РЕИНКАРНАЦИЯ
Плотные, дымные массы, торопливо толкаясь, продвигались к выходу. Пахло воблой, загашенными «бычками», пролитым пивом и скандалом. В кафе был полный аншлаг, но каждый пил «про своё» спеша надербулызгаться и отключиться от общего гвалта.
А двое сидя за липким столом, по которому неторопливо бродили мухи, продолжали разговор.
- Хорошо на чёрный хлеб, красной икры да с белым вином!
- А водочки студёной под хрустящий грибочек?
- Ушици с янтарным жирком с костерца.
- Или наоборот шампанского из серебреного ведёрка с сыром «камамбер».
- Да на природе, в день теплый, но не жаркий!
- И у водички.
Замолчали. Вдруг померещилось им:
Большой дом с розовыми колоннами и зелёная лужайка перед ним. Прозрачный пруд с лиловыми кувшинками. Дамы в прогулочных платьях с кружевными зонтиками. Джентльмены в костюмах для пикника. Жёлтое солнце на синем небе. Серые в яблоках лошади и завтрак на траве. Дразнящие запахи закусок и лёгкие ароматы изысканных вин. Пение под гитару:
Аксельбанты, эполеты
Я в имение на лето
Ах, Елена, душка где ты
И парадные портрэты
Пардон мадам… Ах оставьте, ах оставьте… А не желаете ли партию господа!
Дети в соломенных шляпках. Бадминтон. Воланчик, беленький с одним чёрным пёрышком…
-Ноги - резко скомандовала уборщица в засаленном, буром халате, и уверенно сунула под их стол свою швабру.
-Ну, за всё хорошее - сказал один. И они подняли мутные, гранёные стаканы, наполненные коричневой «бормотухой» и выпили. Без закуски.
РАЗГОВОР С БОГОМ
Человек хочет, а Бог может, подумал как-то я и обратился прямо к нему. Человек, говорю я, прости Господи не плохой, зла никому не делаю, в неположенных местах не распиваю, за буи не заплываю, вполне можно сказать положительный тип. Ну да ты сам знаешь. А, несмотря на такие мои явные достоинства счастья в жизни нет, как нет. То бьёт меня она, то волочит. А я всё же, как бы верую. Рассчитываю всё же, на ответные действия с твоей стороны. Давай так: я себя и дальше буду вести прилично, а ты уж сделай труд, проявись как-то. Всё-таки для общей стимуляции хотелось бы материальных доказательств. Можно в иностранной валюте.
- А просто верить, без доказательств, никак? – спрашивает меня Бог моим же внутренним голосом.
- Нет, ну я, конечно, попробую, но всё же иной раз сомнения берут, – отвечаю.
Уж вроде я ли не стараюсь. И плюю, понимаешь, в урны и по газонам не хожу. В общем, на пределе возможностей функционирую. Можно всё же поощрить такую редкую непорочность.
- Да пошёл бы ты к чёрту с такими претензиями – довольно грубо оборвал меня Бог.
И всё. Замолчал. А я вот теперь думаю: что он этим хотел сказать?
О ДУШЕ
Все мы живём в одиночных камерах собственных тел. Наши души замкнуты в непрочные, но требовательные оболочки. Только на первый взгляд уязвимые и беспомощные они на протяжении наших жизней успешно диктуют свои условия. Им нужно есть, спать. Они боятся и желают. И мы уступаем им, уступаем, уступаем…
MEMENTO MORI
Очень многие стремятся обустроиться в этой жизни как можно лучше. Чтоб удобней было, легче. Чтоб пройти, а ещё лучше проехать свой жизненный путь плавно, без лишних толчков, а тем паче катаклизмов. И вокруг желательно красивые вещи, и приятные виды.
Передвигаться так конечно комфортней, но ведь и дорога тогда покажется короче!
Ну, когда всё мягко и удобно - расслабился, откинулся и… не заметил, как приехал.
Поэтому я не стремлюсь. Пусть по ухабам, пусть пешком. И виды пусть разные и вещи всякие. Что попадётся, то и ладно. Все там будем, все дойдём или доедем. Лично я не тороплюсь. Пусть ноги стопчу и рассыплюсь весь по мере продвижения. Уж добраться до конца, совсем исчерпанным, что б сил не осталось.
А то здоровый, розовый, денег полно, на машине… А уже всё. Приехали. Обидно.
И ещё… ad vocem в смысле:
Смерть во сне традиционно считается самой сносной. Общепринятое мнение – мол, тут есть чему позавидовать. Всем когда-то умирать, так что на себя невольно примеряешь.
А чего в ней хорошего, в смерти во сне? Ни поспорить, ни возразить. Там: «зайдите позже» или «давай в другой раз», или «а может как-нибудь без меня, пока что перебьётесь». Да в конце-концов: «пошла вон косая».
