Для Ларисы Павловны Розовой настала пора хоронить мужа. Сейчас ее больше всего волновал вопрос как сделать это событие необратимым, ибо прошедшая эпоха замужества не оставила после себя никаких радостных воспоминаний. От супруга она зависела через пресловутую жилплощадь: сама она была родом из Кувакино и квартиры в этом большом городе не имела, и уходить ей было абсолютно некуда. Еще от мужа у Ларочки родился сынок Ильюша, которому сейчас исполнилось четыре года.
Будущее уже было полностью решено, многократно взвешено и перевзвешено. Уже имелся очень солидный кандидат в новые мужья, имеющий все необходимые атрибуты материального успеха среднего уровня, имелась новая квартира и новая работа. Короче, ожидалось тотальное обновление всех сторон Ларочкиной жизни. Ильюшку Лара собиралась отдать на воспитание родителям и сестре покойного, чему те были рады. Дело в том, что своего сына Лариса не любила ибо он уж очень походил на нелюбимого ею мужа и теперь он превратился для нее в досадную памятку о прожитых годах.
Покойный муж Ларисы Павловны был человеком уж очень мечтательным. Все свободное время он проводил либо за мудреными философскими книгами, одни названия которых говорили о такой заумности, что Ларису Павловну начинало нестерпимо тошнить, либо писал непонятные рассказы про замогильное существование. Рассказы эти, разумеется, кроме автора никто не читал, даже сама Лариса Павловна. Еще у покойника была масса соображений по переустройству жизни на Руси, которые он отражал в бесконечных статьях и схемах, набивающих тугие папки в его письменном столе и собирающих на себя невообразимую массу пыли. За вечерним чаем он часами вещал супруге, что живем мы неправильно, что надо менять сами принципы жизни нации, что надо возвращать к жизни цели и идеалы, прочно забытые аж с Рюриковских времен и умело соединять их с существующим уровнем развития науки и техники.
Речи эти, разумеется, влетая в одно розовенькое ухо Ларисы Павловны тут же покидали ее сознание через другое. Какие тут могут быть глобальные мысли, если за квартиру не плачено, а в холодильнике - хоть шаром покати! Смех да грех один! За свою недолгую жизнь он успел поработать больше чем на двадцати работах, но нигде не добился успеха и отовсюду приносил домой считанные гроши, притом сам как будто и не замечал этого. Работы же он менял просто ради интереса, для получения жизненного опыта и для дальнейшего распространения идей, как говорил он сам. От такого муженька, разумеется, по всем правилам следовало бежать без оглядки, уж лучше жить одной в грязном общежитии, чем каждый вечер выслушивать такие тяжелые бредни.
Однако у Ларисы Павловны еще оставалось что-то вроде чувства благодарности по отношению к супругу, ведь если бы не он - то не видать ей Питера как своих ягодиц. И с новым женихом ее тоже, кстати говоря, познакомил мертвый муж, правда сделал он это совершенно случайно, демонстрируя того в качестве примера “маленького человека”. Что в новом женихе маленького, она, сказать по совести, до сих пор так и не поняла - рост почти два метра, вес под сотню, а неприличные места - так те вообще ой-йой-йой. Но это уже к делу не относится.
Потом муж внезапно впал в тоску и стал откровенно хандрить. Сперва он просто часами не выходил из своей комнаты, потом взялся за алкоголь. Будучи пьяным он принимался ходить кругами по всей квартире и по много раз приговаривать: “- Меня не понимают! В этой жизни никто не понимает! Но ведь я говорю по-русски и для русских!” Уставшей Ларисе Павловне приходилось срочно звонить подруге и всеми мыслями уходить в телефонный разговор.
Потом тоска перешла в самые настоящие хвори - сперва больные глаза и уши, а потом - непонятная сердечная болезнь. Дело неминуемо шло к развязке, и Лариса Павловна упорно ждала ее свершения, видя в тающем на глазах муже тупую каменную преграду для всей ее дальнейшей жизни. Короче, когда она случайно обнаружила, что в любимом кресле мужа сидит обескровленное холодное тело, сердце ее подпрыгнуло до облаков, а разум отказывался верить такому счастью. Вскоре прибыла труповозная машина и навсегда очистила жизнь Ларисоньки от этого мутного человека.
