он кинет к её ногам деньги и больше никогда не придёт к ней”, - мечтал Джакомо, поглощая обильный завтрак и запивая его ароматным вином.
Пресытившись, он оделся, прицепил шпагу и вышел. Подумав немного, он отправился по своим немногочисленным друзьям в надежде перехватить у них денег. С миру по нитке, как говорится. Но друзья, как это ни прискорбно, не спешили ссужать ему.
Промотавшись весь день впустую, и, оголодав, как волк, вконец раздосадованный, Казанова вернулся домой. Антонио огорчил его ещё больше, преподнеся скудный ужин, и, сообщив, что денег на еду почти не осталось. Проглотив немного ветчины, сыра и зелени, Джакомо подошёл к бюро, неся с собой бокал вина, обернулся.
- Послушай, Антонио, только утром ты подал мне завтрак как первому в Венеции дожу, а сейчас я, как был голодным, так и остался. Друзья, чёрт бы их взял, не догадались угостить меня обедом, а теперь и дома есть нечего!
- Но, синьор, я надеялся, что Вам удастся раздобыть денег, и решил не экономить на завтраке.
Антонио потупил взор, ему было досадно, что он не угодил хозяину.
- Ладно, приятель, не беда, бывали и более серые дни. У нас появятся деньги, - Джакомо похлопал слугу по плечу, приободряя.
- Опасно, знаешь сам, отправляться на свидание с пустым желудком. Дамы требуют от нас много сил. Надеюсь, маркиза как следует попотчует меня... А теперь ступай, я должен написать письмо для Мирабеллы.
- Хотите, чтобы я отнёс его потом, господин?
- Нет, нет. Я сам. Я должен увидеть её, понимаешь? - Казанова мечтательно завёл глаза.
В письме он описал все свои чувства к прекрасной синьорине, сообщил о своём желании сделать их встречи более продолжительными, а отношения - более близкими. В конце он приписал любовный стих, сочинённый по ходу дела. Перечитал всё ещё раз, остался доволен, свернул, запечатал сургучом, обвязал лентой и спрятал в рукав.
***
И вот, вечер повторился вновь; как и вчера - спокойная, тёмная гладь рио, звёзды над головой, знакомый путь к объекту своей страсти, балкон, дрожащий свет и приятное волнение в груди.
Казанова свистнул, примерился и бросил свиток в проём между портьерами. Он увидел, как задвигалась тень внутри комнаты и замерла. Очевидно, Мирабелла подняла письмо и теперь читает его. Джакомо немного нервничал, не так, как вчера, но всё же. Вполне может быть, что графиня разозлится, обидится - письмо слишком откровенного содержания, раскрывающее его устремления, будет ли правильно понято юной синьориной? - и прогонит прочь незадачливого ухажёра. Он ждал, чуть подрагивая от нетерпения. Минуты превратились в вечность...
Ночь озарилась неземным светом - она вышла! Её волосы не убраны в прическу, они вьются по плечам, падают на грудь.
- О, Мирабелла, как Вы божественно прекрасны! Вы ярче Луны освещаете своим присутствием ночь! Ваш облик свят для меня! Вы чудо, посланное мне Небом! - стал рассыпаться в комплиментах Казанова.
- Дон Казанова, Вы пугаете меня. Что Вы пишите здесь? - и она помахала в воздухе его письмом.
- Господи, какой прелестный голос у Вас, любовь моя! - он опустился на колени. - Разрешите мне подняться к Вам, моя богиня, для объяснений и поцеловать хотя бы подол Вашего платья!
Мирабелла, решив, что так будет лучше, чем кричать друг другу среди ночи, рискуя разбудить дуэнью, сварливую, старую ведьму, поманила Джакомо рукой и сбросила ему лестницу.
Мой герой быстро и легко забрался по ней - о, у него это всегда ловко получалось - какой богатый опыт в таком деле! - и перекочевал через перила балкона.
Она с замиранием сердца следила за ним, она вспомнила свой сон, и ужас объял её, она, вдруг, осознала, что всё происходит на самом деле.
Но Казанова был умён, хитёр и сообразителен. Видя смущение девушки, он не стал атаковать, а, опустившись на одно колено пред нею, припал к белоснежной руке, покрывая её жаркими поцелуями. У него самого остановилось сердце от восторга, который он испытывал. Сбывались его надежды. Он с успехом вёл свои войска к очередной победе. Диспозиция его устраивала, можно было не торопиться на последний штурм. Он верил и знал - крепость будет взята и отдана победителю на разграбление.
- Мирабелла, любовь моя, голубка моя, я умоляю Вас о следующей встрече! Я сам не свой брожу целый день, не видя Вас, усладу моих очей. Разрешите мне завтра, в это же время, снова быть здесь.
А если мы можем увидеться днём, только скажите где и когда, я прилечу на крыльях любви, куда бы Вы ни указали. Я смету все преграды на своём пути, - он всё крепче сжимал её руку.
- Вы пугаете меня, - прошептала бедная Мирабелла, освобождая руку. - Вы так горячи, так порывисты. Меня страшит Ваш напор.
Казанова обхватил её колени.
- Разве я напираю, синьорина? Что Вы, и я не желаю вовсе пугать Вас. Если Вы хотите, я тотчас уйду, - сказал он.
Мирабелла невольно оперлась на его плечи, пытаясь, на этот раз, освободить ноги из объятий Джакомо. Но получилось всё наоборот, как ни странно. И он уткнулся ей в живот, спрятав лицо в складках её платья, и прижался к ней ещё сильнее. Она вздрогнула – нежданное, незнакомое чувство обожгло её - от его прикосновений она загорелась желанием. Казанова, всегда со вниманием относящийся к проявлениям женской натуры, заметил это и, довольный достигнутым, не стал более удерживать девушку. Она отпрянула и, почти без чувств, опустилась в кресло, стоящее за спиной.
Он и сам дрожал от возбуждения, а потому поостерёгся приближаться к ней, дабы, и вправду, не испугать её силой своей страсти. Тут он весьма кстати вспомнил о маркизе, которая ждёт его к себе, и решил поскорее распрощаться, пока находил силы достаточно корректно обращаться со своей возлюбленной. (Мы ведь можем его понять, не так ли? Казанова прилагал огромные усилия, чтобы сдержаться и не наломать дров, потеряв всякий контроль над собой).
- Мирабелла, ангел мой, смогу ли я увидеть Вас снова? - спросил он, задыхаясь в приступе нежности.
- Да, - едва слышно произнесла она. - Завтра у Элоизы де Вилье, я приглашена, увидимся там. Вы будете у маркизы завтра?
Она была чуть жива. Он утвердительно кивнул.
- До встречи, любовь моя! - и Казанова молниеносно исчез во мраке ночи.
Мирабелла услышала только всплески весла удалявшейся гондолы.
Девушка едва ли понимала, что происходило с ней сейчас. Вся, трепеща от страха и упоения, она скрылась в доме...
***
В это время маркиза сидела у разожжённого камина и потягивала вино, нервно постукивая пальцами по подлокотнику кресла из красного дерева. Волосы её змеились по кружевным рукавам пеньюара.
“Однако этот наглец Казанова заставляет себя ждать!“
Но душу согревала мысль о тщательно продуманной мести.
“Ишь, какой ловкий этот Казанова, прицелился к Мирабелле. Нет, не выйдет! Уж маркиза позаботится об этом. Она не позволит этому проходимцу насладиться счастьем с девицей де Марино.”
Такие мысли, и не какие другие, блуждали в её голове с тех пор, как она заметила, что Джакомо интересуется девушкой.
“Ах, вот и он сам - слышна лодка!“
Спустя несколько минут внизу постучали; засуетились слуги, спеша отворить дверь позднему гостю, понесли факелы (середина XVIII века - ни тебе газовых фонарей, ни лампы в прихожей...).
Маркиза услышала стремительные шаги - Казанова шёл к ней через анфиладу комнат – и, приняв изящную позу, приготовилась встретить любовника.
Пересекая галереи, Джакомо придумывал себе оправдание, он знал, что опоздал к назначенному часу, и теперь наскоро сочинял слова извинения. Но все его мысли были заняты Мирабеллой, она заполнила всю его жизнь, все его порывы и устремления относились только к ней. “Плевать, что-нибудь скажу, не важно...”
У самых дверей в будуар маркизы он задержался, пригладил растрепавшиеся волосы, поправил воротничок и манжеты, кружевные и надушенные, и шагнул в покои Элоизы, как на эшафот.
Маркиза протянула ему руку для поцелуя. Казанова пал на колени подле её трона и принялся покрывать страстными поцелуями поданную руку. Она же оставалась неподвижна и холодна, всем своим видом стараясь показать, что не довольна его поведением. Она вглядывалась в его затылок - пока он склонялся на её ручкой - как бы пытаясь понять, какие мысли бродят в этой голове. Ведь ей нужно было как-то выстроить игру, чтобы всё сложилось, как задумано.
Джакомо, наконец, поднял голову.
- Великодушно простите меня, моя королева, я опоздал. Но это случилось по Вашей же вине.
Элоиза только удивлённо изогнула брови.
Казанова продолжал, глядя ей в глаза невинным взглядом (врал не смущаясь).
- Вы требуете с меня возврата долга - денег, которых у меня нет. Хотите правду? Я весь день искал хотя бы несколько дукатов, чтобы сыграть в “Ридотто“ и вернуть Вам долг. Но друзья, чума на их головы, не поддержали меня, увы. Я надеюсь на Вашу снисходительность... - и он придвинулся ближе. Врать легко, если половина сказанного является правдой.
- А! Я поняла, Вы надеетесь, мой дорогой Джакомо, что я сжалюсь над Вами и прощу Вам Ваши долги? Вы ошибаетесь, мой друг! - она резко встала. - Вы явились на свидание или...
- Конечно, любовь моя! Я всего лишь пытался объяснить причину опоздания. Не сердитесь, прошу Вас, Элоиза. Лучше накормите меня, я так голоден. Еда из Ваших рук, таких милых рук, - вот истинная услада, пить вино в Вашу честь - вот настоящее наслаждение! - Казанова уселся за накрытый стол и потёр руки, оглядывая яства.
- Да Вы просто наглец, синьор Казанова, - маркиза улыбнулась и опустилась на соседний стул.
- Извините, любовь моя, когда я голоден, я часто забываю о хороших манерах, - и он налил им вина.
- Надеюсь, эта привычка не распространяется также и на постель, - она перестала сердиться и улыбалась теперь более щедро.
- Во всяком случае, о правилах приличия я забываю, это я Вам гарантирую! - Казанова сверкнул своими чёрными глазами. - Вы и сами всё знаете, Элоиза, разве я сидел бы здесь сейчас, будь оно по-другому. Разве я удостоился бы Вашего приглашения, уж в который раз, не будь я хорошим любовником?
- Какая скромность! Вот так скромность! - рассмеялась маркиза.
