Елена Ольшанская
Уже давно закончилась вечерняя служба, а Лика все стояла и стояла перед иконой Спасителя.
n Мы закрываемся, - буднично сказала женщина в черном, стоящая за небольшим прилавком, на котором были разложены крестики, иконки в дешевых окладах и церковная литература.
«Надо же», - подумала Лика - «говорит как в продуктовом магазине». И сказала вслух:
n Дорога к Богу не может закрываться.
n Ладно, ладно, - женщина торопливо складывала брошюры, - завтра приходите.
Лика направилась, было к дверям, но около прилавка задержалась, засмотревшись на большие блестящие подсвечники.
n Они так блестят, что скрывают свое настоящее предназначение, - сказала она.
Женщина, беззвучно шевеля губами, сосредоточенно пересчитывала деньги. На секунду она оторвалась от своего занятия и недовольно посмотрела на Лику. Тень от надвинутого на глаза платка скрывала глаза, но в них отсветились металлические предметы, стоящие на полках, и от этого взгляд, казалось, блеснул холодным, белым огнем. Она хотела что-то сказать, но Лика уже отвернулась и вышла на улицу.
Было довольно холодно, даже морозно, но сухо. Лика миновала маленькую детскую площадку, а потом, по переулку, пошла к большой освещенной улице. В переулке, около помойки она заметила чью-то фигуру в длинном балахоне, наполовину утонувшую в мусорном контейнера. Она увидела, как из дырявого кармана выпал небольшой сверток, который развернулся, и оттуда показалась колбаса.
n Извините, но у вас что-то выпало, - сказала Лика.
Фигура вынырнула из помойки, проворно наклонилась и схватила колбасу вместе с бумагой, мгновенно и точно просчитав ее возможную траекторию падения.
n Это моя, - злобно сказала фигура, запихивая все вместе на грудь и подозрительно оглядывая Лику.
n Конечно, ваша, - торопливо произнесла Лика, немного помолчала, потом осмотрелась вокруг себя, взглянула на небо.
n Как хорошо сейчас на улице, правда? И здорово, что дождя нет. А утром будет солнце! А вы здесь часто бываете?
Фигура развернулась от контейнера и уставилась на Лику, бегая взглядом по ее длинному серому пальто.
n У тебя деньги есть? - фигура конкретно смотрела на Ликину сумочку.
n Кажется, есть немного.
n Дай.
Лика вынула кошелек, который тут же был выхвачен из ее рук, и фигура, припадая на одну ногу, побежала в подворотню. Около нее остановилась, обернулась и крикнула визгливо и истерично:
n Иди отсюда! А то сичас других позову, без ничего останешься, сука поганая!
n Спасибо, - тихо сказала Лика и, секунду постояв, двинулась дальше, вперед, к освещенному проспекту.
У нее опять не получилось.
На улице было людно и много света. Лика, не торопясь, шла и вспоминала сегодняшний день.
Днем она, как всегда, пришла к Игорю, с которым встречалась уже два месяца. Он был художником и жил в мастерской своего друга, потому что своей у него не было. У него не было и своего дома. Вернее, сначала он был, а потом его оттуда выгнала жена, так как зарабатывал он мало, считай, почти ничего. Через две ночи на третью он за символическую цену подрабатывал вторым сторожем на оптовом складе каких-то вещей, а в остальное время оставался дома, сидя перед холстом и пытаясь передать чистоту зимнего утра. Но утро неизменно получалось серым и унылым. Вечером жена приходила с работы, вставала посередине комнаты и долго, молча смотрела на его творчество. При этом двумя руками она терла виски, как будто пытаясь разогнать скопившуюся за день усталость, и глаза у нее были больные.
От этого ее действа, ставшего почти ритуальным, у него выработался условный рефлекс. Через несколько секунд после ее появления возникал спазм в желудке, и начинало тошнить. Он выходил из комнаты, и на этом их молчаливые выяснения отношений заканчивались. Но кроме своего невразумительного утра он ничего жене предложить не мог. Поэтому она его и выгнала.
Но все же кое-кто говорил, что в работах Игоря пробиваются искры таланта. Они, правда, едва заметные, потому что их забивают эклектика и откровенное подражательство, но все же они есть. Игоря это воодушевляло, и он решил не переквалифицироваться в помощники бизнесмена, как предлагала жена, а переехать к другу. Он переехал, а вскоре познакомился с Ликой в переходе, где, как и многие другие художники сидел на складном стульчике и предлагал прохожим нарисовать портрет.