Оставшись наедине с сыном Лариса впервые в жизни закурила сигарету и громко закашлялась сухим кашлем первой затяжки.
- А где наш папа? - спросил Ильюшка, которого она заметила только сейчас.
- Все, нет его, он умер, - твердо и решительно произнесла она, ибо прекрасно знала всю бесполезность баек про длительные командировки и поездки к дальним родственникам, к тому же она не настолько любила своего сына, чтобы щадить его неокрепшую детскую психику, - Ты пока поживешь у бабушки с дедушкой, а там будет видно.
Тон разговора Ларочки был отнюдь не материнским, он скорее походил на тон младшего командира, объясняющего солдатам тактическую обстановку. Однако Ильюшеньку это ничуть не смутило:
- Так надо искать папу! Надо найти его и вернуть обратно! - сказал он матери на полнейшем серьезе. Он, пожалуй, был единственным человеком на всей земле, любившим покойного.
- Ха-ха-ха! - совершенно искренне засмеялась Лариса Павловна, - Глупенький ты еще, самых простых вещей не понимаешь! Где ты его найдешь?! Оттуда еще никто и никогда не приходил, и никто там найти никого не может! Нет его и уже никогда не будет!
- А я все равно найду! - отчетливо выговорил Ильюшка голосом упрямого ребенка, спорить с которым абсолютно бесполезно.
- Ну ищи... - развела руками мамаша.
Однако разговор с сыном заронил в ее душу волнения, непонятные даже для нее самой. А мало ли что?! Честно говоря, даже теоретически зная о необратимости смерти, при встрече с ней на практике могут возникнуть некоторые сомнения. А тут строится новая жизнь, обязательным условием для созидания которой является полное уничтожение жизни старой. Короче, всю последующую неделю Лариса Павловна решила потратить на доказательство для самой себя необратимости смерти супруга.
Для начала она выволокла пачки опусов покойного к расположенной во дворе помойке. Попотеть пришлось изрядно, все собрание сочинений по весу тянуло килограммов на сто, а жених сегодня оказался как на грех занят, привлекать же для этой работы соседей очень не хотелось. Зато когда по кипам плотно исписанной бумаги заплясали веселые язычки пламени, радости Ларочки не было предела. Она распустила волосы и задрав до пупа юбку принялась исполнять вокруг костра непонятный ведьмовской танец, издавая при этом истошные вопли. Мысли нелюбимого человека быстро переходили в свет и тепло, оставляя после себя лишь клубы дыма. Потом обжигая пальцы и подпаливая непомерно длинные волосы Лара ворошила бумажные кипы и в экстазе прыгала прямо через костер. К счастью было три часа ночи и этого перформанса, устроенного солидной деловой женщиной, никто так и не увидел.
Утром измазанная с ног до головы пеплом и сажей Ларочка вернулась в свою квартиру. Нутро ее раздирал дикий, непонятно чем вызванный смех, от которого на лестничной площадке даже дребезжали стекла.
- Илья! Ильюша! - еле сдерживая зверский хохот произнесла она, - Ильюшенька!
Никто не отозвался. Мальчика не было ни в комнатах, ни в ванной, ни в кухне. Пришлось позвонить свекру со свекровью (их Лариса Павловна на дух не переносила). Нет, сына они не забирали...
Пошла в милицию, составила заявление, приняла дома следователя. “ -Ничего, немножко погуляет и сам домой явится, а не явится - так приведем, будьте спокойны”, - заверил тот. Но на предмет пропажи Илюши Лариса и так была предельно спокойна, ибо ее сейчас волновали совсем другие вопросы, занимавшие в ее сознании куда как более значимое место. Из-за столь однобокой настройки сознания она даже не смогла удивиться столь странному исчезновению ребенка из наглухо запертой квартиры, открыть которую сам он вряд ли бы смог, а следов присутствия посторонних в жилище Розовых, разумеется, не было.
