Мертвец

Махи Аинти
Я мертвец. Да, я не знал сковывающей и гнетущей тесноты гроба, который живые, словно в насмешку, отделывают с вычурной претенциозностью и пафосом. Я не слышал лающих дифирамбов, тех самых, что уставшие от меня, да и от жизни, поют тому, что было мной и, некогда, было одним из них. Я не знал и прочих славных вещей, что украшают жизнь похоронных контор и омрачают жизнь всех остальных, в первую очередь, самих покойных. Я не знал, но это уже ничего не значит. Совершенно. Абсолютно. Да как угодно, ибо я тоже уже член общества обладателей маленьких и тесных деревянных, цинковых и прочих квартирок, которые весьма уютно расположены на расстоянии метра вглубь от царства перемен. Правда, пока только заочно. Мое тёло функционирует с пугающей исполнительностью. Я двигаюсь, говорю и улыбаюсь. Мне улыбаются женщины и жмут руку мужчины. Я есть. Это смешно писать, ибо любой знаток универсума безошибочно отправит меня на помойку человеческих судеб. Мертвец. Лёгкий кивок. Это поклон моего Я, рельефно и чётко показывающий отношение к себе самому. Меня порой удивляет, что люди, глядя на меня, не испытывают острого и яркого недоумения, смешанного с жалостью и тайным облегчением, которое чувствуют, видя остатки сильного и давнего пожарища. Мои некогда подвижные губы лишь изредка раздвигает кривая ухмылка, более похожая на белый флаг сдавшегося флагмана, который всё равно потопят из принципа опьянённые победой захватчики. Энергия взгляда сменилась тусклым и глухим свечением из-под полу прикрытых век. Этим свечением я рассеяно и бесцельно шарю по миру в попытке найти что-нибудь, хоть что-нибудь то самое, то волшебное и магическое, то хоть какое-нибудь средство: Грааль, живую воду, кока-колу с двойным чизбургером, в конце концов – любую эссенцию, способную повернуть вспять моё остановившееся бдение на этом празднестве ветра, которое я мрачно созерцаю с галерки небытия. Любая беседа для меня -– испытание, испытание на прочность того, что во мне осталось, но скоро уйдёт. Въедливый поэт сравнил бы меня со стремительно остывающей кучкой пепла, которую бесцеремонно разносит ветер. Я мёртв, я чужой, я плодотворно и намеренно теряю осознание существования, как такового, так и ради чего-то. Все разговоры –- тлен. Вся музыка мира лишь заунывное ворчание потоков воздуха под крышкой моей пустой черепушки. Аминь