Лика была частичкой огромного ползучего существа - толпы, которое объединяло туда попадающих странным, почти мистическим единством, практически сразу подчиняя своей коллективной воле. Когда Игорь смотрел на проходящих, ему казалось, что если сейчас кто-то отделится и захочет получить свой портрет, он не сможет его сразу нарисовать, а ему придется придумывать предлог, чтобы клиент подольше посидел перед ним и вернул свое настоящее лицо, стертое за время пребывания в толпе.
Как тогда отделилась Лика, он и не заметил. Он обнаружил ее, уже сидящей на втором стульчике. То, что она из толпы он определил потому, что больше ей взяться было неоткуда. К этому часу пройти по переходу можно было только в единой общей колонне, напоминавшей длинного пористого червя. Лицо у нее было обычное, и если бы она сама не оказалась перед ним, он ни за что не зацепил бы ее взглядом.
Игорь не без страха взял карандаш и начал всматриваться. Светлые голубые глаза и светлые волосы, небольшой правильный нос, лицо чуть вытянутое и губы, ровные, как с картинки. Совершенно никакой индивидуальности. Он вздохнул и принялся за работу. Пока рисовал, думал только о том, чтобы получилось хотя бы, похоже, и поэтому ему надо будет соблюсти все промеры лица. Закончив, отдалился немного назад и взглянул на портрет. Чем-то он его вдруг поразил. Лицо, слава Богу, оказалось похожим, но кроме этого, сквозь кажущуюся типичность, в нем вдруг проступила, не отмеченная им, одухотворенность, отчего оно показалось слабо цветным на черно-белом рисунке. «Удивительно хорошо получилось!», подумал Игорь и ощутил давно забытый толчок радости.
n Возьмите, - Лика протягивала ему деньги.
Игорь вздрогнул и удивился:
n А вы разве не хотите взглянуть на портрет?
n Конечно, хочу, - улыбнулась Лика - но только я почти уверена, что он хорошо получился!
Игорь посмотрел на нее, и ему показалось, что теперь он видит в ее живом лице тот едва уловимый свет, который ему удалось угадать и отразить на рисунке.
n Дайте лучше телефон, - решительно произнес он. - А портрет я оставлю у себя.
Игоря даже удивило, как она легко согласилась.
Они начали встречаться у него в мастерской, и буквально с первой минуты Лика стала вести себя так, будто уже давно его знает. Ее не ужасала его привычка курить в постели, а потом тушить сигарету о холст, если ему не нравился рисунок. Не раздражала его манера критиковать и жаловаться или, встав среди ночи, начинать разговор о смысле жизни. Она тут же легко просыпалась и без возражений поддерживала нудную беседу. Сама она ничего не требовала, не просила и даже не намекала. В какой-то момент его стала раздражать ее безответность. Он даже пробовал сказать, что ему было бы интересно, если бы она в чем-то ему возразила. Но Лика только отшучивалась и говорила, что она с детства «совершенно неконфликтная» и вообще по жизни « не борец».
Временами Игорь тосковал и вспоминал первые годы жизни со своей женой. Вспомнил, как они весело и подолгу спорили, как Тамара швыряла в него подушкой или чем потяжелее, если он не хотел с ней согласиться. Ему было жаль того времени, он был бы рад, если бы кто-то напомнил о нем, но Лика предлагала ему только полную готовность и согласие на все. Иногда у него возникало желание в чем-то унизить ее, придавить, как хулиган кошку, заставить закричать, заявить о себе.
Однажды он попытался проанализировать, почему он этого не делает, и вдруг понял, что при всей ликиной покорности у него не было уверенности в ней. Он даже ничего не знал о ней толком, кроме того, что до середины дня она служит то ли сберкассе, то ли в какой другой конторе. В основном они говорили только о нем.
Эта мысль пришла к нему во время работы и на несколько секунд так поразила, что он дольше обычного задержал кисть на весу и позволил краске упасть совсем не туда, куда надо. Впрочем, это продлилось только несколько мгновений. Потом он вновь яростно принялся за работу, тем более, что его дела пошли лучше.