Однако настала пора переходить к более актуальным задачам. Ларисе Павловне удалось добиться проведения вскрытия тела покойника, а через знакомых нового жениха она даже выхлопотала и разрешение собственного присутствия на этом медицинском мероприятии.
- Да зачем Вам это надо?! - удивлялся патологоанатом, - Вы ведь женщина, все-таки, неужели хочется видеть такое?!
- Может он перед смертью из жадности фамильные ценности проглотил, набор золотых ложек и кольцо с изумрудом, чтобы как собака на сене - не себе не родным.
- Ну так скажите, мы Вам вернем.
- А может я Вашим санитарам не доверяю, ведь Вы же вряд ли сможете ручаться, что среди них нет жуликов!
- М-да, - промолвил доктор и присутствие разрешил.
Голым, бледным и жалким лежал на мраморном столе Ярослав Васильевич Розов. Его закрытые глаза были навеки безучастны ко всему и не отреагировали даже на прикосновение здоровенного прозекторского ножа к опустевшей плоти.
За работой санитаров вдова наблюдала с видимым удовольствием. Особенно ей понравился момент, когда дюжий санитар ухватился за мертвый язык и разом выдрал из распоротого тела всю требуху, вмещавшую когда-то жизнь Ярослава Васильевича. Все, теперь нутро покойного лежало отдельно от оболочки и никогда уже не могло к ней прирасти. Загудела пила и с гадким запахом срезала верхушку черепа, похожую ни то на каску ни то на головной убор ватиканских кардиналов. Обнажились извилины мозга, того самого, который оставил после себя больше сотни килограммов разнообразнейших сочинений. До чего же на самом деле все просто!
Пришел врач и принялся взвешивать, резать и тщательно рассматривать все внутренности. В одно мгновение он успел пошинковать печень, почки, селезенку, легкие (на разрезе они очень походили на нижнюю поверхность гриба - маховика) и даже... мозг! Однако успокоение к Ларисе Павловне пришло лишь тогда, когда ножик коснулся сердца покойного и резво рассек его на две половинки. Нет, такое сердце уже никогда не забьется! Точка! Капут!
- Вы зачем меня обманули? - внезапно услышала она непонятный вопрос.
- Как обманула? - опешила Лариса.
- Ну насчет ложек... - деловито сказал врач, ковыряясь в ворохе кишок.
- А, я наверное их в другое место перепрятала и забыла, - покраснев вымолвила Лариса, - Теперь вспомнила!
Доктор, видавший за свою долгую патологоанатомическую деятельность психозы и похлещи этого, ничего не ответил.
Наконец внутренности были кое-как засунуты обратно в брюхо, при этом мозг оказался натянут на печень, а сердце сместилось в область заднего прохода. Здоровенный санитар принялся зашивать его при помощи громадной иглы и веревки. Делал он это так, словно зашнуровал ботинок. В этот момент мертвое тело и в самом деле казалось уже не Ярославом Васильевичем, а старым ботинком, предназначенным на выброс и набитым всяким мусором и пищевыми отходами (чтоб места в поганом ведре меньше занимали).
- Когда похороны? - поинтересовался доктор.
- Завтра.
Дома все было по-прежнему, известий о судьбе Илюши не было никаких. Лариса Павловна как настоящая мамаша позвонила в милицию и изобразила в своем голосе крайнее волнение и озабоченность судьбой пропавшего сына. в итоге она получила потрясающий своей лаконичностью ответ: “- Ищем!”, на чем и успокоилась. Теперь надо было искать связи в крематории, что было делом не таким уж и сложным - заместитель директора этого предприятия был ее соседом по лестничной площадке. Все было обговорено и организовано за четыре с половиной часа.
