Записки стюардессы

(Моя жена летает стюардессой. Это выдержки из ее записок. Я позволил себе пометить их на своей страничке)


Записки стюардессы

Светлана Скрипникова
****

- Какой напиток вы предпочитаете, мэм? –

Я обслуживаю пассажиров предпоследнего ряда. До посадки в Ричмонде, штат Вирджиния, еще, примерно, час двадцать минут. Сейчас всех обслужу, соберу пустые стаканчики и можно будет сесть на выдвинутый из ниши буфета контейнер с соками. Дверца контейнера находится сбоку, поэтому можно смело стелить свернутое вчетверо одеяло и садиться сверху.

Конечно, можно сидеть, как положено – на маленьком откидном кресле напротив салона, но тогда пятьдесят пассажиров будут глазеть на тебя весь оставшийся полет. А так, тихонечко, в уголочке, в своем закутке за перегородкой – можно журнальчик читать.

- Мне кофе, пожалуйста, - отвечает на мой вопрос женщина в предпоследнем ряду.

Наливаю кофе в пенопластовый стаканчик, ставлю на столик перед ней.

Перевожу взгляд на сидящую рядом сухопарую даму с интеллигентным лицом.

- Желаете что-нибудь пить? –

Она, показывая глазами на переднюю часть салона, неожиданно спрашивает:

- А это что, КГБ вас дожидается? –

Недоуменно поворачиваю голову и, о Господи!

Двое стоят в узком проходе между рядами – мужчина впереди, женщина за ним. Ну да, я видела их, они сидели в третьем ряду слева. Мужчина в длинном темном пальто с поднятым воротником и в широкополой шляпе (действительно, типичный агент КГБ из американского боевика), и полная молодая женщина, сидела с краю. Теперь они, почему-то, стоят, перегораживая проход. Чувствую, как кровь приливает к лицу и слабость в коленях.

Машинально нажимаю ногой тормоз тележки с напитками и почти бегу навстречу этим двоим.
 
- Вы что-то хотели, сэр? – обращаюсь к мужчине в пальто.

- Хотел пройти в туалет, жду, когда вы закончите обслуживать и освободите проход. –

- А я жду, пока он сходит в туалет и сядет на свое место у окна, - виновато выглядывая из-за широкополой шляпы, объясняет женщина.

«Идиот!» - с чувством говорю я про себя. Ведь все равно тебе придется сесть, когда я тележку свою потащу обратно.

- Почему бы вам пока не сесть, сэр? – это я уже вслух широкополому, - Тогда я смогу пройти здесь с тележкой и освободить вам проход. –

Недовольно возвращается на свое место у окна, за ним с трудом протискивается женщина.

Я дрожащими руками заканчиваю раздачу напитков. Тяну тележку по проходу в нос самолета. Раскладываю оставшиеся стаканчики и салфетки, и боковым зрением слежу за тем, в шляпе. Он встает и, дождавшись, пока соседка опять мучительно извлечет себя из кресла, почти бегом несется в заднюю часть салона, где находится туалет.

Мне всегда страшно, когда кто-то встает – просто так, чтобы размять ноги. А бывает, что пассажир не знает, что туалет у нас сзади, и уверенно направляется вперед, в сторону кабины экипажа. Дверь к пилотам, конечно, бронирована и запирается изнутри, и ключа у меня нет, но кто об этом знает? …

***
…. Вчера мы прилетели в Сиракьюз в двенадцатом часу ночи. Пока добрались до отеля, в непрогретом шаттле уже и новый день настал. А вставать в рань-раннюю.

В шесть утра понуро тащимся в холодный самолет. Пройдет никак не меньше получаса, пока салон прогреется, и я смогу снять свой теплый форменный плащ, выданый на зимний сезон.

Хорошо хоть ребята, пилоты, веселые попались, пытаются взбодрить меня шутками, на что я реагирую сонной вялой улыбкой.

Быстро, чтобы согреться, прохожу к туалету, подсвечивая себе фонариком, проверяю исправность огнетушителей в туалете и за последними пассажирскими креслами справа. Слева должна быть защитная противодымная маска. Пока пилоты не подключат свет, я не смогу проверить противопожарный детектор на потолке туалета. Проверяется он стержнем авторучки. Просто нажимаешь концом стержня, и он пищит. Поэтому вокруг датчика всегда следы от авторучки, будто кто- то специально рисовал.

Ребята наконец включили свет, и через несколько минут заработала отопительная система. Бегу обратно к буфету, там под потолком маленький вентилятор, который гонит теплый воздух в переднюю часть салона самолета. Ноги к этому времени почти бесчувственные от холода.