У него купили несколько картин, потом вдруг появился заказчик и хорошо заплатил за два натюрморта и свой портрет. Более того, у него даже появились поклонники и поклонницы. Одна женщина, имени которой он никак не мог запомнить, приносила еду из дома, если ему случалось целый день сидеть на улице. Его первый заказчик, тот самый, что заказал свой портрет, обещал познакомить с богатым человеком, которому якобы портрет понравился, и он выразил согласие профинансировать выставку молодого художника. Встреча все откладывалась и откладывалась. Игорь нервничал, курил больше обычного, тушил окурки об оконное стекло и терзал Лику своими нескончаемыми рассуждениями о творчестве. Лика, как всегда, слушала и только иногда спокойно вставляла в паузах: «Ты, главное, проси о том, что бы у тебя все получилось. Проси, не стесняйся». «У кого просить? - раздраженно бросал Игорь. - У Бога, что ли? Так я не верю». «Да у кого хочешь! - говорила Лика - Не веришь в Бога, проси у Космоса или у инопланетян. Твой талант служит людям, значит, тебе помогут». «Блаженная какая-то», - еще больше раздражался про себя Игорь.
Но как-то раз поймал себя на том, что, стоя у окна, смотрит на звезды, а мыслей никаких. И во всем его существе такая ясность и покой, какие были очень давно в детстве, и о чем он только иногда мечтал, но не мог вернуть. Тогда Игорь выбрал себе одну звезду и, тайно от Лики (больше ему все равно скрывать было не от кого), стал просить у нее.
Он просил, чтобы его талант был замечен и признан. Он просил, чтобы ему открылись пути настоящего, высокого творчества, чтобы его изображения заставили вздрогнуть самого последнего циника и, ну не то чтобы изменили его совсем, но, может быть, хоть чуть-чуть. А потом этот циник увидел бы еще что-нибудь прекрасное и не прошел мимо, как сделал бы, не увидев картины Игоря, а потом он увидел бы в женщине не предмет сексуального потребления, а частичку Мадонны... И его мысли летели все выше, и он уже видел в своих мечтах счастливое человечество.
Когда он отрывался от звезды, то какое-то время пребывал, словно в безвременье, а потом медленно, нехотя, возвращался в реальность. А реальность стояла перед ним в виде холста, чистого или с набросками, и нужно было работать и искать пути. И он писал, и время летело незаметно, и никто не упрекал его в том, что кончилась крупа, и не из чего будет сварить кашу.
В этот день Лика пришла, как обычно, около трех. Она всегда приходила в это время, если не оставалась с вечера. Обычно Игорь не замечал ее приходов, уходов, воспринимая их как естественную смену дня и ночи, но сегодня он начал ждать ее с самого утра. Дело в том, что сегодня вечером должна была состояться, наконец, долгожданная встреча с богатым человеком и, возможно, решиться судьба его будущей выставки.
Игорь не спал с семи утра. Бесцельно бродил по мастерской, доел остатки сыра, выпил четыре чашки кофе, поменял свечи в канделябре, причем не все три, а только две (третьей не было), отчего вид у канделябра, сразу напомнивший сломанный трезубец, стал какой-то жалкий. Потом вытащил все свои работы, поставил вдоль длинной пустой стены и сел напротив в старое широкое кресло, видавшее ни одно поколение хозяев. Сидел, развалившись, по привычке курил, не считая скопившихся в пепельнице бычков, и уже несколько часов мучался, критически оценивая картины и решая, какие из них показать богатому. Сейчас ему явно не хватало Лики, чтобы сделать выбор. И Лика пришла.
n Ну, вот, вот! - выкрикнул он, едва заметив ее в дверях, - Стоит эта чертова куча, и не знаю, что из нее сможет поразить моего мецената. Что ты стоишь? Иди, смотри, помоги мне выбрать!
n Нужно показать вот эти пять, - Лика, на раздумывая, выбрала два пейзажа - один осенний, из последних, другой, то самое зимнее утро, которое, вроде бы, наконец, заиграло чистотой, затем один портрет неизвестной девушки и две авангардные работы с размытыми линиями и яркими красками.