***
Закончив ужин, Джакомо подхватил маркизу на руки и отнёс на большую кровать под балдахином. Там он несколько раз доказал Элоизе неопровержимость своих утверждений.
Потом они долго лежали в тиши и неге, и маркиза кормила Казанову виноградом. Он ловил каждую ягоду губами, не забывая при этом прихватить нежные пальчики своей дамы. (А не отсюда ли пошло название “Дамские пальчики“? Помните такой сорт винограда?)
- Послушайте-ка, Джакомо, - сказала как бы вдруг Элоиза, отправляя очередную янтарно-золотистую виноградину в рот Казановы. - Помните ту девушку, синьорину Мирабеллу, вы были представлены друг другу у меня на приёме несколько дней назад?
Мой герой насторожился.
- Ту, в голубом платье, что сидела рядом с Вами, когда я подошёл? - он сделал вид, что вспоминает с большим трудом.
- Да, да. Ту самую, помните?
- Ну и что ж?
- Вы понравились ей, синьор, вот что. Она заинтересовалась Вами, спрашивала о Вас у меня, - маркиза не без любопытства наблюдала, как Казанова изворачивается.
- И что Вы наговорили ей про меня, Элоиза?
- Сказала, что Вы приятный собеседник, галантный кавалер, что хорошо танцуете...
- И всё?! - удивился Казанова.
- Не стану же я говорить девушке, что Вы также неплохи в любви... - продолжила Элоиза, но он опять перебил её.
- Неплох?! Да Вы смеётесь! Я великолепен, неподражаем, неутомим, прекрасен! Вы нарочно задеваете меня, синьора! - он размахивал руками, сидя в постели, и так разгорячился, что опрокинул блюдо с фруктами, стоявшее в изголовье.
- Ох, Ваша скромность, как всегда, потрясла меня, - засмеялась вновь Элоиза, боязнь Джакомо остаться хоть в чём-то непризнанным всегда забавляла её.
- Я не понимаю, к чему вообще Вы говорите это мне? - он принял скучающий вид, а внутри у него всё так и бурлило от волнения. “Неужели этой лисице Вилье удалось что-то разнюхать о них с Мирабеллой? Если она, и вправду, знает что-нибудь, он пропал - маркиза съест его живьём”.
- Эта девушка очень богата. Поухаживайте за ней, что Вам стоит. Пусть она влюбится в Вас как следует, а потом попросите у неё денег на сумму, что Вы должны мне. Вам она не откажет, обещаю. Мирабелла добра и участлива, - и маркиза устремила на него твердый, испытующий взгляд.
Надо отдать должное Джакомо, он выдержал его, в лице его ничто не изменилось, ни один мускул не дрогнул.
- Вы считаете, я должен заняться Мирабеллой? - обратился он к маркизе с равнодушным видом, словно речь вовсе не о его возлюбленной, а о кровной лошади. (Молодец, Казанова!)
Само предложение его порадовало, он даже вздохнул с облегчением, в душе, конечно, услышав такое от Элоизы. Теперь он сможет открыто ухаживать за Мирабеллой под таким “соусом“, что осуществляет план маркизы, и может не опасаться ревности с её стороны.
Тут тайно столкнулись две стратегии; у каждого был свой план, и каждый из них считал, что переиграл и надул другого. Маркиза готовилась проучить Казанову, а тот, в свою очередь, спокойно заняться штурмом крепости по имени Мирабелла, во-первых; а во-вторых, оставить в дураках, а точнее в дурах, маркизу...
- Но Вы же сами ещё в тот день предостерегали меня, дорогая моя Элоиза, от посягательств на эту синьорину, говорили, что у неё знатный и влиятельный жених, а теперь, вдруг, толкаете меня к ней? - продолжал Джакомо, он не хотел верить такой удаче.
- Жениха она вовсе не любит, в высшем свете не выходят замуж по любви. А Вам, к тому же, всегда удавалось обвести вокруг пальца чужих мужей и любовников, и с женихом справитесь. Я уверена, Вам ничего не стоит. И ещё... Если у Вас получится, то, может быть, я прощу долг, и Вы сможете оставить добытые деньги себе, идёт? - и маркиза съела ягоду сама, пронеся её мимо рта Казановы.
Он только зубами щёлкнул.
Джакомо лихорадочно соображал. “Соглашаться на подобное предложение или поостеречься? Не лучше ли отказаться с гордым видом и продолжать, но в тайне, встречаться с Мирабеллой? Или пусть Элоиза думает, что он ради их пари занялся девушкой, а он сам тем временем убьёт двух зайцев - достанет деньги и насладится любовью молодой синьорины? И отступать не в его правилах…” Казанова редко просчитывался, обычно любой его план осуществлялся, пусть не легко, но всё же...
- Что Вы молчите, Джакомо? - Элоиза хитро улыбалась.
Ей-то была понятна причина долгого молчания любовника.
- Так долго думать над пустяковым делом смешно.
Казанова решился:
- Я согласен, но с одним условием...
- Я слушаю, - маркиза села на кровати и вся превратилась в слух.
Волосы её скользнули по плечам и аккуратно прикрыли прелестную грудь.
Джакомо кашлянул.
- Вы не станете ревновать меня... - он не успел закончить фразу, как Элоиза разразилась громким смехом.
- Казанова! Вы глубоко ошибаетесь во мне, думая, что не безразличны мне! Ха-ха-ха! Я и ревновать! Вот придумали небылицу. Да соблазняйте хоть тысячу красоток - мне всё равно! - она вдруг посерьёзнела. - Вы глубоко ошибаетесь во мне.
- Интересно, насколько глубоко я в Вас... - прозвучала звонкая пощёчина. - ...ошибаюсь? За что? - и Казанова с обиженным видом принялся растирать щёку.
Маркиза прильнула к нему и, убрав его руку от лица, поцеловала раскрасневшуюся от удара кожу. (Кнутом и пряником, милая маркиза, всё правильно!)
- Скрепим наш договор? - промурлыкала она в самое ухо Джакомо.
Он ничего не ответил...
Но договор они “скрепили“, если это можно так назвать.
-3-
Утро Венеции ворвалось в окна и застало их спящими. Но балдахин над кроватью надёжно прятал от солнечных лучей утомлённых любовников.
Маркиза улыбалась, как всегда, во сне. Всё шло как нельзя лучше - Казанова попался на крючок и теперь не сорвётся. Ей снилась посрамлённая Мирабелла, ее разъярённый жених, потрясающий шпагой, и поверженный, раздосадованный своей неудачей Джакомо, и ещё - она сама ликующая и празднующая победу над дерзким, непокорным и неверным любовником.
Казанова лежал ничком, и лица его не было видно. Он зарылся в подушках, как недавно в пышных складках платья Мирабеллы. Длинные чёрные волосы, которые обычно были собраны бантом, неотъемлемой частью мужского костюма того времени, покоились на обнажённой мускулистой спине. Ему снилось, как он швыряет деньги к ногам маркизы, а за её спиной радостно смеётся Мирабелла.
Если бы сон мог стать явью!
***
Итак, сегодня состоится обед, на котором должны встретиться мои герои.
В эту ночь, после краткого, но насыщенного яркими переживаниями свидания с Казановой, Мирабелла почти не спала. Встреча у Элоизы тревожила влюблённую девушку. Она опасалась, что Джакомо слишком откровенно проявит себя, и в свете начнут болтать всякое. Жених Мирабеллы, к тому же, не одобрял её знакомство с Элоизой, ведь у маркизы де Вилье была, хотя негласно, но “подмоченная“ репутация, а в её доме собирались далеко не идеальные граждане. Но Мирабелла приходилась ей дальней родственницей, и скорее это сближало их, чем образ жизни. Тем не менее, Фернандо де Поцци, молодой патриций, часто бубнил при встрече, как она, Мирабелла, бросает тень на их будущее супружество, на него самого и его положение в обществе, посещая дом де Вилье. Девушке не очень-то хотелось выходить замуж за этого скучного, неинтересного молодого человека, который только и мечтал, что о карьере политика. Она с трудом сдерживала зевоту, когда он говорил с ней, но... они были помолвлены с детства, как это часто бывает, да и отец, граф де Марино, умирая, завещал ей не только огромное состояние, но и указание выйти замуж за Фернандо, будущего члена Сената. Мирабелла любила отца и не могла не выполнить последней воли умирающего...
И конечно девушка боялась, что её невинная (пока!) связь с Казановой будет раскрыта, и тогда такое начнётся... Но любовь оказалась сильнее её, и Мирабелла страстно желала увидеть своего возлюбленного. О! Если бы Джакомо мог стать её мужем: красивый, элегантный, отважный, умный - всё, всё, всё! Он старше её жениха на целых пять лет, но душой он юноша.
За последние дни, с момента первой встречи с Казановой, Мирабелла переменилась.
Из застенчивой, несмелой синьорины, которая не решалась сделать шаг на балкон (но сделала!) и заливалась краской всякий раз, когда синьор Казанова целовал ей руку, она превратилась в любящую и от того решительную. Она удивлялась сама себе - с одной стороны, её сердце в ужасе застывало при одной только мысли о встрече с Джакомо, особенно на людях, а с другой стороны, она торопила время, считая минуты, что оставались до этой встречи. В её душе и сознании боролись страх, сомнение и любовь. Она то бледнела, то краснела, то вновь становилась бледной, как полотно, пока прислуга одевала её к выезду. Победила душа со своей вечной тягой к любви и жаждой страсти.
***
Стол в доме маркизы был накрыт, гости собирались. Казанова, полный надежд и решимости, прохаживался по комнатам, останавливаясь то с одними, то с другими, чтобы послушать или поддержать разговор. А Элоиза готовилась нанести первый удар. Точнее, второй, поскольку первым ударом явилось само предложение Казанове поухаживать за синьориной - он потерял бдительность, а значит, уже проигрывал. На маленький столик в углу она поставила высокую, узкую вазу, в которой красовалась (не надо долго думать) роза, подаренная Казанове Мирабеллой. Он так и не вспомнил о бедном цветке до сего момента ни разу...
- Её светлость синьорина Мирабелла Луиза де Марино! – выкрикнул мажордом.
У Джакомо дрогнуло сердце, когда она вошла в гостиную. Похоже, он и вправду был влюблён.
Мирабелла прошла через зал к хозяйке дома, попутно здороваясь с гостями, она ни на кого не смотрела, стараясь не наткнуться взглядом на Казанову. А тот, в свою очередь, любовался ею со стороны, отойдя подальше от прохода, чтобы не встретиться с девушкой лицом к лицу. Он жадно ловил глазами каждое её движение, читал по губам всё, что она произносила, и сам повторял за ней беззвучно в совершенном забытьи.
Элоиза же готова была лопнуть от злости - она видела, как загорелись у Джакомо глаза, когда появилась Мирабелла, как в его взгляде промелькнули восторг, страсть, нежность, восхищение.
“На меня он смотрел всегда иначе; вожделение - вот что светилось в его глазах! Теперь эта разница особенно заметна. Нет, такого она не простит”, - так думала она, одновременно улыбаясь и приветствуя подругу.
