6. Туристические заметки.
Все-таки до чего же приятно быть туристом! Новые города и неизведанные дали настойчиво манят со всех сторон; и уже пьянит сладкое ощущение полной свободы от обязанностей перед кем бы то ни было, кроме самого себя – получить как можно больше удовольствия и новых впечатлений.
Такие или примерно такие чувства одолевали меня тем солнечным утром. Поймав недалеко от дома маршрутку, мы втроем ехали теперь в Иерусалим. Максим сосредоточенно ел чипсы, Султан разговорился с шофером. Я же глазела по сторонам, жадно впитывая все увиденное и стараясь запомнить свою первую –«историческую» - поездку в Город Трех Религий. Правда, пока что ничего примечательного за окном не было. Мимо проплывали старые одно- и двухэтажные каменные дома, и лишь изредка пейзаж разнообразили то раскидистая пальма, то разомлевший от солнца продавец в палестинском платке, приютившийся на стуле прямо у входа в свой магазин.
Вдруг впереди на дороге замаячили бетонные блоки, сужающие проезд до ширины одной машины. Слева стояла железная будка, возле которой со скучающим видом болтали трое до зубов вооруженных солдат. Я восторженно повернулась к мужу:
- Султан, это что - уже граница?
- Нет, Лялька, это обычный военный пост.
- Палестинский или израильский?
- Конечно, израильский – у палестинцев же нет армии.
- Тогда значит дальше уже Израиль? – все не унималась я.
Султан мудро улыбнулся и терпеливо пояснил:
- Дальше – все тот-же поселок Рамм, по которому мы едем уже десять минут.
Таким тоном обычно говорят с умными детьми, задающими не по возрасту сложные вопросы.
- А за ним?
- А за ним еще один арабский поселок, Бетханина и потом уже – Иерусалим, арабская часть города.
В это время наша маршрутка беспрепятственно проехала сквозь бетонный «коридор». Справа потянулась колонна машин, едущих в обратном направлении. Они ждали своей очереди.
- А солдаты тогда почему здесь стоят? – Я обернулась и проводила взглядом дежуривших у будки. Дула автоматов уныло смотрели в дорожную пыль.
- Хорошо еще, что просто стоят, а не тормозят всех подряд и трясут документы. Минут на тридцать могли бы тут застрять!
В общем, я так и не поняла, что делает израильский военный пост в Рамме, на дороге между палестинским городом Рамалла и арабской частью Иерусалима. Видимо, ответ находился где-то в плоскости нелюбимой мною политики.
От Рамалла до Иерусалима оказалось всего шестнадцать километров. И вот наша машина остановилась напротив каменной стены.
- Дамасские ворота, один из семи входов в Старый город, - прокоментировал увиденное Султан, первым спускаясь вниз по стертым каменным ступеням к огромным воротам.
Я подняла голову и посмотрела на зубчатую стену, сложенную из массивных камней тысячелетней давности – впечатляет!
- Так это здесь Иисуса распяли?
- Здесь. Внутри Старого города есть церковь, построенная на месте Голгофы. Не знаю, как она называется по-русски. Что-то связанное с гробом или могилой...
- Храм гроба господня, - подсказала я услышанное когда-то по телевизору название. – А стена Плача где?
- И стена там. И мечеть Аль-Акса, исламская реликвия.
- Короче, все основные достопримечательности находятся в старом городе, - подытожила я. – А нас внутрь пустят?
- Куда они денутся! Максим, вперед!
Оказалось, что впускать некому – массивные дубовые ворота были широко распахнуты для всех.
Войдя, мы сразу же очутились в человеческом круговороте. На узких улочках Старого города царило оживленное двустороннее пешеходное движение. Мужчины в бело-черных платках на голове, женщины в балахонах, туристы разных национальностей и гражданств, паломники со всего мира. А по обеим сторонам людского потока, еще больше сужая и без того неширокий проход, теснились витрины, лотки и просто коробки с товаром, выставленные прямо на улицу перед бесчисленными лавочками и магазинами. Здесь можно было купить все, чего душа желает. Правда, многое по особым – туристическим – ценам: от пепси и жаренного мяса, расчитанных на туриста усталого, до икон и дорогой фарфоровой посуды с изображением Иерусалима, дожидающихся богатого туриста. В промежутке между этими «от» и «до» шли еще вышитые палестинские национальные платья, соленые оливки, четки, восточные сладости, обувь, жареные фисташки, игрушки, женское нижнее белье, серебрянные блюда и даже свежее мясо.
