асфальт принимает в себя

Исключительная Сова
Асфальт покрывался мерзкими пятнами замшелого цвета. Покрывался. Покрыть. Покрывало. Рывок. Рвало. Ога рвало на асфальт. Из его горла вырывались наружу звуки пересохшего органа. Органа дыхательной системы. Оргия. Ор. Орал желудок, выблевывая кусками, плевками, струями вчерашнюю курицу. Или утку. Нет, наверное, курицу. Утка подается на стол в яблоках или черносливе. А та странная птица одиноко лежала на сером блюде. Блю. Блюю курицей. Куриная лапа, с выгнутыми желтыми когтями обдирая язык, нёбо вывалилась на асфальт. На то, что было асфальтом. Из зеленобурой лужи торчало белое перо. Ее плохо ощипали, подумал Ог, отправляя следующую порцию курицы вниз. Путешествие курицы продолжалось. Какая неугомонная птица. Ог выкашлянул остатки гребешка и попытался вздохнуть. Куурица. С нежностью подумал он. Курица! Или Кур? Наверное Кур. Курица вышла бы тихо и мягко. Кур. Курево. Ревет. Революция. Поллюция. Слова какие-то цыкающие. Хотя – Люциия, напевное. Красивая это Люция. Сивая. А где я ее видел? Видел. Я. Ее. Видел? Идея. Идеал. Дело. У меня было дело! Ог осмотрелся, вытер обрывком газеты, вчерашней газеты! Пусть знает, как Куров рекламировать, рот, нос, руки. Посмотрел вниз и протер колени. Дело. Ело. Да, ело тело Кура. Ог вышагнул из бурого месива, вытер носки ботов об икры ног и попытался нырнуть. Стоп. Нырять на пустой желудок нельзя, ветер унесет за поверхность. Сползать по желобу? Да, до пятого уровня глаз это терпимо, но как взлазить с пятого на второй. Перчатки в курином жире, будут скользить. Боты без захватов. Чем цепляться? Ог опустил свой зад на поверхность и стал думать. Думать он любил. Вот асфальт, покрытый вчерашней, нет – вчерашним Куром. Покрытый. Крытый. Крыша. Кругом одно. И в думы эта крыша залезла. Так. Еще раз. Асфальт покрытый. Крытый. Кры. Крылья. Крылья. Ог обернулся, не увидел ли кто его думу. За углом мелькнула тень. Ог еще раз повернул взгляд – пусто. Показалось. Каза. Ваза. Вазелин. Вазелить. Эх, щас бы баночку вазелина и вазелить, вазелить. А ведь есть в гнезде, под подушкой. Нет, не под подушкой, а за матрасом. Бааночка. Желтая с зелеными слогами: ва-зе-лин. Она, конечно не полная, но и того, что там находится, хватит на один сеанс вазеления. Еще и останется. По краешкам. И баночка останется. Можно будет на нее смотреть и думать о том, что вазелин был.
За гребнем послышался смех. Ог прижался к поверхности. Поверхность, ноздреватая, с рваными краями, возвышениями и впадинами вбирала в себя Ога. Раствориться и не думать. Не думать. Совсем. Больше. Или меньше? Совсем – это больше или меньше. Меньше – лучше. Или больше лучше. Лучше. Луч. Лечь. Ле… Думу прервал очередной выстрел смеха. Так не растворишься, если будут отвлекать. И что может быть смешного здесь. Асфальт? Это не смешно – это красиво. Серый, в крапинке мелких камешков, с полосами черного, нерастворившегося битума. Благородный. Родный. Родной. Если бы можно было всегда быть рядом с ним. Не на нем. Это уже из области мечтастики. Просто – рядом. Чтобы, протянув длань ощутить его тепло, его шершавость. Иногда, когда рядом ни кого нет, прижаться щекой, лизнуть. Нуть. Пнуть. Ууу. Уй! Что. Я. Я? Нарушил заповедную зону. На-ру. Раз-ру-шил. Это они смеются, потому, что я покрыл асфальт. Покрыл мерзкими, бурозелеными пятнами. Кусками кура. Блевотиной с перьями и когтями. Он! Асфальт! Стал смешным. Ог выскользнул из раствора поверхности. Вырвался, оставив в порах ее частицы замши живота, дланей и коленей. Пальцы саднило. Ог прыгнул в сторону смеха, но на взлете развернулся и упал задом на бугор. Нельзя. Они увидят меня и поймут. Поймают и отволокут в крышу. Нет. Попав в крышу, Ог ни когда не сможет подняться к асфальту. В крыше жарко и ярко. Слишком ярко. Желтый свет слепит. Красный скручивает в узелки. А самый ужасный – салатовый. Он душит. Душит. Сушит. И не остается места думам. Ог съеживался, блекнул. Только бы не заметили те, кто смеются. Ог ни когда не был в крыше, но знал. Знал всегда. Знал везде. Он не сможет думать там. Не сможет растворяться. Он станет жестким, ярким. Его замша превратится в глянцевую кожу. Глянцевую и твердую, как орех. Ог видел орех. Однажды. Но запомнил отблески, отскакивающие от его кожи. Перекатываясь, Ог отступал к середине поверхности. Надо успокоится. Успокоиться. Упокоить. Покой тела на поверхности растворит его. И тогда Ога не тронут. За гребнем шуршали голоса. Один, яркий, звучал чисто. Он то удалялся, то приближался. Они говорят, понял Ог. Говорят уже давно. Голоса перетекали один в другой, разрывались на звуки, сходились, шумели листьями. Голоса. Госа. Оса. Смешное животное. Ог видел его на асфальте. Оса, сидел и умывался. И ни кто его не трогал, не прогонял. Красивый Ос. За думами Ог не заметил, когда исчезли голоса. Тихо. Эхо. Ог, потер колени, живот. Замша торчала огрызками, сквозь которые ползло сочиво. Ничего, заделается. И не такое бывало. Вот пальцы жалко. Они нужны, а без замши еще долго пользоваться не получится. И вазелин в гнезде, а когда в него еще попадешь. Ог огляделся. Пищи не было. Придется ждать следующего приплода. А будет он через пять или шесть отрезов. Или попытаться сползти на пятый уровень. А если и там пищи не будет. Ог нашел самую неровную поверхность и стал медленно опускаться правой стороной, чтобы не задеть живот и пальцы. Колени-то ладно, там всегда замша драная. Так и зарастает обрывками. Один на другой. Поверхность, всеми выемками, дорожками приняла тело Ога. Раствор. Растворять. Себя растворять. Потерять. Терять. Тереть о поверхность нос. Тихонечко. Закрыть глаза и думать, что это асфальт. Серый, шершавый. Мечтательный, до шебуршания в ладонях. Ог подергался, пристраивая тело в рельеф поверхности. Замер в ожидании растворения. Медленно потекли думы. Асфальт принимает в себя мое тело. Асфальт принимает. Снимает кожу до замши. Шершавой, терпкой замши. Замшевый Ог. Мечтательный Ог. Расползается по асфальту всеми клеточками замши вбирая в себя его серость, шероховатость. Шер. Шер. Прошерстить поверхность асфальта и…Дальше думать Ог не мог. Не думалось, даже в мечтательностях. Ог перевернулся на спину, бок плохо растворялся в поверхности. Разбросал длани. Пелось. Сиплый шепот выползал из горла, опускаясь, прижимаясь, вжимаясь в поверхность. Ог пел асфальту свою думу.

15.04.05