Спорить с ней, безусловно, больно и трудно и шансов выиграть спор небогато, да ведь всё же какие-никакие имеются!
А тут уснул и всё – баста. А тебя может и спрашивали, может интересовались, «оттуда» ;
Но ты спал.
И уже не проснулся.
ПОЕДИНОК
Чередуя изящные фехтовальные выпады с грубыми лобовыми ударами, сочетая в оригинальных комбинациях разнообразные тактические приёмы, то отступая, то наступая, заманивая жертву в хитроумные ловушки, сбивая с толку, казалось бы, нелогичными ходами, почти никогда не повторяясь, Смерть, наконец, загнала Тело в угол.
Тело защищалось изощрённо, ожесточённо цепляясь за любую, самую незначительную возможность для противодействия.
Душа, отлетев от Тела чуть в сторону и вверх, не без любопытства ожидала кульминации.
Всё-таки ужасно интересно: КАК это всё произойдёт?
ПРИВЫЧКА ХОРОНИТЬ
Вид смерти как таковой меня не смущает,
но смущает и угнетает бессмысленная суета
коей окружают её оставшиеся в живых.
Сальвадор Дали
Да, в общем-то, всё как обычно. Покойник внезапный (а какие они ещё бывают?) гроб, транспорт, расчёты денежные. Сырое дерево, такое же тяжелое, как хвойный запах венков, бронзовой краски и формалина. Вдруг появившееся, ощущение неустойчивости. Какие-то люди, неприкаянные, вперемежку с незнакомыми родственниками и чужими бабушками, наоборот поражающими своей деловитостью. Гроб с усопшим, каким-то чудом, вписанный во все лестничные площадки, пролёты, марши. Ну конечно их же для живых проектировали шустрых и деятельных. Мёртвым на них тесно.
На кладбище батюшка скороговоркой читающий отходную. Отпевание под жизнерадостную переливную трель мобильных телефонов. Провожать никто из провожающих толком не умеет, священнослужитель то и дело поясняет торопливо скорбящим: как свечи держать, чего делать, где отойти, где помолчать. Женщины, пытаясь скрыть стеснение, сбиваются в стайки, мужчины курят в стороне, усыпав в итоге окурками добрую площадку прямо перед кладбищенской церковкой.
Землекопы, лихо, молодецки засыпающие гроб. Молодые люди, скачущие по «чужим» могилам, с целью успеть бросить традиционную горсть земли в «свою», в смысле принадлежащую теперь «нашему» покойнику.
Ну нет у нас привычки хоронить, да и не дай Бог выработать такую. Но всё же, всё же…
На поминках пили за «царствие небесное», за «вечная память», за «все там будем». И уж ближе к концу за «он тоже любил выпить». Некоторые на брудершафт. Ложка в руках как чужая. Чего с ней делать?
Горе как то само-собой сползло к печали, печаль, минуя промежуточные стадии по бурным водочным волнам, успешно приплыла к почти веселью. Нервному, но тем не менее.
Похоронили, слава Богу. Полегчало даже как-то.
Нет у нас привычки хоронить, да и не дай Бог выработать такую.
Но всё же, всё же…
ЗА БЫТИЕ!
А надысь мужики, с Евгением Палычем случилась неприятность. Даже, я бы сказал, несчастье сделалось.
Да что там! – помер он! Сыграл в ящик. В каковой его и уложили.
Лежит себе значит, Евгений Палыч в гробЕ. Вокруг родственники безутешные, товарищи скорбящие, прочий любознательный народ. Цветы там, рыдания и, даже, небольшая истерика у вдовы.
Несмотря на то, что неделю тому она же сама подала с Евгений Палычем на развод.
Хотя может ей обидно стало: мол, не успела эту подлянку супругу, при жизни ввернуть. Ну и… баба же – истерика.
Смерть – дело житейское: отплакались, отвздыхались, отохались, отвсетамбуделись…
Забили крышку на гроб и повезли Евгения Палыча на погост.
Автобус такой – жёлтый, с чёрной полоской. Солидный. Ухабы, колдобины…
Привезли значится. Там уже оркестр с печальной мелодией, краткая, жалостливая речь сослуживцев, венков навалом. Одних гвоздик может, на две зарплаты покойника.
Опустили домовину в могилку, засыпали и поминать рванули. Добрые такие поминки выдались. Палыч сам это дело любил, так что и мы себе не отказали.
А на кладбище остался одинокий, сиротливый холмик погребённый под цветами и лентами. Ну и Евгений Палыч, естественно, погребённый под холмиком.
Лежит себе там и лежит.