“Здравствуй, моя хорошая! “ - чмок-чмок.
Вот гости приглашены к столу. Места расписаны заранее: во главе стола - маркиза, по левую руку - барон Иоганн фон Ниткох, далее - Мирабелла и пять человек гостей; по правую руку - Казанова и остальные. Всего тринадцать человек.
В доме Элоизы де Вилье гости всегда чувствовали себя непринуждённо, свободно, да и компания, как правило, собиралась весёлая, поэтому обед проходил в живой, праздничной атмосфере. Барон ухаживал за хозяйкой, а Казанова старался ему не мешать, хотя и ревновал, но зато барон отвлекал внимание маркизы, и у Джакомо появилась реальная возможность метать в сторону Мирабеллы пламенные взгляды, которые та с удовольствием замечала, но не подавала вида. Однако эти взгляды заметила не только она. Коварная Элоиза внимательно следила за влюблённой парочкой, предвкушая месть. И, когда обед подошел к концу, она обратилась к Казанове с неожиданным предложением.
- Джакомо, спойте нам что-нибудь.
- Но у меня нет инструмента, синьора, - парировал он, впрочем, тщетно.
- Ах, пустяки! Вот там, у столика в углу... - маркиза небрежно махнула рукой. - Не отпирайтесь, Джакомо, мы все Вас просим.
- Просим, просим! - заголосили гости (чтоб им сгореть).
- Раз вы настаиваете... - он поднялся из-за стола и шагнул по направлению, указанному маркизой. Туда же посмотрела Мирабелла.
В следующую секунду Джакомо захотелось провалиться сквозь землю - он увидел злополучный цветок и вспомнил всё: как Мирабелла с нежной улыбкой на устах бросила розу с балкона, как он сам отдал цветок маркизе, как она отшвырнула его и прогнала Казанову, а он ушёл и оставил розу лежащей на полу.
Мирабелла тоже заметила цветок в вазе и тот час узнала в нём свою розу. “Что это?” - подумала она. - “Как моя роза могла оказаться в этом доме?” Она вопросительно взглянула на Казанову, но он не увидел этого. А увидела Элоиза. В душе она ликовала, созерцая сцену замешательства. Оторопь Казановы и смущение Мирабеллы пролили бальзам на её озлобленное сердце. Хотя, почему озлобленное? Она, наверно, любила Джакомо, по-своему...
Казанова находился в шоке не долго, он моментально взял себя в руки. Поднастроив гитару и прокашлявшись, чтобы голос не дрожал - он по достоинству оценил ход маркизы и теперь думал о том, что нужно сказать Мирабелле, чтобы она не сомневалась в его преданности и искренности.
- Посвящение розе, - произнес он, кивая на цветок, и запел, не отрывая взгляда от Мирабеллы.
“Коснуться прекраснейших уст
Цветок поманил и раскрылся...
“А я люблю Розовый Куст!” -
Сказал я и не наклонился...
И вскоре, припав у Куста,
Хотел насладиться я Розой,
Но та затворила уста,
Шипы выставляя с угрозой“.
Смолк последний аккорд, затихли струны.
Джакомо обладал необычайным голосом - слушатели пришли в восторг.
Затем спела Элоиза. Она исполнила серенаду, а Казанова аккомпанировал ей, тем более что сочинение сие принадлежало ему. Вместе они составили прекрасный дуэт. Все долго аплодировали и шумно выражали своё восхищение.
В сердце Мирабеллы поселилось отчаяние. Она всё смотрела то на розу, то на Казанову, то на маркизу, силясь угадать, почему же её цветок оказался здесь. Наконец, отчаяние уступило место ревности, а та - обиде. И когда гости перешли в комнату для кофе, Мирабелла, представившись больной, распрощалась с хозяйкой (весьма холодно).
Хитрая Элоиза легонько ткнула локтем Джакомо.
- Дон Казанова, проводите синьорину к её лодке, ей нездоровится, а потом возвращайтесь к нам, будем играть в фанты, - и, бросив на исстрадавшуюся парочку победный взгляд, она удалилась вслед за остальными пить кофе.
Мирабелла, подхватив юбки, бросилась бежать. Казанова устремился за ней, пытаясь остановить. Девушка побледнела и, увернувшись от его рук, поспешила к парадному выходу.
Джакомо не отставал.
- Мирабелла, что с Вами?
- Оставьте меня, предатель!
- Предатель? Чем я предал Вас, скажите, жизнь моя. Я не нахожу ничего, что могло бы послужить причиной... - он взял её под локоть. - Это моя роза? Да?
- МОЯ роза! Что она делает в доме маркизы? Как Вы могли отдать мой цветок другой женщине? - она чуть ли не плакала.
- Да с чего Вы взяли, что я кому-то отдал Вашу розу? Напротив, я попросил Элоизу поставить её в вазу на видном месте, чтобы Вы, душа моя, знали - я помню о Вас и ценю, и храню Ваш прекрасный подарок, этот божественный цветок. Я готов был истерзать Вашу розу своими поцелуями, но она единственное напоминание о Вас, что я имею. И я сдержался, я сохранил её, чтобы видеть её всегда перед собой и вспоминать Вас. Как Вы могли подумать, Мирабелла, что я отдал эту розу другой! Вы... Вы обидели меня своими подозрениями, - он говорил так горячо и так убедительно (врал, не краснея и не запинаясь), что девушка охотно поверила ему (ей очень этого хотелось) и даже сама себя начала упрекать в чрезмерной подозрительности.
Они остановились в темноте галереи. Казанова привлёк Мирабеллу к себе и поцеловал, поглотив её губы своими. Она ответила искренне, страстно. В этом ответном поцелуе Джакомо прочувствовал готовность к жертве, к самоотдаче. Он прижал Мирабеллу покрепче и целовал до тех пор, пока она не обмякла в его руках. Тогда он смело перешёл с поцелуями к шее и плечам, а оттуда опустился к груди (и глубокое декольте весьма способствовало тому).
Его возлюбленная запрокинула голову, она была почти лишена чувств. Он поднял её на руки и понёс к близ стоящей кушетке. Хорошее знание дома маркизы - он тут частенько бывал - позволяло ему легко ориентироваться во тьме. Но, когда он притронулся рукой к маленькой ножке синьорины, Мирабелла опомнилась.
- Нет, Джакомо, нет, - слабо произнесла она и хотела оттолкнуть его, но объятья были стальными.
- Почему нет? Я люблю Вас! Любимая, почему нет? - горячее дыхание Казановы коснулось её лица.
Дрожа сама от страха и возбуждения, она всем телом ощущала его дрожь. Впервые в жизни она узнала силу мужского желания и ответного желания своего. Её это привело в восторг. Но надо помнить, что Мирабелла была девицей. И отдаться мужчине вот так, вдруг, она не могла.
- Не сейчас, не здесь! Что если нас увидят, подумайте.
Он и не собирался думать. Казанове ли задумываться о подобных мелочах.
- Прошу Вас, Джакомо, отпустите меня, - взмолилась она и, так как хватка ослабла, выскользнула из-под него.
А Джакомо, вновь довольный достигнутым, не стал удерживать её более.
Оправив свои одежды, они спустились в парадный этаж замка. Мирабелла накинула плащ с капюшоном, и они вышли на фондамента. Он помог даме сесть в гондолу, они распрощались, договорились о свидании на завтра.
Лодка отчалила и повлекла Мирабеллу прочь.
Казанова остыл немного на свежем воздухе и радостный вернулся в дом маркизы. Там уже попили кофе и теперь играли в фанты. Один достался барону, и он изображал какую-то статую. Все громко смеялись и разговаривали.
Джакомо вошёл и остановился. К нему приблизилась Элоиза.
- Моя дорогая, - начал он. - Что Вы себе позволяете, к чему эти шутки с цветком. Ваша выходка чуть не стоила мне доброго расположения Мирабеллы.
- Это как Вы, Казанова, позволяете себе такое - подарить мне цветок этой глупой девицы, - злобно прошипела маркиза. - Теперь мы квиты.
- Тем более, - оглядела она Казанову. - Вижу, Вы справились с ситуацией.
Она беззвучно засмеялась.
- С трудом, с большим трудом, синьора, - прошептал Джакомо раздражённо.
- Угу... Только не ждите, что и сегодня я оставлю Вас ночевать. Хотя мне и жаль Вас, Вы не будете ночевать в этом доме, - и она вновь оглядела его. - Я не узнаю Вас, синьор. Где Ваш блеск и обаяние, против которых нельзя устоять? Вы выглядите таким всклокоченным, таким помятым.
Издевательский смешок маркизы окончательно вывел Казанову из себя. Он сдвинул брови, глаза гневно загорелись.
- Разрешите мне откланяться, Ваша светлость, я не намерен впустую тратить своё время и терпеть Ваши насмешки, сударыня.
- Какая чувствительность, - она опять засмеялась. - Что, поспешите вслед за своей дамой сердца?
- Нет! Отправлюсь домой, пора бы и отдохнуть, Ваша глупость утомляет меня, сударыня, - Джакомо нарочно говорил подчёркнуто вежливо “сударыня”, произнося столь грубые слова.
И ему удалось привести Элоизу в бешенство.
Он резко развернулся на каблуках и скрылся в дверях. Маркиза от неожиданности открыла рот. Она даже не нашлась, что сказать.
***
На сей раз, Казанова прихватил розу с собой. Очутившись дома, в своём маленьком и уютном казино, он положил цветок на камин и долго стоял, глядя на него, вспоминая их с Мирабеллой объятья. Любовная тоска щемила грудь, и нужно было как-то справиться с ней.
- Эй, Антонио, дружище, принеси вина побольше и холодной рыбы! - крикнул он слуге...
- Это последнее, синьор, - доложил Антонио, вернувшись с кухни. - Если Вы сейчас всё это съедите и выпьете, то на завтра ничего не останется.
- Неужели? - поинтересовался Джакомо, наливая себе вина отправляя кусок рыбы в рот.
- Денег совсем нет, синьор.
- Скверно...- Казанова задумался. - Вот что, Антонио, возьми этот перстень.
Джакомо снял с пальца перстень и протянул слуге. Перстень, квадратный аметист в дорогой оправе, ему достался от одной жизнелюбивой вдовушки. Не просто вдовушки, а вдовы некоего дожа. Богатая, знатная дама любила Казанову сильно, но не долго. Горячая любовь в преклонном возрасте довела бедняжку до смерти, так что она отправилась на тот свет объяснять своему мужу, что делал в его постели молодой синьор Казанова, но, к счастью, она успела одарить своего любовника некоторой суммой и этим самым перстнем. Джакомо снял себе дом недалеко от Рио-Гранде, а перстень сберёг до сей поры, он ему нравился. Как видите, он ему пригодился.
- Завтра утром, - продолжал он, начиная вторую половину графина, - Продай его, да смотри, не продешеви. Купи нам еды, вина побольше и дров. Остальное принесёшь мне, я попробую сыграть в “Ридотто”, мне должно повезти, я чувствую...