Она поставила их рядом, и у Игоря как будто сердечный приступ кончился. Сразу стала видна целостность его творческой личности и свой взгляд на мир! Несколько минут он созерцал собственные творения и удивлялся, как это ему самому не пришло в голову соединить их таким образом.
n Ну, ладно, - он решительно освободил старинное кресло, которое, словно, облегченно вздохнуло, выпрямив пружины, - Нужно подготовиться. Ты будешь здесь, когда они придут?
Он испытующе взглянул на Лику.
Лика только чуть кивнула.
n А они ведь скоро придут, - Игорь возбужденно заходил по комнате, отпихивая разные предметы, лежащие на полу.
n Надо бы убраться, - он притормозил и выразительно посмотрел на царящий вокруг бардак.
n Не обязательно, им и так все понравится. Но если ты хочешь...
n Хочу, хочу! - закричал Игорь. - Хочу, чтобы понравилось, хочу, чтобы было чисто, хочу написать шедевр!
Он подскочил к окну, широко распахнул, и в комнату сразу ворвался осенний холод, словно только и ждал, чтобы кто-нибудь впустил его. Игорь громко крикнул:
n А-а-а!
С карниза резко сдернула стая голубей, притаившийся на соседнем балконе кот, округлил глаза и вытаращил их на Игоря, а тот, размахивая руками, кричал вслед птицам:
n Летите, летите! Улетайте и забирайте с собой всю мою прошлую жизнь! Ура-а-а!
n Заткнись, идиот! - раздался откуда-то снизу глухой бас. - Ребенок спит. Проснется, убью!
Игорь замолчал, потом неопределенно произнес: «Эх...» и закрыл окно.
Тем временем Лика быстро убрала с пола лишние вещи и составила в угол не отобранные картины. Подмела пол и расправила покрывало на кровати. Получилось в меру чисто, в меру беспорядочно. А через два часа в дверь позвонили.
Сначала почувствовался запах сигары. Игорь открыл дверь - на пороге стояли трое. Главным было Лицо. Большое, широкое, одутловатое и печальное. С мешками под глазами и сигарой во рту. «Наверное, большие деньги - тяжелое бремя» - проскользнула в голове Игоря такая мысль, но быстро растворилась, потому что первый заказчик уже суетливо пропихивался внутрь, на ходу делая зверские глаза. Это значило, что Лицо слишком важное, что бы вот так просто стоять и его разглядывать. Сам он казался сейчас меньше ростом, и свое лицо как-то тушевал и прятал, словно стеснялся.
Третьей среди них была женщина в чем-то длинном, черном и очень элегантном. Вытянутая, небрежно сутулая и с отдельными длинными прядями на короткой стрижке, витиевато спадающими в разные стороны. В руках у женщины были маленькая сумочка и мобильный телефон.
Игорь отошел и пропустил гостей.
n Ну, вот, Сурен Гургенович, - зашелестел первый заказчик, бережно проводя Лицо в комнату и по дороге, вытирая ботинок сзади о брюки, - это и есть наш молодой, даровитый, перспективный. Вот и картинки можете поглядеть. Я думаю...
Тут первый оглянулся на Игоря, приглушил голос и что-то зашептал Лицу почти на ухо. Лицо брезгливо поморщилось, отдалило себя от шептавшего и тихо сказало:
n Я вижу, вижу. Тебе лишь бы свой процент получить. Не плюйся мне в ухо.
Потом еще некоторое время смотрело на картины, застыв посреди комнаты и не меняя выражения и, наконец, обратилось к женщине:
n Что скажешь, Эмма?
Женщина уже закурила сигарету в длинном мундштуке и теперь широко распахивала глаза, глядя на картины.
n Шедеврально, Сурен! В Париже может быть фурор. Ты помнишь Китина? А результаты после его выставки помнишь?
Лицо опустило веки в знак согласия.
n Так вот, я думаю, это будет круче. Понимаешь...