 Снимаю по очереди сначала один туфлю потом другую и приставляю их внутренней стороной вплотную к теплой струе воздуха. Быстро обуваюсь, пока не остыли. Ну вот теперь можно работать. Выглядываю в окно… что за ерунда - только что небо было чистое и вдруг повалил снег, на еще какой! Буквально за две минуты навалило сугробы, и снег все идет и идет.

- Ребята, мы хоть взлетим в такую погоду? – спрашиваю я своих пилотов.

- А куда мы денемся? Ну, если и упадем разочек, так ведь снег мягкий, - это они так шутят.

Заходит пожилой мужик, работник терминала, спрашивает, готова ли я к приему пассажиров. Говорит он медленно, стараясь выговаривать каждое слово и вроде как с акцентом.

- Вы откуда, - спрашиваю.

Мужик улыбается: «Вообще-то родился и вырос между Луизианой и Миссисипи, а медленно говорю, чтобы меня понимали. Мы там сами друг друга с трудом понимаем..»

«Давай, - говорю, - загружай пассажиров.»

Он удаляется в тоннель рукава, соединяющего наш самолет с терминалом, и через несколько секунд начинают заходить пассажиры. Их сегодня всего двадцать два в пятидесятиместном самолете. Говорю им все, что полагается говорить в таких случаях: номер рейса, куда летим, когда и как пользоваться сиди плейерами и лэптопами. Рассаживаю по одному, чтобы им просторнее было – лететь-то почти три часа.

Считаю всех по головам, а заодно объясняю мужчинам, сидящим рядом с аварийными выходами, как им действовать в чрезвычайной ситуации.

Итак, все рассажены, авоськи разложены под сиденьями и над головой.
Сверяем цифры количества пассажиров с работником терминала, все сходится – двадцать два человека сидят.

Пора закрывать дверь и лететь. Заглядываю к пилотам. Первый пилот кивает, значит можно закрывать. Нажимаю на кнопку справа, и дверь – она же трап – начинает подниматься от земли. Останавливается на расстоянии вытянутой руки. Дотягиваю дверь вручную до конца и опускаю рычаг вниз.

Захлопываю дверь пилотской кабины, держу, пока ребята не защелкнут ее изнутри. Теперь мой бенефис – рассказываю пассажирам, как пользоваться ремнями безопасности и кислородными масками. Ну, все.

Делаю последний променад по салону, проверяя, все ли последовали моим указаниям. Все голубчики пристегнулись. Некоторые уже спят, послушно подняв спинку сиденья перед взлетом.

Выдвигаю откидной стульчик, сажусь, пристегиваюсь ремнями – один на пояс и два через плечи.

Пилоты перед взлетом всегда звонят по внутренней связи, чтобы убедиться, готова ли я к взлету. Вот и сейчас слышу их звонок, поднимаю трубку и уже открываю рот, чтобы сообщить, что готова, но меня перебивает командир экипажа: «Будем выгружать пассажиров, открывай дверь – что-то с компьютером, управляющим автопилотом. Лететь-то мы можем, но без пассажиров.»

Я обвожу взглядом уже устроивших себе уютные гнездышки людей. Командир объявляет о поломке, приносит извинения. Поняв безнадежность ситуации, пассажиры встают, вытаскивают сумки и понуро плетутся к выходу.

Дверь уже открыта, я стою и, виновато улыбаясь, лепечу, что, мол, снег и холодно, и самолет не любит холода, и, вообще, мол, это хорошо, что заметили, а то разбились бы к чертовой матери.

Пассажиры, вяло улыбаясь, кивают, как бы в благодарность, что остались живы.

Салон опустел, и я вроде взбодрилась. Это что же – я теперь одна в салоне? выбирай место поудобнее и ложись спать. И пусть везут хоть на край света, очень уж спать хочется.

Но спать не ложусь, потому что я на работе. Пилоты суетятся, звонят куда-то, ждут указаний сверху. Я периодически подхожу и спрашиваю, нет ли новостей. Новостей пока нет, но командир экипажа знает, что либо в Мемфис нас отправят, где основная база нашей компании; либо в Миннеаполис, что, конечно, более приятно, потому что там мой дом.

Примерно через два часа получаем, наконец, указание лететь, ура!, в Миннеаполис. Закрываю дверь и летим. Ну, теперь, кажется, можно и поспать, пока никто не видит. Вытаскиваю несколько одеял и устраиваюсь на двух передних сиденьях. Пытаюсь уснуть. Становится холодно, я вылезаю из-под своих одеял и иду вперед, в кабину экипажа. Дверь открыта – от кого закрываться-то?