А хотя может уже и не Палыч, может это только оболочка его осталась. А сам он, возможное дело, в эфире каком-нибудь носиться… Может вот теперь над нашей пивной пролетает и шлёт всем пламенный, хотя и потусторонний привет… Сетует, небось, что вот, дескать: не удастся нынче с мужиками пивка дербулызнуть. Он , сами в курсе, такой Евгений Палыч был…Или есть…
Тут ведь вопрос тёмный – философический… Хотя, конечно, его, Палыча, концентрация в общем пространстве незначительна, всё ж не Эйнштейн какой, (тут: надо признать, родители ему с национальностью подкачали) но она, концентрация, всё же может есть. Градус, конечно, наверняка не тот, уж очень разбавлено, но что-нибудь да имеется. Возможно, даже в этой кружке пива пару атомов затерялось…
Ну, Палыч, царствие тебе, как говорится небесное, и что бы всё пухом, а заботы теперь, чего уж – прахом!
……
А я это… пойду отолью..??? …
С философической точки зрения может выпущу, некоторую часть Палыча наружу – в прямой эфир, тыкскать.
Ну а чего? Очень может быть.
ПОЛОСЫ.
Порою, пойдёт в жизни такая полоса - куда ни кинь кругом клин. В тар-та-ра-ры, к чертям собачьим, раздрай, суета и верчение. Из рук вон, хоть волком вой. Мир враждебный, народ недобрый. Нигде тебя не ждут, да и сам ты мрачен и нелюдим… И всё как-то волоком, исключительно «с толкача», продираясь сквозь нечто и несуществующее вовсе.
Частенько тогда приходят мысли о смерти и страшно делается. Глупо, нелепо… и страшно умереть.
А случается: хорошо на душе, спокойно на сердце, ладится-клеется, срастается. Люди сплошь светлые, тебе рады и ты им рад. Настроение такое чудесное, такое доброжелательное! Просто хочется перед кем-нибудь извиниться. Тебя поддержали, ты кому-то помог. Всё вроде «в лёт», само-собой. Короче «всё на мазИ». Удалась жизнь!
В такие дни, нет-нет, грешным делом, подумаешь: да теперь и умереть не страшно!
Но иногда… Да какой «иногда»!- изредка. Да что там «изредка»! – раза два-три может только выпадало…
Это сразу и не расскажешь… Тут надо что б всё правильно. Никого не обидел, нигде «не запорол». И тогда вдруг: озарение, согласие и умиротворённость. Паришь над бытом словно ангел, едва этого, внизу текущего, касаясь. Так только: поправить по мере надобности. Хочется всех обнять, говорить глупости… Смотреть на звёзды, читать книжки, те после которых с собственной писаниной легко завязать без всяких сожалений. А зачем? И так всё понятно.
В такие моменты, наверное, знаешь: нету смерти. Несуществует!
Сменяют эти полосы друг-друга, две первые: чёрная-белая, часто, а третья – многоцветная, как подарок редкостный.
На которой из них, всё кончится…
Или НЕ ВСЁ?
ТАМ
По верхам трав пробежался лёгкий ветерок. Недолгий дождик сбрызнул, усыпанную цветами землю, и тут же выглянуло солнце, подсушивая её своими тёплыми лучами. Над полем зависло пряное марево.
-Ты откуда?
- Оттуда. От души побродил. Потом сквозь атмосферу и сюда. С циклоном. Из Южной Америки.
-А я грунтовыми водами. Морями, ручейками… И вот, просочился.
- А я…
- О господи! Кто это? Напугал.
- Да это я, в траве. С соком проник. Здесь я вам доложу, прямо божья благодать!
- А то. Но в траве, всё время, скучно. Надо и с воздухом поноситься и туда, повыше забраться.
- Звёздной пылью тоже неплохо.
- А раньше ты кем был?
- Папой римским. Пием двенадцатым. Слыхал?
- Не. Я неграмотное было.
- Алё, в траве! А ты кем мучался?
- Главбух. Челябинскспецстрой. За растрату загремел. На Колыму… там и преставился.
Шорох, шепот, шуршание и два горячих тела упали в полевые цветы. Чмоканье и объятья. Капли жаркого пота на лепестках. Вздохи, учащенное дыхание. И облегчённые выдохи.
- Ты меня любишь?
- Конечно.
- Так хорошо, что можно умереть.
- Не говори так.
- Ты боишься смерти?
- Сейчас нет.
- А вообще?
- Не знаю.
Где-то там , в ультрамариновой дали, за гранью понимания, среди сине-зелёных, бледно-лиловых и красно-фиолетовых звёзд Солнце продолжило свой вечный путь. Вильнула хвостом комета. Сверкнул астероидный пояс. Чуть ниже, на борту Международной Космической Станции её обитатели завершили запланированные работы. В лайнере гражданской авиации, пролетающем над Монголией, симпатичная стюардесса, предложила пассажирам прохладительные напитки. И наверняка с какого-нибудь, ну скажем, лондонского кладбища по маршруту Сыра-Земля - Божья Благодать воспарила чья-то душа и… растворилась в бессмертной бесконечности.