- Хорошо, синьор. Всё сделаю, как Вы говорите... Может быть, не будете больше пить? - слуга потянулся за хрустальной посудиной, содержащей теперь одну треть бордовой жидкости.
- Нет, нет. Оставь, - Казанова схватился за графин. - Мне что-то грустно... Пойди, сядь со мной и выпей, я расскажу тебе про Мирабеллу.
О, Мирабелла!..
-4-
О... Мирабелла!
Утром она поругалась со своим женихом. Ещё бы, все её мысли теперь занимал Казанова, а этот зануда, сенаторский сынок, пришёл напомнить ей, что день свадьбы не за горами. Да знает она, знает! Вот и платье подвенечное сшито и список приглашённых составлен. А ей всё не в радость. Её желание - увидеть Джакомо, быть с ним, слушать его речи, смотреть в его бездонные тёмные глаза, чувствовать его ласковые, требовательные руки...
- Мирабелла, о чём Вы думаете? - жених заметил, что она его не слушает.
- Оставьте, Фернандо, меня в покое хотя бы до свадьбы. Я волнуюсь, мне необходимо успокоиться, отдохнуть, а Вы всё время дёргаете меня, - она хмурит тонкие бровки.
- Так мне уйти? - недоумённо спрашивает жених.
- Конечно, что за вопрос! И перестаньте навещать меня каждый день, а то Вы наскучите мне ещё до свадьбы, - девушка раскраснелась от переживаний, ей не терпелось поскорее спровадить докучливого кавалера, дона Фернандо.
Он обиделся и ушёл. Мирабелла вздохнула с облегчением. Она села пред зеркалом и принялась примерять украшения. “Какие лучше надеть к приходу Казановы? “ Она перемерила почти все. “Нет, ничего не подходит“. Тогда Мирабелла открыла небольшую шкатулку и достала самое дорогое, оставшееся ей от бабки, старой графини Джульетты Терезы де Марино, украшение - серьги, колье и перстень. Огромные сапфиры, вставленные в золото. Перстень оказался велик, но колье и серьги удивительно шли к таким же синим глазам девушки. “На них и остановлюсь“, - решила она, улыбаясь своему отражению.
***
А мой герой в это время сидел за игровым столом в “Ридотто”. Карта то шла к нему, то нет. Он проигрывал и отыгрывался вновь, но не мог набрать суммы, которая удовлетворила бы его. Джакомо решил, что просто он сидит не за тем столом - стол тоже должен быть счастливым, - и перешёл за другой. И действительно, пусть даже это оказалось простым совпадением, он начал выигрывать. Настроение улучшилось. Казанова посмотрел по сторонам и обнаружил рядом с собой недурную соседку. Привлекательная синьора средних лет играла сосредоточенно, сжав кулачки, было понятно, что игра у нее не ладится - она, в самом деле, уже много проиграла. Поставив последнюю фишку, она зажмурила глаза, но и этот приём ей не помог. Банкомёт безжалостно сгрёб фишки проигравших. Синьора печально вздохнула и беззащитно огляделась вокруг.
Джакомо, со свойственным ему чутьём, поймал момент. Он, для начала, встретил взгляд дамы приветливой улыбкой.
- Синьора, - заговорил он с ней. - Разрешите выручить Вас, я вижу, Вы нуждаетесь в поддержке. Мне будет приятно.
Он протянул ей стопку кругляков. Та взглянула на фишки, на Джакомо, слабо улыбнулась и... приняла предложенную помощь.
- Дон Казанова, - шепнул он ей на ухо. - Всегда к Вашим услугам.
- Графиня Изабелла де Сен-Туане, - и лучезарная улыбка, полная жемчужных зубов ослепила Джакомо.
Первая же ставка графини выиграла. Изабелла вернула ему долг.
- Благодарю Вас за любезность, дон Казанова, - теперь её взгляд был полон огня (Казанова и возгорелся). - Ваши фишки принесли мне удачу.
- Я Ваша удача, - шепнул он, коснувшись губами мочки ушка графини.
Она вовсе не смутилась, а только искоса взглянула. Лукавый такой взгляд.
- Вы правы, мой друг.
Затем она перестала играть, собрала выигрыш и ушла.
Через некоторое время покинул “Ридотто“ и Джакомо. На набережной он поискал глазами графиню, но не увидел её. Но тут поднялась занавеска фельцы прямо перед ним стоящей гондолы, и оттуда показалась Изабелла.
- Дон Казанова! - позвала она и поманила рукой. - Прошу Вас, взойдите на мою гондолу!
Какой мужчина, скажите вы мне, стал бы раздумывать хотя бы несколько секунд... Казанова моментально очутился в фельце, на бархатных подушках, рядом с графиней.
Гондольер отвязал лодку, и они отчалили.
- Я должна отблагодарить Вас...
- Джакомо, меня зовут Джакомо, - подсказал он, с интересом глядя на новую знакомую.
- Джакомо... - произнесла графиня загадочно.
В следующий миг она сидела на нём верхом. Полетели прочь: шпага, пояс, шляпа... Её пальцы ловко забегали по пуговицам камзола, расстёгивая его. Скользнула чёрной змейкой лента с волос Казановы. Он на мгновение растерялся, не ожидая такого смелого поведения от женщины, он привык сам атаковать потерявших бдительность дам, а теперь вот подвергся атаке первым. Впрочем, ему это только понравилось - вот так, неожиданно, с налёту. Это самая лёгкая его победа за всю жизнь. Почему бы и нет?
- О, Изабелла!..
***
Спустя неизвестно сколько (именно так), ибо Казанова абсолютно потерялся во времени, лодка клюнула носом пристань.
- Я высажу Вас здесь - желаю сохранить в секрете месторасположение моего убежища, - сказала Изабелла и взялась наспех собирать вещи Джакомо. Сунув их ему в руки, она приподняла полог, скрывавший их от посторонних глаз, и выпроводила совершенно обалдевшего кавалера.
После того, как он ступил на фондамента, гондола удалилась, растворившись в сумеречном тумане. Оказалось, что уже подступает ночь. Калье была пуста: темна и безлюдна. Где-то запели, и герой-любовник вспомнил, что его ждёт прелестная Мирабелла. Он встряхнулся, будто отгоняя наваждение, и принялся одеваться. Пояс, камзол, шпага... Чёрт! Шляпа и лента для волос остались в лодке графини. Туда же попал, не без помощи Изабеллы, и носовой платочек синьорины Мирабеллы с вышитыми инициалами М.М. и источающий тончайший аромат духов. Этот платочек Казанова подобрал в доме у маркизы, возвращаясь после того, как проводил девушку до её лодки. Она обронила его в тот момент, что они обнимались на кушетке. Мирабелла обнаружила пропажу слишком поздно - платочек достался Джакомо, он благоговейно стал носить его в кармане камзола, а теперь он у графини де Сен-Туане. Она попросту украла его у Казановы, пока они целовались.
Единственное, что обрадовало Джакомо, так это то, что он оказался неподалёку от дома своей возлюбленной. Пройдя пару сиротливых улиц, он очутился под балконом Мирабеллы...
***
В комнате горели свечи - подсвечники на столе, на камине, на окнах; благоухали свежесрезанные розы; стол накрыт к ужину - разнообразные яства манили, вино соблазняло кровавым цветом. Но прекраснее всего этого и всего на свете в целом была Мирабелла: её глаза горели ярче пламени ста свечей, а губы не уступали вину в графинах и были такими же сочными и сладкими, как фрукты на блюде. Её пышная грудь вздымалась, приглашая целовать её - Казанова не заставил ждать себя.
- Что с Вашими волосами, Джакомо? И где Ваша удивительная шляпа? (Шляпа и вправду была хороша - треуголка чёрного фетра, расшитая золотом и перламутром, и отороченная белоснежным лебяжьим пухом) - посыпались не вовремя вопросы Мирабеллы.
- Не знаю, я ничего не знаю, любовь моя, - бормотал он, с неохотой прерывая поцелуи. - Вы ослепили меня своей красотой, я обезумел от любви к Вам, я сам не знаю где что...
Вас бы удовлетворил подобный ответ? Явиться к даме с растрёпанными волосами, без шляпы, в распахнутой одежде, по меньшей мере, странно. Это же должно было как-то и чем-то объясняться.
За ужином Мирабелла вдруг расплакалась. Казанова любил женщин, но не их слёзы, он не знал, что с этим надо делать и терялся, он не любил оказываться в затруднительном положении. Но он нашёл в себе силы погладить девушку по голове и участливым голосом спросить, что послужило причиной её внезапных слёз. Она в ответ пожаловалась на свою участь, рассказав своему возлюбленному, почему она выходит замуж, что за жених достался ей, и, что за жизнь ждёт её.
- Как я буду жить со своим мужем, - всхлипывала она, - Я не смогу расстаться с Вами, Джакомо.
- Хотите, я убью его? Я вызову его на дуэль и заколю, как свинью. Вы будете свободны, - предложил он ровным, спокойным тоном.
- Но моя репутация? Я не смогу оставаться незамужней, - Мирабелла с отчаянием в глазах, смотрела на Казанову.
- Тогда я буду убивать каждого, кто посватается к Вам, жизнь моя, - ответил он всё также спокойно.
- Это безумие, это не выход! Знаете, какое самое большое моё желание? - спросила она.
Казанова вопросительно смотрел на неё, но сам начинал догадываться, что за желание томило дух синьорины. И его догадка не нравилась ему.
- Я хочу, чтобы Вы, Джакомо, стали моим мужем! Лучшего для себя я не пожелала бы, - девушка перестала плакать и улыбнулась.
Казанова опустил глаза. Он молчал. Он не разделял её стремлений. Мирабелла тоже замолчала, ожидая какого-нибудь ответа от него.
- Вы смеётесь надо мной, синьорина? У меня нет ни денег, ни громкого титула, - Джакомо стало грустно от осознания своего унизительного положения.
- Не важно, это не может помешать мне любить Вас. Не хочу, чтобы между нами вставали глупые условности, - Мирабелла вздохнула - высохли последние слёзы - и положила руки ему на плечи. - Ведь это не будет нам мешать любить друг друга?
А существуют препятствия на пути Казановы?
- Конечно, мечта моя...
И всю оставшуюся ночь они любили.
- Я не думала, что это так прекрасно, - шептала она, млея от наслаждения.
- Да, это прекрасно, любовь моя, - вторил ей он...
***
Следующий день они проспали, не выпуская друг друга из объятий, а когда пришла ночь - покровительница всех влюблённых - вновь разожгли огонь обоюдной страсти.
Казанова не жалел ни сил, ни умения. Он одарил Мирабеллу всеми ласками, что он знал, а знал он много, и даже сверх того. Мирабелла же отвечала ему нежностью и искренностью. Думаю, я не ошибусь, назвав эти две ночи самыми счастливыми в жизни этих людей. Никогда более эта женщина не будет знать столь искусного любовника, а Казанова никогда не будет так самозабвенно предаваться любви.