«Вы, что, - говорю, - думаете, что если людей нет, так и салон греть не надо?»

Смеются: «Ой, а мы забыли про тебя. Видели, там какая-то куча одеял на креслах и никого нет.»

Шутники, ити их мать! Человек замерзает, а им хоть бы что.

«Давай, иди сюда, хватит спать, осталось минут пятьдесят лететь. Ты хоть когда-нибудь видела посадку из кабины экипажа?»

Я мотаю головой: нет, не видела.

Выдвигаю третье, складное, сиденье между креслами пилотов и сажусь.

«Смотри, - говорит Кейси, второй пилот, - вот это мы, а это самолеты вокруг нас.» Показывает на монитор компьютера. Вижу кривую зеленую линию и маленький самолетик. Это, стало быть, наша траектория, а самолетик – это мы. Смотрю в лобовое стекло кабины. Ничего не видно, сплошные облака. Опять смотрю на монитор. Ага, эти ромбики обозначают два самолета, притаившиеся за облаками – один немного впереди и сбоку, другой, ну прямо на нас! Ойкаю и показываю на экран пальцем. Кейси смеется: «Так ты смотри, вот, видишь, цифры. Они указывают, на каком расстоянии от нас этот самолет. Видишь, одна тысяча шестьсот футов ниже нас.»

Облегченно вздыхаю. Джейсон – первый пилот и командир экипажа – очень недоволен, что все три часа ему приходится держаться за штурвал – автопилот-то неисправен!

- Совсем, - думаю, - ребята разбаловались. -

Сижу и разглядываю мониторы. Все в двух экземплярах: со стороны командира экипажа и, словно в зеркальном отражении, со стороны второго пилота. Слева вверху непрерывно бегущие цифры. Это время полета, осталось 15 минут до посадки. Облако в окне становится рваным и, если приглядеться, уже просматриваются очертания земного ландшафта. Ребята притихли, идем на снижение.

Я сижу тихо, как мышь. Глазами то на цифры на экранах, то на рваное облако за окном.

Кейси жмет на рычажок – слышен шум выдвигающихся стоек шасси.

Уже видно дома внизу и деревья, и шоссе. Я даже знаю, какое. Это четыреста девяносто четвертый фривей, пересекающий с востока на запад весь Твин-Ситиз.

Кажется, самолет набирает скорость, сейчас колесами заденем крыши зданий; надо же, не задели. Деревья-то, деревья – прямо на них летим! Опять пронесло. Вижу посадочную полосу и строй столбов с красными огнями. Ну, прямо в эти столбы летим! Пролетаем над столбами и огнями, и плавно, почти неощутимо касаемся колесами бетона посадочной полосы. Еще хочу, еще! – думаю про себя. Теперь я знаю, почему становятся летчиками. Да хотя бы ради таких вот ощущений можно все бросить и идти летать.

****
…. Су-сити в штате Айова, это еще ничего, туда летишь последним рейсом, зато утром возвращаешься немножко позже, чем обычно. Спать можно целых шесть часов. Тащу маленький чемоданчик на колесиках через залы аэропорта к своему терминалу, раскланиваясь направо и налево знакомым пилотам и стюардессам.

Работница терминала, юная Джесика, проверяет мое удостоверение, хотя знает меня как облупленную, и затем открывает дверь рукава. «Сегодня лодка полная», - говорит она. Это означает, что все билеты на этот рейс проданы, и я буду иметь удовольствие обслуживать сорок четыре пассажира в сорокачетырехместном самолете.

Кивнув, прохожу в дверь. Джесика проскальзывает вслед за мной и, придерживая за собой дверь, чтобы не захлопнулась, быстро говорит: «Смотри, видишь - мужик в черном пиджаке? Это сенатор штата Айова. Он летит твоим рейсом». Смотрю через стеклянную дверь за ее спиной. Действительно – все люди, как люди, а этот в элегантном черном пиджаке, правда, еще и держит светлый холщовый мешок с надписью «Сенат штата Айова».

- Надо же, - думаю про себя, - не заработал, что ли, на дипломат или кожаный портфель? –

Благодарю Джесику за сообщение и прохожу дальше, в салон самолета.

Экипаж уже там, я заглядываю в кабину и говорю: «Сегодня с нами летит член правительства, сенатор штата Айова, так что ведите себя прилично.»

Дейвид, командир экипажа, вдруг встает, оправляет форменный пиджак и салютует, как на параде. Мы с Майком смеемся.

