Ох, уж эти взрослые!
Жила-была я. Была я, сколько себя помню, а вот жить стала недавно.
Когда родилась, первое, что закричала, прочищая легкие: «Дай-дай-дай!»
И ведь, что интересно, сразу дали…
Приложили к маминой груди.
Начала осматриваться – все такое незнакомое и белое.
Потом меня мыли, куда-то тащили, во что-то заворачивали. В общем, издевались, как могли.
Единственное, что утешало, постоянно давали пить теплое мамино молоко.
То есть, давать-то давали, но пить я должна была сама. Нелегкое, скажу вам дело.
А взрослые постоянно смотрели на меня, улыбались. Особенно мне нравилось, как смотрела на меня мама. Она улыбалась и говорила мне: «Дашенька, моя птичка-синичка».
Через пару дней завернули меня особенно тщательно. Было неудобно, но я терпела, чтобы не расстроить маму. За это время я поняла, что эти взрослые очень чувствительные. Стоило мне только намекнуть на то, что что-то не нравится, они начинали суетиться, пытаясь мне угодить. А если я начинала плакать, очень расстраивались.
Принесли меня домой.
Неплохая квартирка и обставлена со вкусом. Только кроватка с решеткой мне не очень понравилась. И что себе думают эти родители? Я ребенок или зэк какой-то?
Бабушка постоянно была рядом, брала меня на руки, все время волновалась.
И дедушка был на подхвате: то пеленки погладит, то песенку споет.
Нет, ну, представляете себе, стоит такой крупненький и толстенький мужчина, бывший милиционер. И вдруг начинает петь детскую песенку.
Смех, да и только.
Кстати, пел он неплохо, не оперный певец, конечно, но старался, как мог.
Чтобы привыкнуть к моим родственникам, пришлось смотреть во все глаза.
Когда мама кормила меня, я глядела на нее очень серьезно, чтобы понять, о чем она думает. Ну, и мысли у нее, скажу я вам. Нет, чтобы сосредоточиться на ребенке, то есть на мне, а она все о папе, да о папе. И эти мужчины еще жалуются, что после рождения ребенка жена мало о них думает. И кто из нас настоящий ребенок?
Деда изучала, когда он носил меня на руках. Причем он хотел, чтобы я побыстрее уснула, а я хотела, чтобы он спел побольше. Поэтому он ходил со мной часами.
Лежать у бабушки на руках мне тоже нравилось. Только мысли ее читать не успевала, их было так много. Она думала обо всем сразу, дать маме чаю, чтобы молоко прибывало, отругать маму, за то, что она меня не так перепеленала и еще много чего. И при этом она бегала по квартире со мной на руках – ей казалось, что я так быстрее усну, да еще на ходу придумывала песенки.
Больше всего мне нравилось, когда меня раздевали, заворачивали в пеленку и укладывали в ванночку с теплой водой и травами. Купали меня втроем. Бабушка держала голову, мама мыла животик, дедушка опять был на подхвате, а я сосала пеленку.
Взрослые улыбались, а я все равно оставалась серьезной, чего веселиться, дело такое важное – на вкус определить какие травы дед заварил, в какой пропорции, не перепутал ли. Если отвар был слишком крепким, я делала такое лицо, как будто только что съела лимон.
Самым смешным было очень серьезное отношение взрослых к процессу моего купания. Вот я и не удержалась, улыбнулась.
А взрослые подумали, что это мне так приятно мыться. Даже мой дедушка с милицейским прошлым прослезился.
Ох, уж эти взрослые!