У самого подножья мелового холма. У поворота небольшой речушки, дно которой кажется совсем близко из-за холодной прозрачной, словно горный хрусталь, воды лежит древний как мир валун почти скрытый травами. Словно пограничный столб разделяет он тенистый лесок из старых верб и веселый луг с бойкой, говорливой речкой на порыжевшем меловом ложе. Когда-то, бессчетное число лет назад, угловатый и кряжистый, он был частью непоколебимой скалы на севере. Рожденный из огня в стране холода он был хранителем вечности, пока не потемнело небо и ледники, отправившись странствовать, не сорвали его с насиженного места. Привыкший к спокойному и неторопливому существованию, растянутому на века, он был потрясен волной событий изменивших мир и вместе с тем его жизнь. Ушли ледники, забросив его за тысячи километров от дома. Оставив в одиночестве на дне одного из молодых морей. Старик оказался во власти юнца, но он был терпелив и как никто другой умел ждать. Состарилось и исчезло море, а старику по прежнему в сладкой дреме виделись горные кручи и ущелья. Он никак не мог привыкнуть к одиночеству, к тягучему воздуху, наполненному ароматами трав, кипящей вокруг скоротечной и бессмысленной жизни, и даже к черному, пуховому ложу, на котором он покоился. А потом свыкся. Привык. И однажды,по-новому взглянув на мир, обрел безмятежность.
Угрюмый мыслитель, потертый странствиями рядом со своими братьями стал казаться округлым и добродушным старичком. Он понял простую, но, как оказалось, очень важную вещь. Мир таков, каким ты его хочешь видеть, а изменить его проще, чем кажется. Достаточно всего лишь изменить свое отношение к нему, взглянуть под другим углом, а перемены не заставят себя ожидать. Вокруг ничего не произошло и в тоже время изменилось. Все стало на свои места, словно иначе никогда и не было. По-прежнему неподвижный он нашел радость и покой в движении. Почувствовал себя не равнодушным наблюдателем, а участником окружающей мирской круговерти. Вместе со всеми радовался весенним грозам и первому дождю, со щедростью гостеприимного хозяина давал приют на своей широкой спине, нагретой ласковым солнцем, несчетным поколениям ящериц и насекомых. Теперь он не был одинок, были друзья. Он был не одинок в окружении буйных трав и величавых деревьев, почти без умолку болтавших с ветром о всякой ерунде. Тоска возвращалась все реже, лишь, когда студеными зимами к нему наведывался старый друг, северный ветер. Заставляя трепетать спящие деревья и рассказывая о месте, которое когда-то было домом.
Теперь он был стар и спокоен, стар даже для камня. Со стороны по прежнему кажется гладким и покатым, но вблизи нельзя не заметить тысячи трещенок-морщин изрезавших все его тело, следов неумолимого времени. Оно потрепало тело, но было бессильно задеть счастливую душу. Среди людей говорят, что если у старого человека много мелких морщинок ; значит он часто улыбался и прожил счастливую жизнь. Если это не так, то морщины редкие и глубокие. Состарился древний валун, по прежнему бежит неугомонное время, а детям быстротечной жизни, как и раньше, улыбаются камни, ласково; добродушно; по своему.