В салоне пахнет новыми ботинками, да и вообще подозрительно чисто. Смотрю на маркировку за дверью пилотской кабины. Ничего себе, совсем новый самолет, выпущен на свет Божий тридцать первого января, а сегодня третье февраля. Четыре дня всего голубчику.

Радостно сообщаю ребятам, те смотрят на данные самолета на дисплее компьютера. За четыре дня всего пятнадцать часов налетал. Мы все втроем ходим, рассматриваем яркое ковровое покрытие на полу, блестящие металлические ручки, цокаем языками и радуемся, как дети новой игрушке.

Вижу, как в проходе появляется Джесика, чтобы узнать, готовы ли мы загружать пассажиров. Мы хором даем добро.

Гуськом тянется народ. Одним из последних появляется наш сенатор. Похоже, люди не подозревают, какое счастье им привалило; никто не обращает внимания на сенатора. Впрочем, ему бы шпионом быть, а не парламентарием. Сухощавое, ничем не примечательное лицо, разве что пиджак выдает его высокое звание и надпись на холщовой сумке. Такой же безликий и скучный, как и сам штат Айова.

Иду по проходу, закрывая крышки верхних багажных отделений. Останавливаюсь у запасного выхода и вижу сенатора. Сидит себе, уткнувшись в свои бумаги, когда только успел вытащить?

Я извиняюсь и поясняю ему, что если он сидит у аварийного выхода, то должен будет открыть дверь по моей команде, если возникнет необходимость. Серьезно кивает, соглашаясь быть моим ассистентом – спасателем.

Лету до Су-Сити всего тридцать пять минут. Быстро пробегаю вдоль рядов, предлагая соленую соломку и воду (на большее нет времени). Сенатор не пьет и не ест. Небось, накормили перед полетом….

Плавно приземляемся, доставив нашего правителя в его родной штат. Спите спокойно, айовцы, ваш сенатор прибыл в целости и сохранности.

Утром бежим в наш новенький самолет, чтобы лететь обратно в Миннесоту. Очень быстро выясняем, что один из мониторов в кабине экипажа просто отказывается включаться.
Зато за два часа, пока ждем механика, и пока он меняет местами мониторы, я узнаю много нового от своих пилотов. Ну, например, что если знать, что летишь в Портленд, штат Мэн, можно заранее позвонить одной из работниц терминала, и она к твоему прилету закупит для тебя целую большую пенопластовую коробку морских раков-омаров всего за двадцать долларов. Ну и ей еще столько же заплатишь, но ведь это ничего по сравнению с ценами на морских раков в Миннесоте. Здесь одна штука будет стоить двадцать, а то и больше.

****
…. Ну, почему один час сорок четыре минуты кажутся бесконечными, когда летишь в Харрисбург, например?

Харрисбург находится в Пенсильвании, там же где Ланкастер, и Йорк….

- У вас не найдется что-нибудь почитать? – спрашивает немолодой мужчина.

- Сейчас посмотрю, - отвечаю я, хотя точно знаю, что кроме журналов с информацией об аэропортах и рекламой ничего нет. Открываю дверцу багажной полки, где хранятся удлинители для ремней безопасности, пластиковые пакеты для мусора, и еще всякая мелочевка.

Ага, вот, кажется, какой-то новый журнальчик лежит. Пойду, дам мужику, пусть просвещается.

Протягиваю ему журнал, он берет с благодарностью и, глядя на обложку вдруг вскрикивает: «Что это?!!»

«А что?» - в свою очередь спрашиваю я.

Журнал оказался для лесбиянок. Господи, откуда он только взялся?
 
- Извините, - говорю, - это все, что я могла найти. –

Протягиваю руку, чтобы забрать журнал.

- Да ладно, - смеется он, - когда я еще такое прочту? –

Если в самолете мало пассажиров, для стюардесс всегда оставляют два передних кресла свободными. Сажусь и снимаю туфли. Это мой второй полет из трех на сегодняшний день. Утром летала в Каламазу, Мичиган.

Устраиваюсь поудобнее, вытянув ноги вперед к перегородке. Над облаками солнышко, в салоне тепло и по домашнему уютно. Смотрю на часы, примерно полчаса до посадки, еще есть у меня пять минут отдыха, а потом нужно будет собрать в очередной раз мусор, сделать кучу всякий объявлений перед посадкой, выпустить пассажиров (это уже когда сядем) и в обратный путь. Да, еще не забыть забрать журнал про лесбиянок, мало ли, кому еще скучно станет на обратном пути.