Тут они заговорили, и Игорь потерял смысл разговора. Мелькали какие-то названия и имена, слышанные им в обрывках телевизионных передач или выхваченные из газет, а то и совсем неизвестные, но произносимые с большим пафосом. Проговаривались и цифры, но к чему они относились, Игорь понять не мог. Да правду сказать, и не пытался уже. Он только смотрел на этих пришельцев из неведомого и недоступного мира, в который нужно было обязательно войти, чтобы стать узнанным и нужным и в который, пока что было неизвестно, пустят его или нет, потому что Лицо еще ничего толком не выразило. Он, как зачарованный, следил за черной женщиной, которая напоминала ему кобру, высунувшуюся из мешка и раскачивающуюся под дудочку заклинателя. И ему казалось, что это его творчество действует на нее так, что ее тело извивается, как, то ли под звуки дудочки, то ли от легкого разряда электрического тока; и голова у него кружилась, и мысли не имели никакого стержня, а болтались сами по себе, словно предметы в невесомости. Внезапно у Лица появились руки, и они сделали жест - будто хлопнули в ладоши, после чего первый заказчик облегченно вздохнул, а женщина отделилась от них и мгновенно оказалась рядом с Игорем.
n Вы давно ли пишите, и где-нибудь выставлялись уже?
Игорь видел перед собой круглые глаза и обведенный, бархатный рот. На него пахнуло шикарными духами и почему-то запахом международного аэропорта.
n Ну, смелее! - женщина легко взяла его запястье и тихонько сжала. При этом глаза ее приняли вдохновенное выражение, а тело как-то интимно качнулось к нему.
Он с трудом начал выдавливать слова, которые, по сути, были уже не важны, так как главное решилось. И было это понятно по тому, что женщина продолжала держать его за руку, ласково улыбаясь, по тому, что первый заказчик заметно выпрямился, а Лицо безразлично глядело в окно, стряхивая пепел с сигары на пол и думая уже о чем-то другом.
За все это время Игорь ни разу не вспомнил про Лику, и только сейчас мельком заметил, что она неподвижно стоит в углу, словно светлая тень. Он подумал о том, что даже не представил ее гостям, а те и не поинтересовались вовсе. Значит, так было нужно. В конце концов, он привык, что она никогда не требовала внимания. Может быть, ей так было лучше, кто ее там разберет! И нечего об этом думать. Гораздо важнее были его пять картин, открывающие ему сейчас дорогу в будущее; и эта женщина в черном, с болтающимся мобильным телефоном, который казался Игорь каким-то космическим символом; и обремененное богатством Лицо, ничего не понимающее в живописи, но без покровительства, которого нечего было и думать о том, чтобы стать услышанным в этом мире. И даже первый заказчик, оказавшийся просто мелким «шестеркой», тоже был сейчас важен, потому что, безусловно, занимал свою клеточку на этой шахматной доске, на которой следующих ход был за Игорем.
Он едва почувствовал, как Лика тронула его за рукав. Несколько секунд он глядел на нее бессмысленно и тупо, как будто видел в первый раз.
n Я пойду, - тихо сказала она уже одетая в серое свое пальто.
n Да, да, - Игорь быстро хлопнул ее по руке, - Иди, завтра созвонимся.
Лика слегка наклонила голову и пошла к двери.
«Обиделась, должно быть. А может, и нет. Да, впрочем, неважно!», подумал он, но на всякий случай крикнул вдогонку: «Спасибо!». Тонкая рука в перчатке у входной двери поднялась, махнула и исчезла.
Лика вышла на улицу. Было холодно и сухо. День заканчивался. Она пошла в церковь, в которую ходила всегда. История с Игорем была закончена, ее миссия была выполнена, и теперь она должна была отчитаться за свою работу.
В церкви она долго стояла перед иконой Спасителя, пока та не закрылась, и ее не попросили выйти. Но Лика успела донести все, что хотела, а даже если бы и не успела, это бы все равно узналось. Стоя перед иконой, она в который раз испытала огромное счастье, потому что еще до того, как женщина за прилавком приказала ей выйти, она услышала тихое и только ей одной слышное: «Иди, Ангел!».
Обычно, за некоторое время она уже знала, с кем и когда ей предстоит встретиться. Иногда она, правда, пробовала выбрать сама, как там, у помоечного контейнера, но у нее никогда не получалось, потому что где-то в другом месте уже было все предопределено. Она огорчалась, но ненадолго.
Сейчас, идя по улице, она только просила, чтобы художник Игорь Камов продолжал служить своему таланту и творчеству, не возомнил и не стал обычным циничным стяжателем, каковыми, к сожалению, стали некоторые ее предыдущие подопечные. Но, впрочем, что с ним будет потом ей было неведомо, и дальше уже была не ее работа...
1995 г.