Арабы-лавочники, бойко говорящие и торгующие на всех языках мира по-немногу, зорко высматривали «настоящего» покупателя. Впрочем, они не пропускали никого.
- Сувениры, сувениры, покупайте сувениры на родину! – кричал у меня на пути продавец.
- Сколько стоит этот зверь? – спросила я на английском, разглядывая небольшого сидящего верблюда, вырезанного из дерева.
- 50 долларов, только для тебя. Красивый сувенир со Святой земли! Всего 50 долларов и – забирай! – ответил шустрый парень на сносном английском. – Оливковое дерево!
- Сколько? – с удивлением переспросил по-арабски Султан, шедший в толпе следом. - А не много?
«Сувенирщик» бесстыже оскаблился.
- 50 ШЕКЕЛЕЙ. Но для вас – всего за 45, - и глазом не моргнув, тут же «переиграл» он. Цена все еще была непомерно высокой для такой маленькой статуэтки, и все же разница валют – почти в четыре раза. Конечно, в пользу местного наречия мужа. Я отнеслась к этому спокойно: и спрашивала-то только из интереса.
Храм гроба господня удивил меня своей неприметностью снаружи и лабиринтами внутри. Серую каменную церковь со всех сторон стиснули постройки старого города. Но уже на входе запах ладана и прохладный полумрак создавали особый торжественный настрой.
Мы пробыли там около часа. За это время обошли церковь по кругу, рассматривая и фотографируя различные алтари. А потом я выстояла длинную очередь паломников и попала в маленькую часовню, стоящую тут же внутри храма. В ней находился старый отполированный временем и руками молящихся могильный камень. Говорящий по-русски батюшка утверждал, что камень был той самой могильной плитой, из-под которой когда-то воскрес Христос.
Я постояла, глядя на коленопреклоненную и лобызающую камень старушку в платочке и вспоминая свою парализованную бабушку. Подумалось: жаль, что не взяла с собой свечи, чтобы поставить за ее здоровье. Бабушке было бы приятно.
Потом той же узкой улочкой старого города мы прошли к мечети Аль-Акса. По дороге я лихо увернулась от упрямого продавца сувениров, без всяких уговоров сбрасывавшего цену - сразу до тридцати шекелей. Тут ему пришлось с разочарованием узнать, что ни верблюды, ни все остальные серебрянные подсвечники меня в принципе не интересуют.
В мечеть меня, иноверку, не пустили – «Время молитвы!»
- Попозже вернемся, - утешил меня Султан. Я молча согласилась – не ругаться же с ними, в самом деле! Тем более, что всего в нескольких метрах по той же мощеной дороге располагалась еврейская стена Плача.
Туда мы пока и направились.
- Видишь табличку? – показал на потемневшую от времени каменную стену Султан. – Via Dolorosa – путь, по которому Иисуса вели на Голгофу.
А меня и без этих подробностей уже распирало от впечатлений. Я, Ленка, стою посреди легендарного города, которому уже несколько тысяч лет! И те же камни, та же мостовая – да с ума сойти, короче!
К стене Плача нас тоже допустили не сразу. Скучавшие у заграждения вооруженные солдаты потребовали наши документы. И потом долго заполняли что-то в толстом исписанном гроссбухе, лениво переговариваясь между собой. Но даже их равнодушно-надменные взгляды не испортили моего приподнятого туристического настроения.
Стена Плача оказалась именно стеной – высокой, старой, каменной. Кое-где на ней росли кустики: равнодушное время покрывало все не только пылью, но и летающими по ветру семенами. Впрочем, ничего примечательного там больше не оказалось, если не считать уже знакомых мне по аэропорту религиозных евреев, стоявших (а некоторые даже сидели на стульчиках) возле стены и бьющих мелкие и частые поклоны. Никто из них не плакал, но я заметила, как пару человек засунули в щели между большими камнями свернутые бумажки – наверное, записки с желаниями.
