Новая революция меня

Пин
С бутылками пива, расслабленные и развязные, мы шли втроём по ночи и улице – вдоль бордюров и припаркованных авто. Я, веселясь, перепрыгивал через лужицы, плеская пиво в бутылке – в руке. Фёдор и Илья о чём-то громко говорили, я поддакивал или отнекивался – от ситуации. Однажды мне показалось, что ветер испоганил причёску, не сбавляя шага, оторвал боковое зеркальце у неправильно припаркованной «Волги» и посмотрелся в него на ходу – всё было в порядке.

Я не знал, куда мы шли. Фёдор постоянно говорил о каких-то ночных клубах и барах, но я знал – все зеленоградские бары и клубы закрыты в три часа ночи. Мы вышли к шоссе и я, высоко задрав руку в жесте автостопщика, поймал машину до площади Юности. Втроём сели – парни на заднем сиденье, я – спереди. Фёдор продолжал рассказывать о чём-то неинтересном. Я глотнул пива и захотел наркотиков. Наркотиков у меня – не было. Поэтому, сидя на переднем сиденье авто, потягивая пиво, в эту замечательную ночь бестолкового бабьего лета, на наркотики мне пришлось положить – ***.

До этого, как шли и поехали – у меня дома пили текилу, пиво и водку. У парней не было денег – ни копейки. За алкоголь, такси – за всё! платил – я.

- Радуйтесь, придурки! - сказал им (хотел сказать «радуйтесь, сокурсники!», но сказал почему-то иначе, хотя не хотел) - Обычно у меня нет денег даже на себя! Перед вашими глазами течёт исторический момент, когда я – угощаю! Когда у меня – деньги!

Илья и Фёдор знали меня всего две недели. Мы вместе учимся на журналистов.

Втроём приехали на площадь Юности – где, разумеется, всё было закрыто, доехали до запертого «Ковбоя», оттуда дошли до неживой, тёмной Площади Дискотек.

- Хули! – сказал я парням, и они кивнули. Хотел сказать «Я же говорил, всё закрыто!» - но вышло: «хули!»

Мы приехали ко мне домой и пили водку на кухне. Однокурсники (ассоциация) набрались алкоголя и я (асоциальный) набрался больше – их. До этой пьянки с парнями, я пил ещё с женщинами – с сокурсницами (без ассоциаций, просто – напился «Немироффа» сам и напоил нескольких красивых. Всё в порядке. Секса не было.)

Спорили о фашизме и нацизме, и ещё о – всякой ***не. Все были русскими фашистами и знали много разной хуйни – спор умер не зародившись – все только соглашались. Потом мы ходили по квартире и занимались – кто, чем хочет. Илья – диск жокей, он пытался делать «скрэтчи» на моём проигрывателе пластинок.

- Врубай патефон! Крути шарманку! – орал я идиот, стоя рядом и пил из кружки водку с колой.

Фёдор куда-то пропал на короткое время. Может, ходил просраться – не знаю.

Я сказал Илье, что я идиот и умею делать скрэтчи в «Уинамп» на компьютере. Илья охуел и попросил показать. Я включил песню Гражданской Обороны «Беспонтовый пирожок» и сделал из неё, лёгкими движениями манипулятора типа «мышь», песню «Понтовый пирожок».

- Круто? – спросил.

Илья хмурился и скептически чесал свою польскую бородку. С помощью меня Егор Летов пел: «каждый из нас бэ! … понтовый пирожок!»

Утром я проснулся позже приятелей – ещё пьяный. Весёлые сокурсники разыграли меня – набили сигарету коноплёй и хихикали, когда её курил в уверенности, что курю табак. Очень забавные ребята!

- Мы тебя разыграли! – сказали парни.

- Разыграйте меня ещё раз. Так же. – Ответил.

Травы больше не было, только – табак. Я позвонил ответственному за наркотики, моему поверенному – Камышникову.

- Приходи вечером. Приноси травы.

- Нет у меня травы. Сейчас. Пьёшь?

- Пью.

- Ешь грибы.

- Приноси – съем.

- Я зайду вечером. Нет грибов и денег – нет.

- ***во.

- ***во.

У Камышникова всегда есть трава и грибы – при себе. И таблетки.

Парни сидели за столом и улыбались надо мной. Мне нравились эти парни, они были младше меня, я запросто победил их в армрестлинг ночью…

Всё равно они были очень хорошими.

Потому что – я победил их.

Мне нужно было ехать на встречу с рекламным агентом Екатериной из газеты «41» - но я был пьян. Пошёл в душ, разделся, залез в ванну и включил тёплую воду. Под струями воды, которая падала из душа, стекала по моим длинным красным чёрным волосам, я прислонился лбом к плитке, в которой – все стены ванной комнаты.

Было на всё класть – ***.

*** болтался из низа живота, из чёрных кучерявых волос и был весь мокрый. В воде был – ***.

Я не знал, что буду делать, когда протрезвею. Меня приглашали задёшево работать в разные газеты. На улице наступала – сука осень. Я беспробудно пил уже несколько дней. (Или – недель?) Ни черта не ел. Вокруг меня хвалили за прозу, но ни одна ****ь не печатала и не издавала. Внутри меня рождалась новая революция – был уверен.

Я не хотел трезветь и думать – что делать.

Так и приехал на встречу с рекламным агентом Екатериной из газеты «41». Пьяный, с мокрыми волосами в паху и на голове. Екатерина ****а мне мозг рекламными проектами, в которых должна участвовать, за которые должна платить компания – в которой я работаю.

Я приехал на встречу, где меня разводили на деньги за рекламу. Я знал – что разводят, Екатерина – знала, все – знали! Всё равно – разводила. Это – настоящий цирк!

Я работаю наёмным шутом. Как и вы – все.

Невзначай я спросил у Екатерины:

- Как поживает лучший журналист «41» Курячий?

В завязавшейся беседе рассказал, что знаю всю зеленоградскую прессу, работал когда-то, и хорошо представляю, как делается реклама в этом уёбищном городе. (Реклама делается в этом уёбищном городе – никак. И действует – никак.) Если мой начальник идиот, раз хочет рекламу в Зеленограде – это не значит, что идиот – я. Меня не нужно разводить.

Екатерина расслабилась, избавилась от свойственного всем рекламным агентам пафоса и перешла на «ты». Мы продуктивно и скоро обсудили проекты, за которые компания, чьим наёмным шутом являюсь, отдаст деньги. Екатерина вспомнила мои фельетоны в «Удобной газете» и предложила работать на «41», писать в газету. Я грустно усмехнулся. Екатерина вспомнила, что я – свой и тоже – грустно усмехнулась.

Приехал домой и заперся в сортире. В сортире, на полке – стоял деклофос от тараканов. Я прыснул себе в ноздри – струю из него. Резко и глубоко вдохнул, ухватившись за противоположные стены обеими руками. Кабинка туалета, которая была для меня сейчас всем миром – перевернулась перед глазами несколько раз. Застыла. Вместе с ней застыл и – я.

По бачку унитаза бежал таракан. Я ударил по таракану кулаком и раздавил его.

Всё было – в порядке.