Любовь, любовь...
Когда пришло время расставаться, Джакомо, отчётливо сознавая всю силу поглотившего его чувства, понял - он не сможет просить деньги у этой женщины. Впервые в нём пробудилось подобие настоящей любви (и совести), которая не знает корысти. И он ничего не мог с собой поделать. Он промолчал. “Лучше я отсижу в тюрьме, в долговой яме, чем возьму деньги у Мирабеллы“, - думал он. - “Разве я смогу поставить на одну ступень с ней всех тех, кого я безжалостно обманывал, кого любил ради прихоти или ради золота? Будь проклята маркиза, но я не возьму деньги у Мирабеллы.”
Его мысли прервала сама Мирабелла. Взяв Джакомо за руку, она положила ему что-то на ладонь.
- Вот, в знак моей нескончаемой любви к Вам, - тихо сказала она.
Казанова взглянул. Это был перстень - огромный кабошон (овальной формы сапфир) в золотой оправе. Джакомо перевёл взгляд на неё.
- Но здесь целое состояние, дорогая. Я не могу принять от Вас такой подарок.
- Отказаться от этого перстня то же, что отказаться от меня. Наденьте, - и она сама принялась нанизывать кольцо на его палец. - Подходит. Оно Ваше, носите.
- Любовь моя, - растроганный Казанова расцеловал Мирабеллу.
- Обещайте мне, что придумаете что-нибудь, Джакомо. Послезавтра моя свадьба, а я не проживу без Вас и трёх дней, - сказала Мирабелла на прощание.
- Обещаю! - крикнул Казанова, удаляясь...
Счастливая молодая женщина закружила по комнате, напевая мелодию, услышанную от своего возлюбленного. Она упала на постель и долго лежала, мечтая, пока не уснула...
Казанова, опустошённый любовными утехами, но полный своей любовью, вернулся домой и бросил обрадованному слуге мешочек с выигранными деньгами. Увы, их не хватило бы, чтобы погасить долг. Слишком уж часто Джакомо брал взаймы у маркизы, забывая возвращать.
-5-
Весь последующий день Казанова посвятил поискам графини де Сен-Туане. Он возвращался в “Ридотто“ несколько раз, поговорил со всеми, кто, по его мнению, мог хоть что-то знать о графине, блуждал по набережным - всё напрасно. Графиня исчезла так же неожиданно, как и появилась; никто её не знал, никто её не помнил в “Ридотто“. Это ужасно злило его - ему не терпелось вернуть свою шляпу и платочек Мирабеллы, особенно, но в душе он надеялся, что таинственная Изабелла проявит себя сама.
Усталый и раздражённый Джакомо появился вечером у маркизы де Вилье с тем, чтобы объявить ей об окончательном разрыве их отношений.
- Доложите Её светлости, что пришёл дон Казанова, - повелел он слуге.
Слуга испарился, но через мгновение вернулся. Казанова ожидал приглашения войти, но вместо этого слуга сообщил ему, что Её Светлость одеваются и просят синьора подождать в гостиной.
- Что? Какого чёрта?! - Джакомо оттолкнул привратника маркизы и сам направился к ней, не дожидаясь, когда его попросят.
Он вошёл в будуар Элоизы. Взгляд его метал молнии. Он точно Зевс-громовержец готов был испепелить любого, кто встанет на пути.
- Какая наглость, как Вы смеете, Казанова? Почему Вы врываетесь ко мне без приглашения? - возмутилась маркиза.
Она смотрела на Джакомо в зеркало, не прекращая расчёсывать волосы и не поворачиваясь к нему лицом. Он прошёл через всю комнату и навис над ней. С минуту они глядели друг другу в глаза, вернее в глаза, отражавшиеся в зеркале. Наконец, маркиза подняла вопросительно брови, и Казанова заговорил, с плохо скрываемой злобой в голосе.
- Я отказываюсь от нашего соглашения, сударыня. Я не могу взять деньги у этой девушки!
- Отчего же, Казанова? Вы изменяете самому себе, - на губах маркизы появилась дежурная насмешливая улыбка. - И, о какой девушке речь? Неужели наша маленькая Мирабелла всё ещё девица, а? - Она засмеялась своим издевательским смехом, от которого всегда так коробило Казанову.
- Чёрт возьми, сударыня! - он выхватил гребень из её рук и швырнул в другой конец комнаты. Добавил глухо, взяв её за плечи, - Неважно. Деньги я у неё не взял, так что Вам придётся подождать, моя дорогая Элоиза.
Ещё немного перегни палку маркиза, и он бы, вероятно, ударил её. Она почувствовала это, испугавшись его выходки, но вида не подала.
- Отнюдь, синьор! Ждать я не собираюсь. Я хотела простить Вам этот долг, помните?
Он кивнул.
- Так вот, я передумала, - и она дёрнула плечами, избавляясь от рук Джакомо.
- Почему? - он убрал руки и присел рядом.
- Я обещала не ревновать к Мирабелле...
- Да?..
- Но не обещала не ревновать к другим женщинам, - она перестала посмеиваться.
- О чём Вы, Элоиза? Какие женщины? - Казанова хотел улыбнуться, но его улыбка оказалась настолько вымученной, что никак не походила на настоящую.
- Изабелла! - одно слово маркизы заставило его подскочить со своего места.
- Эта паршивка... - начал было Джакомо.
- Не надо оскорблять ни в чём не повинную женщину, - Элоиза повернулась к нему лицом и смотрела снизу вверх на стоящего перед ней Казанову. Лицо её победно сияло. Он начал догадываться. - Изабелла де Сен-Туане, куртизанка из Флоренции, моя давняя подруга, милый Казанова.
Джакомо закусил нижнюю губу, он молчал, он понимал, он попался.
“И как это всё не кстати!“
- Я дала Вам снисходительно разрешение на измену с Мирабеллой, а Вы покусились ещё и на “графиню“. Неосмотрительно с Вашей стороны...
Казанова рассмеялся.
- Элоиза... ха-ха-ха! Будучи Вашим любовником, я не раз изменял Вам, и я не верю тому, что Вы не знаете об этом или, хотя бы, не догадываетесь. Кстати, на днях Вы сказали мне, что вовсе не собираетесь ревновать, что равнодушны ко мне...
- Хватит! - победная улыбка покинула её прелестные уста.
Маркиза встала и заходила по комнате. Потом остановилась и произнесла, ровно, холодно, как приговор:
- Если Вы не хотите, чтобы Мирабелла узнала, у кого Ваша шляпа, лента с волос и её именной платок, Вы вернёте мне долг послезавтра, весь, до единого цехина, до одного дуката.
Упоминание платка начисто лишило Джакомо равновесия и спокойствия, хотя и видимого. Теперь уже он стал ходить из угла в угол, кусая губы и сжимая кулаки.
- Я не в силах добыть так быстро такую сумму, Элоиза! Вы должны понять...
- Неужели? А я не понимаю. Раньше это у Вас хорошо получалось, - сейчас она смотрела на него с ненавистью. - ...Я поняла, Вы влюбились в эту взбалмошную синьорину, в эту толстуху.
Маркиза перешла на крик.
- Послезавтра, и ни днём позже, слышите, Казанова?! Послезавтра! И убирайтесь, здесь Вам нечего делать! Принесёте деньги, я отдам Вам Вашу шляпу и всё остальное; нет - пеняйте на себя. Я уничтожу Вас. Вы ещё не знаете, как может мстить женщина!
Ничего не оставалось - Казанова молча поклонился и ушёл. Он ощущал себя стоящим на краю пропасти и заглядывающим в неё, и не было ни одной разумной идеи, которая отвела бы его от этого края.
***
Его гондола сама принесла Джакомо к дому Мирабеллы. Не успел он причалить, как его возлюбленная появилась на балконе...
- Я ждала Вас, я чувствовала, что Вы появитесь, - шептала она, пока Казанова целовал её обнажённые плечи.
- Это последняя ночь, которая принадлежит лишь нам одним, - ответил он, неся её в альков. Он смутно догадывался, что эта ночь действительно последняя, последнее свидание. Глупо было бы надеяться, что маркиза де Вилье оставит их в покое. И он любил Мирабеллу неистово, любил так, будто это последний день на этом свете.
- Что Вы сделали с Джакомо Казановой, - говорил он ей. - Я люблю Вас. И это первая и последняя правда в моей жизни. Будь проклят завтрашний день, если он разлучает нас.
- Не говорите так, Джакомо. Мы... мы будем вместе, вот увидите, - отвечала она.
- Не обещайте ничего, любовь моя, Мирабелла...
Они распрощались, когда было ещё темно, и восток не успел озариться заспанным солнцем. Завтра всем предстоял тяжёлый день, день испытания для любви и для самих влюблённых. День венчания Мирабеллы Луизы де Марино и Фернандо Роберто де Поцци.
-6-
День венчания! В огромном храме, церкви Сан-Дзаккария, толпа знатных гостей. Казанова стоит в стороне, на нём самый дорогой, самый лучший, самый изысканный костюм неизменно чёрного цвета - кто усомнится в том, что он не граф или не маркиз. Казанова бледен, он уже в кровь искусал губы, а эфес его шпаги накалился, чуть ли не до красна, так крепко сжимает его рукой Джакомо, другая рука мнёт поля шляпы.
Священник читает молитву. В церкви гул, духота. Блеск украшений отражается огнем тысячи свечей, ослепляет...
- Согласна ли ты, дочь моя, стать супругой стоящего пред тобой и Господом Богом, мужчины? - священник называет имя жениха и начинает перечислять все его титулы.
- Да, - еле слышно молвит Мирабелла и падает в обморок.
Казанова до боли сжал эфес шпаги и тихо застонал. (А ты на что надеялся?)
Её быстро приводят в чувство и теперь поддерживают под руки; обряд бракосочетания продолжается; видно, что невеста едва стоит на ногах.
Джакомо заплакал. Чтобы не вызвать подозрений он наклонил голову и потихоньку стал пробираться к выходу. Возле самых дверей его настигла маркиза.
- Свершилось, - ехидно констатировала она.
- Боже мой! Вы - демон, посланный мучить меня. Что ещё Вам нужно? - процедил он сквозь зубы.
Они вышли из храма.
- Пойдёмте в мою лодку, я отвезу Вас домой. По-моему, Вам необходимо привести себя в порядок, - и Элоиза взяла Джакомо под руку. - О, какой великолепный перстень! Он стоит целого состояния, не так ли?
Казанова безмолвствовал.
- Вот Вам и выход, Казанова. Сегодня же продайте перстень, а завтра вернёте мне долг, - маркиза говорила так, будто речь шла о каком-нибудь пустяке, а не о подарке Мирабеллы.
- Ни за что, сударыня! - бедный Джакомо, он не знал, как поскорее отделаться от навязчивой синьоры.