Потом мы снова вернулись в мечеть, куда на этот раз попали без труда. Громадный двор после многолюдной узкой улочки старого города показался небольшим отдельным государством, в котором царили мир и покой. Молитва уже закончилась, и верующие в белых молитвенных одеждах неспеша прохаживались между зелеными пихтами и цветущими магнолиями. Я удивленно огляделась по сторонам. Старинные колонны, беседки, фонтаны с питьевой водой, каменные лавки в тени деревьев – вот он, библейский райский сад!
Отдохнув немного в тени и утолив жажду из фонтанчика, мы поднялись по ступенькам на следующий ярус. Посреди громадного двора возвышалась мечеть. Яркая желто-синяя мозаика восточного орнамента опоясывала стены, огромный золотой купол богато блестел на солнце на фоне ярко-синего неба.
- Кубат-иль-Сахра, - сообщил мой гид-муж. – Жовто-блакитна, как ваш флаг. Внутрь пойдем?
- Естественно.
При входе стояли длинные полки с обувью – все раззувались. Мы последовали общему примеру и пошли босиком, мягко проваливаясь на огромном персидском ковре. Под стенами, прямо на ковре, сидели женщины и читали Коран. Внутренние стены, потолок и даже стекла окон здесь тоже украшал орнамент – красно-золотой, поразивший меня формами и переплетениями. Я, как зачарованная, ходила с высоко запрокинутой головой. Даже обидно стало за наш неприметный христианский Храм.
- Султан, здесь так красиво!
- Ты только не кричи, а то нас отсюда выгонят.
Женщины, потревоженные моим громким голосом, недовольно повернулись в нашу сторону.
- Послушай, - я только сейчас обратила внимание, – а где же мужчины?
- Для них есть другая мечеть, Аль-Акса, - внизу, на обратной стороне двора. Она намного старше этой и не такая красочная, зато для мусульман – самая священная. Если хочешь...
Не давая ему договорить, Максим вдруг опустился на ковер и заныл:
- Мама, у меня ножки болят! Максимка хочет мороженое!
- Устал ребенок. – Я взяла его на руки и повернулась к Султану. – На сегодня паломничеств хватит, веди ты нас, папа, лучше к мороженому!
Выйдя на улицу, мы купили мороженое и пошли по дороге к западному Иерусалиму – теперь уже современной еврейской части города.
Никаких барьеров или разделений на дороге не было. И совершенно неожиданно мы очутились на Западе – отнюдь не диком, а очень даже цивилизованном. Здесь были студенты, листающие на газоне свои конспекты, большие полные автобусы, спешащие по привычному маршруту, читающие на лавочках у подъездов мужчины, женщина, выгуливающая собачку на поводке. Меня удивил контраст между девушками в до невозможности коротких юбках (я уже начинала забывать, что такие юбки вообще существуют) и проходящими с ними бок о бок религиозными в черных шляпах и пальто.
Когда мы поравнялись с остановкой, подошел автобус.
- Покатаемся? – вдруг предложил Султан. – Я тебе что-то покажу...
В дороге муж тронул меня за руку.
- А это – дом моего деда, маминого отца, - с грустной улыбкой сказал он, указывая на массивный двухэтажный каменный дом, на крыше которого сохло постельное белье.
Я с любопытством посмотрела на аккуратное каменное строение, представляя, что белье на крыше принадлежит давно умершему дедушке.
- Дом забрали, да – как и землю?
- Угу. Кстати, мы сейчас как раз и проезжаем по земле моих родителей. Там – видишь тот супермаркет? – на этом месте стоял НАШ дом. А весь этот парк плюс еще площадь вокруг, где сейчас настроили «коробок» - была нашей землей. Инжиры, апельсины. Но больше всего, конечно, росло оливковых деревьев. Там, в низине, даже родник бил. Брат Однан рассказывал, как они маленькими возле него птичек ловили...
Муж замолчал. Я смотрела в окно на мелькающие улицы Иерусалима и думала: в Харькове на меня эта история такого впечатления не произвела – почему? Сам Султан родился уже в Рамалле, куда его родители убежали вместе с братьями и бабушкой-дедушкой. А вот интересно, что почувствует свекровь, проезжая мимо родительского дома, где прошли ее детство и юность?
Мое туристическое настроение куда-то испарилось. Стало грустно.