****
…..В Чарльстоне, Южная Каролина, пассажиры должны подниматься в самолет по трапу, там нет соединительного рукава из терминала в салон самолета. Хорошо, что дождя нет, а то когда дождь, нужно ждать, пока пассажиры закроют зонтики или стряхнут воду с пластиковых пакетов, которыми они прикрывают головы от дождя.

Маленькая старушка очень медленно поднимается по ступенькам трапа. Сзади ее поддерживают другие пассажиры, а спереди я протягиваю ей руку помощи. Я не имею права не то, что выходить из самолета, когда внутри хотя бы один пассажир, но, даже, не могу одну ногу поставить на верхнюю ступень трапа.

Общими усилиями затаскиваем старушку и усаживаем в кресло в середине салона. Старушка улыбается и даже пытается шутить сама над собой. Салон сегодня полон, все пятьдесят мест заняты. В конце-концов, путь неблизкий, будет, чем заняться в дороге. После выполнения всех необходимых инструкций, закрываю дверь самолета и прохожу между рядами, проверяя ремни безопасности, а заодно запихиваю торчащие в проходе сумки глубже под сиденья. Закончив осмотр, сажусь на свой выдвижной стульчик, пристегиваюсь ремнями. Самолет отрывается от земли и в салоне слышится громкий собачий лай с завываниями. Я с беспокойством оглядываю пассажиров. Все начинают вертеть головами, выясняя, откуда доносится лай. Как только поднимаемся на безопасную высоту, вскакиваю и быстро иду по салону.

Ага! Вот он, голубчик! – В десятом ряду женщина почти с головой влезла под переднее сиденье.

- У вас там что, собака? – строго спрашиваю я. Достаю из кармана список пассажиров, выданный мне работником терминала. Ищу и не нахожу в списке собаку. А ведь она там должна быть, даже если мышь перевозишь, указано должно быть не только ее наличие, но и вес и цвет. Каким образом упустили нашу собачку? Или ее поместили в списке под человеческим именем?

Высунув голову из-под сиденья, вместо ответа на мой вопрос владелица собаки спрашивает:

- Не дадите ли вы мне что-нибудь съедобное, ну, то, что вы обычно раздаете пассажирам? –

Негодуя про себя, иду и приношу ей пакетик подсоленной соломки. Владелица быстро разрывает пакет, высыпает соломку в сумку, к собачке. Животное ненадолго замолкает и все вокруг удовлетворенно вздыхают.
Очевидно не насытившись одним пакетиком, собака возвращается в свое прежнее состояние и начинает скулить и гавкать с новой, подкрепленной подсоленной соломкой, силой.

Я тревожно смотрю на пассажиров – те молчат, но по глазам и сжатым губам вижу, что, будь хотя бы малейшая возможность, вылетела бы эта собачка вместе со своей хозяйкой из окна, несмотря на хваленую любовь американцев к животным.

- Одеяло дайте! – деловито приказывает владелица.

- Ну, это уж слишком, - думаю про себя – прямо, как в операционной: «Скальпель, спирт!» -

- Мэм, вообще, у нас одеяла предназначены для пассажиров, в смысле, людей. –

Потом, подумав, даю ей одеяло. Черт с тобой, лишь бы четвероногое заткнулось. Если бы я могла, то собственноручно с головой завернула бы эту собаку в одеяло.

Как ни странно, но животное, решив, очевидно, что это ночь наступила и пора спать, вдруг замолкает, и в салоне наступает долгожданная тишина. Пассажиры облегченно вздыхают и, расслабившись, откидываются на спинки кресел.

Провозившись с четвероногим другом, вдруг обнаруживаю, что мы уже идем на посадку. Быстро пробегаю по салону, собираю пустые стаканчики, сажусь и пристегиваюсь ремнями. Самолет плавно приземляется и останавливается у терминала. Как только нам дают добро на высадку, первой из салона выбегает дама с собачкой, видимо опасаясь, что ее побьют, а, может, торопится выгулять собачку….

Кряхтя поднимается с кресла маленькая старушка. Прошу пассажиров сзади подождать, протягиваю старушке руку. Она с улыбкой, опираясь на мою руку, медленно движется вперед. Я, соответственно, пячусь задом к двери. Так и идем парой, как в танце.

Мне становится весело.
«Потанцуем?» - в шутку говорю ей. Она кивает и, вдруг начинает плавно вилять бедрами. Я, вторя ей, тоже двигаюсь в танце. Пассажиры, ожидавшие сзади, улыбаются и хлопают в ладоши в такт нашего танца.

 Февраль -март 2005 г.