- Конечно, это её перстень, понимаю, понимаю, но что поделаешь, Вы ведь не хотите, чтобы муж Мирабеллы узнал, чем занималась его жена до свадьбы? Это может погубить её, - произнесла она сладким голосом.
Он с ужасом посмотрел на Элоизу. Аргумент казался достаточно веским, но расстаться с подаренным перстнем означало предать свою возлюбленную. С другой стороны - лучше поступиться собственной честью, чем честью любимой женщины.
О, любовь, ты смертельная рана, полученная на войне, которую мы ведём с жизнью. И надо ж было такому случиться - получил её именно Казанова. Сердцеед Казанова, независимый и гордый Казанова, враг всех мужчин и любимец всех женщин - Казанова, переменчивый и непостоянный ветер - Казанова...
- Чёрт с Вами, Ваша взяла, я выполню Ваше требование, сударыня. Завтра вечером я принесу деньги, но запомните, наши отношения испорчены навсегда, больше я Вас не знаю. Прощайте же, маркиза, до завтра, - он отвесил низкий поклон - в лодку они так и не сели - и ушёл с гордо поднятой головой.
- Не зарекайтесь, друг мой! - кинула Элоиза вслед. А про себя подумала: ”Какой грубиян. Ну, берегись, Джакомо...”
***
На другой день в покоях Мирабеллы, теперь де Поцци, появилась маркиза де Вилье, а с ней Изабелла, в руках которой была шляпная коробка.
- Как прошла ваша брачная ночь, дорогая, муж остался доволен? Я полагаю, Казанова успел обучить Вас искусству любви? - ошеломила и без того удивлённую Мирабеллу маркиза.
- Но... откуда Вам известно, Элоиза? - юная сенаторша побледнела, она пришла в ужас оттого, что их с Джакомо тайна стала достоянием посторонних людей.
Маркиза рассказала о договоре с Казановой.
- Милочка, Вы так наивны, совсем не знаете мужчин. Казанова - самый коварный из их племени. Не говоря о том, что он был моим любовником до встречи с Вами, в Венеции, особенно в высшем свете, большинство дам пало жертвой его губительной красоты и обаяния. Он переспал с половиной женщин Италии, не меньше, - эти жуткие, убийственные слова особенно не вязались с приветливой улыбкой на лице Элоизы, а она продолжала, не смотря на то, что Мирабелле становилось всё больше не по себе, - Вот, к примеру, графиня де Сен-Туане. Она третьего дня познакомилась с доном Казановой в “Ридотто“, и он, естественно, тут же вынудил её отдаться ему, а затем потребовал причалить гондолу... да, не удивляйтесь, всё происходило в лодке - он любит изыскать местечко... причалить возле Вашего дома. Графиня только что узнала набережную, когда мы плыли к Вам.
Изабелла чуть кивнула головой, соглашаясь со словами Элоизы.
- И вот, что он оставил, убегая позорно, словно вор...- с этими словами маркиза взяла из рук Изабеллы шляпную коробку и поставила перед чуть живой Мирабеллой, подняла крышку и извлекла на свет доказательства вины Джакомо: его шляпу, ленту, а главное - платочек с инициалами Мирабеллы, принадлежавший, безусловно, последней.
- Не может быть, - прошептала сражённая женщина и закрыла лицо руками.
- Если Вам требуются более веские доказательства, - насмешливо произнесла маркиза, - Извольте! Едем сей же час ко мне, Вы сами всё увидите, во всём убедитесь.
Изабелла кивала головой в подтверждение.
Бывшая возлюбленная Казановы не сомневалась ни на мгновение.
- Едем!..
Они собрали вещи обратно в коробку и втроём, незаметно выскользнув из дома на фондамента, сели в гондолу Элоизы.
Прибыв на место, они расположились в спальне: хозяйка - на кровати, а Мирабелла и графиня - в дальнем углу за ширмой.
- Только, умоляю вас, - напутствовала их маркиза, - Не выдайте себя раньше времени. Придётся немного потерпеть, или вы всё испортите.
Дамы согласились и удалились в своё убежище.
Бедняжка Мирабелла, она не хотела верить, что Казанова оказался коварным ловеласом, использовавшим её, честную девушку, в своих низменных целях. А её любовь, неужели он растоптал её? Но он казался таким искренним, так пылко он говорил ей о своей любви...
- Синьор Джакомо Казанова к Вашей Светлости! - доложил вошедший слуга.
Мирабелла обмерла, сердце перестало стучать, дыхание застыло.
Слуга ушёл. Его место в дверях занял Джакомо. Он был бледен, взор его, всегда такой живой, теперь потух, руки дрожали.
Маркиза приняла фривольную позу и сладко улыбнулась.
- Пройдите, Джакомо, сюда. Мне лень подниматься. Присядьте ко мне на краешек постели. Не стесняйтесь, синьор, ведь Вам не привыкать, - она говорила ласково, вкрадчиво и улыбалась так, будто они не ссорились.
Казанова опустился рядом с ней.
- Принесли долг? - поинтересовалась Элоиза равнодушным тоном, как бы всё это не имело никакого значения, и театрально потянулась.
- Да, - сухо молвил Джакомо.
Он положил мешочек с деньгами возле неё, - Можете пересчитать.
- Прелестно, - подначивала маркиза, - А где же Ваш перстень, неужели Вы продали его?
- Весьма жестоко с Вашей стороны бить лежачего, сударыня. Вы прекрасно знаете, что другого способа вернуть Вам деньги у меня не нашлось.
- Но Вы пока не лежите, - попыталась пошутить Элоиза. - Вам, вероятно, жаль было расставаться с кольцом, Казанова?
- Ещё бы! Это самое дорогое, что у меня было - подарок Мирабеллы.
- Вам хотелось бы вернуть его? - лукаво спросила интриганка.
- Я отдал бы многое, чтобы вернуть этот перстень. Но мне, к сожалению, нечего отдать. Хотя я и заложил его, но едва ли смогу выкупить. Боюсь, я потерял его для себя навсегда, - выражение лица Джакомо оставалось каменным, ни один мускул на нём не дрогнул, он смотрел, не моргая, куда-то в пространство.
- Если я отдам назад Вам деньги, что Вы принесли мне, - Элоиза потрясла мешочком, - Вы броситесь выкупать перстень?
- Безусловно, сударыня, - был ответ. - Но я не понимаю, к чему Вы клоните...
- Я отдам Вам деньги, но...
- Но? - переспросил Казанова.
- Вы снова станете моим. Я отдам Вам Ваши вещи, прощу Вам Мирабеллу, Изабеллу, кого хотите. Вы вернёте свой перстень. Муж Вашей дамы сердца будет спать спокойно, - и она коснулась его руки.
Он не спешил отдёрнуть свою руку. Он взвешивал, он размышлял. Он вновь не чувствовал ловушки - слишком уж дорогие его сердцу предметы лежали сейчас на весах судьбы. А маркиза могла передумать или взбеситься после его отказа.
- Ну, решайтесь, Джакомо, - она приподнялась и обняла его за плечи, - Сейчас или никогда, всё или ничего...
Казанова молча отстегнул шпагу и потонул в объятиях Элоизы.
И вот, когда за поцелуями ей удалось раздеть его и уложить рядом с собой, из-за ширмы появились две наши знакомые дамы. Одурманенный ласками маркизы Джакомо не сразу сообразил, что произошло. Со словами “Можете продолжать, подлец!“ Мирабелла влепила ему хорошую пощёчину и бросилась вон, сотрясаясь в рыданиях. Изабелла только качала головой - в душе ей было жаль молодую синьору. Соглашаясь осуществить коварный план маркизы, она не представляла себе, до какой степени Мирабелла любила Казанову. А Изабелла сама женщина, и чувство любви, безвозвратно утраченной, особенно, ей знакомо...
Джакомо подскочил, как ошпаренный, и побежал босиком по мраморному полу за Мирабеллой, обматывая на ходу вокруг себя покрывало.
- Мирабелла! Я всё могу объяснить, вернитесь! - кричал он, но напрасно.
Он добежал до самых дверей, но так и не догнал её - она скрылась в темноте ночной калье.
Возвращаясь понуро назад в покои маркизы, он повстречал “графиню“.
- Будьте Вы прокляты, сударыня! - бросил он озлобленно.
- Боже! Я-то здесь при чём? - пожала плечами Изабелла, покидая дом де Вилье.
- Ваше здоровье, Казанова, - произнесла Элоиза, когда тот вошёл в спальню. Она полулежала на постели с полным бокалом вина в руке. - Ну и вид у Вас! Выпейте вина... Вот все Ваши вещи и деньги, можете забирать и катиться на все четыре стороны.
- Я потерял её, - не обращая внимания на слова маркизы, сказал Джакомо, - Я поступил скверно, пытаясь увести её у жениха, и теперь плачу по счёту.
- Увы, мой милый. Увы! - ответила маркиза и раскрыла объятья.
- Простите меня, Элоиза, - промолвил Казанова, опускаясь рядом с ней на постель...
-7-
Спустя три месяца во Дворце Дожей давали бал в честь праздника Мадонны делла Салюте. Казанова не преминул появиться там. Последнее время он не искал встречи с Мирабеллой, и, когда увидел её на балу, сердце его забилось чаще. Молодая графиня была очаровательна, платье цвета чайной розы с длинным шлейфом шло ей необычайно, высокая причёска прибавляла солидности и ставила юную синьору в один ряд с бывалыми светскими “львицами”. Замужество окончательно изменило её, от скромной девушки не осталось и следа - она щедро раздаривала улыбки и величественным жестом подавала руку для поцелуя. Джакомо любовался ею издалека, подойти он не решался - бывшая его возлюбленная казалось такой беззаботной и весёлой; он быстрее подошёл бы к ней окажись она печальна и бледна, но теперь... Ему и в голову не пришло, что можно так искусно притворяться. В действительности, Мирабелла сильно переживала измену Казановы, сколько она не пыталась, но никак не могла найти ему оправдание. “Трудное финансовое положение? - Чушь! Мог он попросить деньги у неё? Объяснить, что должен, что нуждается? Разве она не поняла бы, разве не помогла бы ему расплатиться с маркизой де Вилье? И этот их договор…” Подобные мысли не оставляли её ни на минуту, она не могла успокоиться и не могла простить Джакомо. Хотя внешне не было заметно переживаний.
Муж Мирабеллы стоял с высоко задранным носом, его раздувало тщеславие - он занял-таки место в сенате, женился на богатой и молодой красавице - было чем гордиться.
Казанова с ненавистью посмотрел на Фернандо. Как ему не терпелось проткнуть этого напыщенного индюка! В общем, на бал он пришёл с одной главной целью - нарваться на скандал с мужем Мирабеллы, ну, и на неё заодно посмотреть...
Рядом, словно тень, возникла Элоиза.
- Вы когда-нибудь оставите меня в покое, синьора? - устало произнёс Джакомо.
- Как все мужчины глупы, как Вы глупы, Казанова! Кто ещё будет терпеть Вас, как ни я? Кто будет помогать Вам? - она взяла его под руку.