Поездки от морга до крематория Лариса не запомнила ибо уж очень волновалась от предчувствия грядущего мероприятия. В “приемном покое” большого серого здания с чадящими трубами она покинула “деревянную рубашку” с телом супруга и отправилась вслед за подошедшим к ней кочегаром. С мелкой дрожью в коленках Лариса Павловна спустилась в святая святых этого заведения, где до нее еще никогда не ступала нога постороннего человека. Здешний люд свято соблюдал неписаные законы своего ремесла и хранил цеховые тайны даже лучше, чем какой-нибудь генерал ФСБ хранит тайны своей конторы. Однако сегодня было сделано первое исключение из всех писанных и неписаных правил, хотя с Ларисы и было взято строжайшее слово о неразглашении всего увиденного здесь. Причиной подобной уступчивости жрецов огненного погребения были отнюдь не деньги и даже не знакомство, они просто почувствовали в черной женщине то нечто, что роднит ее с ними. Отказать же родственной душе никто из них не смог.
За кварцевым стеклом бушевало свирепое пламя, рев которого долетал даже до пульта управления. Казалось, что не смотря на свое происхождение из обыкновенного природного газа, огонь здесь все-таки совершенно не такой, как огонь в конфорке домашней газовой плиты, и дай ему волю - в мгновение ока сожрет весь мир, обратив его в яростный рев и жар. К чреву печи гроб подвезли на каталке и два работника одним махом затолкали его в неистовое чрево. Дерево мигом вспыхнуло, слилось с внутренностями печи и перестало существовать.
- Надо воздуха туда немножко подкачать, - сказал кочегар и повернул краник, - Сейчас главное начнется.
На поддоне горна показалась темная фигура, до сей поры сокрытая под досками дешевого гроба. Секунда - и он сел на своем ложе, вскинув вверх обе руки, словно пламя снова вдуло в него жизнь. В такие моменты испуг приходит гораздо раньше более-менее логичных рассуждений, и Лариса Павловна оглушительно завизжала, да так, что кочегар оказался вынужденным заткнуть себе оба уха. Впрочем, он отреагировал очень быстро и протянул Ларисоньке стакан с водой. Теперь настала пора рациональных объяснений.
- От высокой температуры происходит сжатие мышц, - растолковал он, - Сгибающие мышцы развиты больше разгибающих, вот тело и сгибает, у нас такое происходит почти каждый раз, мы к этому давно уже привыкли.
Огонь трудился над плотью еще целых три часа. Он иссушил воду, которой в наших телах аж шестьдесят процентов, сжег мясо, обуглил кости. Оказывается, все это происходит не так уж и быстро, как кажется некоторым.
- Сжечь покойника - дело достаточно хитрое, - принялся разглагольствовать словоохотливый кочегар, не замечая полное отсутствие намеков на внимание со стороны Ларисы, - Вот, считается, что Гитлер пять миллионов еврейчиков сжег. Брехня! У них бы на столько не хватило ни времени ни топлива, тем более что война шла. Я ради интереса подсчитал, так вышло что всей Германии вместе с оккупированными странами пришлось бы работать только на сжигание евреев! А они там пишут, фильмы всякие снимают!
Лариса Павловна даже головой не кивнула и слова сами собой застыли в воздухе.
Наконец специальная машина вытолкала груду пепла вон. Теперь уже ничего не напоминало о Ярославе Васильевиче и связанных с ним долгих годах Ларисиной жизни, теперь уже его не стало абсолютно точно, на сто процентов. Следующим этапом стала мельница, размоловшая пепел в мельчайший порошок, по своему виду не имеющий ничего общего с человеческими останками, хоть любимый фикус удобряй таким. Этот порошок самым лучшим образом олицетворял то самое превращение в ничто, которое для всех людей и ассоциируется со смертью.
“- Эх, жаль Ильюшку не смогла взять, ему бы интересно было, да и понял бы он навсегда, что есть смерть” - горевала Лариса.
Фасовочная машина затолкала прах в стандартную пластмассовую урну, которую тут же получила на руки Лариса. С ней она и отправилась домой.
Дома Ларочка вытащила на помойку оставшиеся вещи супруга, восновном всякую мелочь, потом сходила в ЗАГС и поставила печать в паспорт. Регистраторша смотрела на Ларису с плохо скрываемой завистью, видать и у самой дома не все в порядке было.