- Свои грязные интриги Вы называете помощью? - Казанова посмотрел на неё с презрением. - Спаси, Боже, от такой помощи!
- Фи, что за взгляд! Так-то Вы награждаете меня за мою заботу о Вас, сударь? И перестаньте дуться, Джакомо. Видите, они пошли танцевать? Идём, - Элоиза потащила его в центр зала к танцующим.
Казанова уловил её мысль и повиновался - в танце он сможет беспрепятственно приблизиться к Мирабелле.
И, правда, через несколько па они оказались рядом. Мирабелла увидела его. С её лица в одно мгновенье слетела улыбка, глаза широко раскрылись, она побледнела. Не такой ли хотел застать её на балу Казанова?.. За несколько секунд, что они смотрели друг другу в глаза, он попытался отразить во взгляде: раскаяние, мольбу о прощении и любовь. Она не могла не заметить этого. Но в её памяти всплывали её же слова, данные в виде напутствия к перстню, когда она дарила его Джакомо: “...отказаться от этого перстня то же, что отказаться от меня...”
Шепнув мужу о том, что ей стало дурно, Мирабелла вышла из круга танцующих и присела на стуле у колонны. В этот самый момент в танце происходила смена партнёров, и маркиза мёртвой хваткой вцепилась в Фернандо. Джакомо в мановение ока очутился возле Мирабеллы.
- Что Вам угодно, синьор? - она энергично обмахивалась веером из страусовых перьев под цвет платья, ей и в правду стало не по себе.
- Любовь моя, Мирабелла, я умираю от тоски, не видя Вас. Оказаться вновь в Ваших объятиях - единственное моё желание, - горячо заговорил Казанова. - Умоляю Вас, синьора, простить меня! Всё, что было до Вас, было ошибкой. Уверяю Вас, я изменился, я сам себя не узнаю. Я всегда любил жизнь и жил всегда с размахом, без оглядки. А теперь...
- Всё кончено, Казанова, оставьте меня, - она высвободила руку, которую он взял, чтобы поцеловать.
- Я буду молить о прощении каждый день, пока Вы не простите меня, - он говорил, а сам краем глаза следил за мужем Мирабеллы, тот уже заинтересовался, чего это нужно было молодому, красивому синьору с нахальной улыбкой от его жены.
Джакомо продолжал уламывать свою даму. Он предъявил ей перстень (кольцо, подаренное Мирабеллой, вновь украшало его руку), достал платочек своей возлюбленной.
Мирабелла побледнела ещё сильней.
- Немедленно верните его мне, - прошептала она испуганно.
Она боялась не напрасно. В следующую секунду возле них появился Фернандо.
- В чём дело, дорогая? Синьор, что Вам угодно? Оставьте мою жену в покое, - начал он.
Казанова только этого и ждал. Он поднялся во весь рост и оказался нос к носу с потенциальным рогоносцем.
- Я всего лишь хотел вернуть Вашей даме платок, сударь.
Муж побагровел.
- Какой платок? - и он выпятил грудь, едва не касаясь Джакомо.
- Успокойтесь, синьор. Я всё объясню, - Казанова тоже выпятил грудь и слегка подтолкнул Фернандо. - Ваша жена, сударь, ещё не будучи Вашей женой, была в гостях у маркизы де Вилье, там нас представили друг другу. Но дело не в этом...
- А в чём дело? - шипел молодой патриций.
- Синьора вскоре отправилась домой, а позднее я обнаружил на полу сей предмет, который, видимо, она случайно обронила. Не имея понятия о том, где живёт Её Светлость, я искал случая вернуть ей её вещь, нося платок при себе. И вот, встретив синьору здесь, на балу, решил таки вернуть ей платок... - он всё больше нависал над Фернандо.
- А почему она отбивалась от Вас, как от разбойника, сударь? - пытался парировать муж.
- Синьора не признала меня. Мы мало общались в доме маркизы. Поэтому я Вам, сударь, возвращаю платок Вашей супруги, - с этими словами Джакомо поднял платочек повыше.
- Прекратите! - Фернандо ударил его по руке. - Вы оскорбляете честь нашей семьи, милостивый государь. Своим беспардонным поведением Вы задеваете честь моей супруги и мою, я не потерплю!..
- Вашу честь?! - Казанова нагло рассмеялся. И когда убедился, что людей вокруг них собралось достаточно много, бросил платочек Мирабеллы в лицо её мужа.
Когда тот стащил платок с лица, смотреть на него было страшно - щёки сенатора покрывали багровые пятна, глаза вращались, на лбу крупными каплями выступил пот. Он силился что-нибудь произнести, но не мог. Благополучный сынок патриция никогда в своей жизни не встречал подобного нахальства. Джакомо вид Фернандо позабавил, и он от души расхохотался. Тут оскорблённый муж опомнился, он снял с руки перчатку и кинул её, в свою очередь, в лицо обидчика. Казанова со смехом увернулся - перчатка упала неподалёку. Люди расступились, перешёптываясь. Джакомо подошёл и поднял перчатку. Он, смеясь, принял вызов, он добился своего - хотел дуэли и получил.
- Я с радостью принимаю Ваш вызов, милостивый государь, - и, обернувшись к наблюдавшим эту сцену, добавил, - С каким наслаждением я проткну этого надутого индюка. Жаль только, жаркое из него получится так себе!
Все засмеялись. Не в силах более выносить оскорбления, Фернандо схватился за оружие - Казанова даже бровью не повёл. Он стоял, с улыбкой глядя на бесившегося патриция.
С большим трудом друзьям удалось успокоить сенатора.
- Только скажите, где и когда я смогу надрать Вам задницу, - не унимался Джакомо.
Мужчины, пытавшиеся сдерживать Фернандо, попросили Казанову удалиться.
- Как угодно, господа! - он раскланялся.
- Я жду! - бросил он Фернандо, выходя из зала...
Вечером Казанова получил официальный вызов на дуэль. Граф приглашал его явиться завтра к полудню в его замок на Торчелло для выяснения отношений.
- Чудесно! - Джакомо потёр руки. Драться на глазах возлюбленной - вот удовольствие, достойное Казановы.
- К чему Вам эта дуэль, синьор, - запричитал Антонио, - Разве можно безнаказанно убить патриция? Вас посадят в тюрьму, а ещё хуже - казнят. И всё ради чего?
- Ради неё, Антонио! - Джакомо улыбался. Он почувствовал необыкновенный прилив сил. Он рвался в бой. Он жаждал умереть на глазах Мирабеллы. Ждать завтрашнего дня ему казалось невыносимой пыткой...
***
Конечно, Триумвирату, высшему совету Венецианской республики, стало известно о происшествии на балу. Они долго терпели выходки Казановы (всё же у него были влиятельные друзья), но сейчас, когда дело зашло так далеко, и речь шла о жизни и чести патриция, они доложили обо всём мессеру гранде, главному или Красному инквизитору.
- Понимаете, мессер гранде, мы не в силах отменить поединок - слишком много людей стали свидетелями ссоры и знают, что дуэль назначена.
В противном случае члена Вашего Сената обвинят в трусости.
- Но Мы можем сделать из него несчастную жертву, павшую от руки развратника и растлителя чужих жён, в случае его смерти. Мы объявим, что муж был вынужден защищать честь своей семьи. А синьора Казанову казним как убийцу, тем более что он всегда является причиной каких-нибудь скандалов и беспорядков, он стал неугоден Нам, - заключил Красный инквизитор.
- Гениально, Ваше Превосходительство, гениально! - раздались возгласы троих людей в баутах, пришедших к мессеру...
-8-
Дуэль. Страх боли. Страх смерти. Тщетные попытки зацепиться за здравый смысл, который объяснил бы яростное стремление двоих людей убить друг друга. Жажда крови. Жажда мести. Жажда жертвы. Жертвы во имя любви и достоинства. Этого требует жизнь, этого требуют нравы, этого требуют сами люди. Вызвать на бой в пылу ревности и гнева - не подвиг. Принять вызов с холодной головой, сознавая все возможные последствия также не подвиг - веление чести. Смелость не есть отсутствие страха, смелость - идти вперёд, не смотря на страх...
Гнев униженного и оскорблённого мужа застил глаза Фернандо и заставлял забыть о страхе перед дуэлью. Желание умереть избавляло Казанову от нервной дрожи перед боем. Другого выхода из сложившейся ситуации, кроме смерти, Джакомо не находил. Он нашёл бы тысячу способов примириться с любой другой женщиной, но не с той, в которую был влюблён. Он не желал что-то придумывать, врать и изворачиваться, как он проделывал сотни раз в любом подобном случае. Единственное, что он мог сказать Мирабелле: “Да, я такой. Я люблю женщин, я рождён, чтобы соблазнять и быть соблазнённым самому. Если можешь, простить - прости. Прими меня обратно, и, быть может, в твоих объятиях я забуду о других женщинах”.
Но и этого он ей не сказал. Впрочем, он сам не верил себе. Даже если Мирабелла простит его, сможет ли он устоять перед новыми чаровницами? Не взыграет ли в нём кровь при виде очередной красотки? Нет, нет, всё безнадёжно. Лучше смерть!
***
Они встретились на заднем дворе замка де Поцци. Чуть поодаль - конюшни, каретный сарай; клочки сена на траве, а у них под ногами песочек (хорошо впитывает кровь) - удобное место для поединка.
В окнах замка взгляд Казановы искал Мирабеллу, но он так и не разглядел её ни в одном из них...
- К бою, милостивый государь, - торопил Фернандо.
Он нарядился как на парад. Казанова только головой покачал. Сам он снял камзол и жилет, оставив лишь белоснежную шёлковую сорочку с кружевным широким воротником и манжетами, отстегнул и бросил в сторону ножны.
- К Вашим услугам, синьор, - ответил Джакомо и резанул шпагой воздух пред собой - “вжик!“ - сверху вниз.
Бой начался.
В тот час Мирабелла каталась верхом в парке близ замка. Она ничего не знала о часе и месте дуэли. Она даже решила, что дуэль не состоится, и её муж не будет настаивать на сатисфакции.
А всё высшее общество Венеции разделилось на два лагеря. Консервативные старики из Сената и прочие синьоры старшего возраста целиком и полностью поддерживали молодого патриция, они были возмущены поведением наглеца Казановы и твердили, что его давно следовало проучить. Они считали, что их “семейные очаги“ в опасности, пока по улицам Венеции ступает уверенная нога Казановы. Молодёжь, напротив, была на стороне Джакомо. Этот заводила всегда становился душой любой компании. Многие любили его шутки и остроты, восторгались его умением похищать сердца прекрасных дам любого возраста. Были и такие, кто завидовал ему, совершенно не зная, как трудно порой шутить этому весельчаку, у которого за душой не было ни гроша, у которого не было ни титула, ни родового имения, ни кареты для выезда, ни прочих привилегий.
Но судьба не считается ни с чьим мнением и иногда направляет руку неопытного фехтовальщика в обход ловкой шпаге старого дуэлянта.
Во дворе замка шла драка не на жизнь, а на смерть. Противники уже обменялись несколькими ударами. Шпага Казановы превратила напыщенные одежды Фернандо в лохмотья. А правый рукав Джакомо окрасился красным. Сенатор дрался, как лев, Казанова не спешил убивать его, хотя такая возможность ему предоставлялась, сам же он не особенно защищался от ударов, которые так и сыпались на него. Вы помните, он решил умереть? Что должно было произойти в жизни плейбоя, чтобы он захотел умереть?
Он всё время посмеивался над графом и дразнил его. Это приводило Фернандо в ещё большую ярость. Де Поцци бесился и от того совершал много ошибок, и если бы не желание Казановы умереть...
Тут на задний двор въехала Мирабелла. От неожиданности, увидав столь жуткую картину, она резко осадила своего скакуна. Конь протестующе заржал и взвился на дыбы.
- Уезжайте немедленно, сударыня! - повелел Фернандо. - Вам здесь не место!
Казанова обернулся.
- Мирабелла! - он улыбнулся ей.
В этот момент патриций сделал выпад, и его шпага прошла насквозь правое бедро Джакомо. Казанова одним ударом отбросил противника. Фернандо выпустил эфес и упал. Мирабелла вскрикнула. Стиснув зубы, Джакомо извлёк клинок из своей ноги. Он почувствовал, как закружилась голова, как застучало в висках, и, как, устремясь к выходу, первая кровь закапала на песок. Он побледнел и задышал часто, борясь за сознание.
Фернандо трясся от страха на земле, он потерял оружие и считал, что Казанова убьёт его.
Джакомо воткнул обе шпаги в землю и, оторвав рукав от рубашки, перевязал ногу. Холодно посмотрел на врага.
- Держите Вашу шпагу, сударь, - сказал он, подавая оружие сенатору, а потом заорал не своим голосом, - К бою, щенок! К бою!!!
Мирабелла наблюдала за дуэлью не в силах ни ускакать прочь, ни покинуть седла. Её конь, слыша звон оружия, заложил уши назад и нервно перебирал ногами, топчась на месте и бряцая удилами.
Это ранение разозлило Казанову. Он быстро нанёс пару лёгких уколов в грудь Фернандо, и лохмотья, оставшиеся от одежды графа, намокли от крови. И оба они начинали уставать. Молодой патриций, не смотря на свою молодость, тяжело дышал, рука, сжимавшая эфес, дрожала. Дрался он, кстати, левой. Волосы Джакомо растрепались и прилипали теперь к мокрым от пота лицу и шее. Все эти прыжки и выпады заставляли Казанову терять много крови. Он шатался, в ушах шумело, перед глазами стелился туман.
В пылу боя, чувствуя спиной присутствие возлюбленной, он забыл о том, что собирался умереть. Понимая, что силы и сознание вот-вот оставят его, он изменил тактику сражения - принялся чаще атаковать противника, готовясь нанести последний, сокрушительный удар. Не нужно хорошо разбираться в фехтовании, чтобы понять это. И Мирабелла поняла, и когда Джакомо сделал очередной выпад, закричала с ужасом: “Нет, Джакомо!“
Он удивлённо обернулся, он же помнил, как она не желала выходить замуж, как жаловалась на своего жениха, как они мечтали быть вместе. Убить её мужа Казанова считал своим долгом, он полагал, что тем самым освободит Мирабеллу от тяжкой повинности, а тут вдруг “нет, Джакомо!“
Фернандо вновь воспользовался отсутствием защиты у своего врага и сделал мощный выпад. Шпага влетела в правый бок. Казанова зарычал страшно, как раненый зверь, а не человек, и из последних сил бросился на графа.
Вопль “нет!“, вырвавшийся у несчастной жены, потонул в крике пронзённого мужа. Джакомо уколол в сердце (вернее, колол он в сердце) и только то, что он сам уже терял сознание, спасло графа от неминуемой гибели. Шпага разломала рёбра Фернандо и вошла по самую гарду - такой силы был удар - в его грудь, чудом не задев ни сердца, ни лёгких! Сенатор рухнул как подкошенный, его клинок переломился, и теперь обе половины валялись на поле боя.
Казанова опустился сначала на колени, а затем опёрся руками о мокрый от крови песок. Несмотря ни на что, он держался, хотя голова его низко склонилась и волосы, длинные, замечательные волосы, купались в кровавой луже.
На жуткие вопли сбежалась вся прислуга. Из груди графа вынули смертельный метал, самого его аккуратно подобрали и понесли в дом. Кто-то поскакал за лекарем.
Мирабелла, наконец, сползла кое-как с лошади и на подгибающихся ногах приблизилась к Джакомо. Больше ощутив, чем увидев или услышав, что рядом с ним его любовь, Казанова со стоном поднялся на ноги, одним движение головы отбросил отяжелевшие от крови волосы за спину, они прилипли к рубашке, и красные ручьи заструились с них по ней. Вообще он был весь в крови. Смотреть на него было ужасно, страшно.
- Синьора...
Вот так, перед дамой настоящие рыцари всегда встают.
- Я всегда к Вашим услугам, - прохрипел он и упал замертво.
Мирабелла опустилась рядом с ним и послушала, приложив ухо к его груди, бьётся ли сердце.
Откуда ни возьмись, на задний двор влетела карета, запряженная гнедой парой. Из кареты на ходу выпрыгнул Антонио, а вслед за ним - врач, которого он заранее нашёл для своего господина.
- Я так и знал, хозяин. Разве так можно, синьор?
Они вдвоём втащили Джакомо в экипаж и умчались, как вихрь.
Мирабелла заплакала...
-9-
Несколько дней Казанова лежал в бреду. Он всё время стонал, и стоны его больше походили на рыдания, звал Мирабеллу и порывался встать, но каждый раз обессилено ронял голову на подушку. Врач делал всё возможное и невозможное. Иногда они теряли надежду.
И вот, жар спал, дыхание стало ровным, сердце забилось в привычном ритме.
Как-то утром Джакомо пришёл в себя. Он открыл глаза и увидел перед собой лицо Антонио.
- Разве я жив? - спросил он тихо и улыбнулся, насколько мог.
Антонио радостно кивнул и удалился, чтобы позвать доктора. Когда они появились вместе, Казанова спросил: “Она приходила?“
Ответ был отрицательным. Казанова закрыл глаза и застонал.
- А её муж, он жив?
- Да, синьор, - ответил слуга.
- Чёрт, проклятье! Я промахнулся. Надо было уколоть выше, но я почти ничего не видел, - Джакомо причмокнул губами в досаде. - Ай, ладно, пусть живёт пока. Мы ещё встретимся.
- Спите, синьор. Вам нельзя много говорить, - строго повелел врач.
- Подчиняюсь, - прошептал Казанова и через несколько минут уснул.
Мирабелла не пришла по двум причинам. Во-первых, она боялась, что Казанова умрёт прямо на её глазах, а во-вторых, Триумвират объявил Джакомо Казанову лишённым всех гражданских прав и предписал ему в течение двух недель, милостиво сделав скидку на его ранения, покинуть пределы республики. Идти в его дом приравнивалось к нарушению закона и грозило заключением в тюрьму.
***
По прошествии десяти дней с момента дуэли Мирабеллу навестила маркиза де Вилье. Она сообщила взволнованной женщине, где и когда можно повидать Джакомо. Они ещё некоторое время говорили о чём-то, хихикая и перешёптываясь; вскоре Элоиза ушла.
На следующий день, ближе к вечеру, на широкой проезжей дороге далеко за пределами города, на материке, остановились две кареты с гербами. Одна была запряжена четвёркой крупных белых лошадей, на запятках громоздились надёжно привязанные сундуки; ей управлял Антонио, рядом с ним на козлах сидел лекарь. Это была карета маркизы. Бок о бок с ней встал экипаж графа де Поцци. Правда, самого графа в нём не было, - в карете приехала Мирабелла.
Она вышла из своего экипажа и села в рядом стоящий. Внутри - мягкая обивка, просторно и удобно. На заднем сидении лежал Казанова, его голова покоилась на коленях Элоизы. Мирабелла молча разместилась напротив.
...- Вы же знаете, его высылают. Да и мне лучше уехать. Моё общение с бароном не по душе мессеру гранде, он во всём подозревает шпионаж, возле моего дома постоянно ошивался кто-нибудь из тайной полиции. Барон любезно пригласил нас пожить в его замке. Мы уезжаем в Вену, вряд ли сможем вернуться, - тихо сказала маркиза.
Мирабелла с пониманием покачала головой. Ей было немножко завидно, что не она является изгнанницей. С другой стороны, расстаться с Джакомо - лучшее, что можно придумать, так как никакого будущего у них всё равно не было, как ни печально это признавать. Её муж стал героем, он отстоял честь своего дома; она должна поддерживать его авторитет.
Казанова приподнялся, выпуская маркизу. Она вышла из кареты, оставив незадачливых любовников одних.
- Не слишком утомляйте его, дорогая, он ещё очень слаб, - попросила она графиню.
Мирабелла заняла её место возле Джакомо. Он обнял её одной рукой, другая пока не поднималась - пробитый бок не позволял. Они долго целовались, целовались с той же страстью, что и раньше. Казанова распалился, на его бледном лице проступил румянец, глаза заблестели.
- Будьте со мной, Мирабелла, в последний раз, умоляю, - простонал он.
- Но маркиза? И Ваши раны...
Джакомо не дал ей договорить, притянул к себе, поцеловал...
- О, Казанова, Вы не исправимы, - сказала сама себе маркиза с лёгкой иронией в голосе, видя, что карета раскачивается из стороны в сторону, как корабль, попавший в шторм.
Потом всё стихло. Дверца открылась, и показалась улыбающаяся, растрёпанная Мирабелла.
- Извините, Элоиза, - проговорила она.
- Ничего, не надо извиняться, я всё понимаю... Ведь он остается со мной.
Они обнялись на прощание и расцеловались. Мирабелла вернулась в свой экипаж и умчалась, скрываемая облаком пыли. Маркиза села в карету. Казанова отвёл взгляд, но Элоиза заметила слёзы в его глазах. Он лёг, снова положив голову ей на колени.
- Поехали! - крикнула маркиза Антонио.
Защёлкал кнут, и карета тронулась, держа путь в Австрию.
Сквозь ажурные занавески на окнах кареты вечернее солнце посылало свои лучи на лицо Джакомо. Тонкие пальцы Элоизы перебирали его волосы, её грудь возвышалась над ним, как горы родной Италии. Казанова почувствовал необыкновенное умиротворение. Он ехал с женщиной, которая не оставила его в трудный час, его ждала новая страна, новый дом, новые похождения.
Он ещё ощущал всем телом недавнюю близость Мирабеллы, но её образ ускользал от него. Казанова закрыл глаза, чтобы лучше представить свою возлюбленную, но вместо этого... уснул.
Венеция
Год 1752 от Р.Х.