Потом - очередная справка в милиции о ходе поисков Ильи, никаких результатов. Оказалось, что свекор со свекровью принялись искать внука самостоятельно, из своих скудных сбережений наняли частного сыщика и сходили в какую-то парапсихологическую контору. Впрочем, особыми успехами они пока похвастаться тоже не могли, только Ларису за безучастность ругали.
Наступило время заняться прахом. Лара при помощи кухонного ножа легко вскрыла урну и рассыпала порошок под растущие во дворе тополя, саму же оболочку выбросила во все еще тлеющую груду мусора на помойке. Теперь точка на прошлой жизни стала явной и рельефной. Да была ли она на самом деле? Пройдет год, Лариса пойдет к хорошему гипнотизеру, и тот ей прочно внушит, что вся жизнь с Ярославом была всего-навсего сном ее подруги, пересказанным Ларе за рюмкой чая и впоследствии случайно принятым за собственные переживания. Ничего не было и ничего не сохранилось, а за факты собственной биографии при желании можно принять даже виденный в далеком детстве черно-белый художественный фильм.
Следующий день Лариса Павловна отдыхала от произошедших событий и готовилась к последнему действию старой жизни - размену квартиры. С минуты на минуту к ней должен был придти жених, чтобы помочь с оформлением кое-каких бумаг и перевести часть ее вещей на новую квартиру. В этот день Ларочка чувствовала себя этаким младенчиком, только что появившимся на Божий свет и готовым начать жить всю многотрудную жизнь с нуля, с чистого листа. Ощущение первозданной чистоты держало Лару в своих объятьях, и чистота эта имела именно тот новорожденный, который редко кому удается ощутить после долгих лет жизни.
На лестнице послышались шаги и раздался оглушительный звонок в дверь. “- А вот и Жоржик!” - радостно подумала Ларочка, потому что кроме ее нового жениха Жоржика приходить больше было некому. Уверенность была столь абсолютной, что с радостной трелью: “- Сейчас, дорогой, сейчас!” и сладостной улыбкой на лице она схватилась за ручку двери, даже не спросив: “- Кто там?”
За распахнутой дверью стоял... Ильюшка.
- Ильюшенька, дорогой, где ты был! Я так волновалась! Мало того, что папа умер, так еще и ты пропал, мало одного горя - так еще и второе! Иди скорее ко мне, я тебя поцелую, а потом все мне расскажешь, - запричитала она, чтобы скрыть набежавшее волнение, которое доходило уже до страха.
- А я папу нашел! - радостно сказал он своим ребячье - звонким голосом и на площадке появился... Ярослав Васильевич! Тот же взгляд, те же глаза, короче - ни о какой подмене не могло быть и речи, об абсолютном совпадении всевозможных особых и не особых примет тут даже и говорить смешно. Разумеется, было в нем много чего-то нового, но это новое никоим образом не могло принадлежать другому человеку, ибо было совершенно надчеловеческим. Одним словом этот человек мог быть только тем, кем он и был - Ярославом Васильевичем Розовым, вернувшимся оттуда, откуда по упорным слухам еще никто не возвращался, иного мнения на этот счет быть не могло.
- О-о-ох! - пробормотала Лариса Павловна и села на пол. Садясь она хорошо ударилась задним местом об паркет и почувствовала вполне ощутимую боль, значит это не сон. Сознание потеряло способность все понимать на полном серьезе, единственное что донеслось до ее выбитого из колеи разума - это начало Новой Жизни, но совсем не той, о которой мечтала она в столь недавнем прошлом. Нет, Жизнь эта будет полностью непредсказуемой, наполненной невероятнейшими неожиданностями. Короче, пока что все возможные характеристики будущего могли начинаться только с приставки “не-”, как отрицание понятного и обычного в пользу их антиподов.
- Пойдите на кухню, там поесть кое-что есть, небось устали с дороги, - сказала она сжав руками виски, - Руки только помыть не забудьте.
ТОВАРИЩ ХАЛЬГЕН
2004 год.