Часть первая «Нежность».
К вам когда-нибудь стучались в окно? А на девятом этаже? Ну да, что я спрашиваю – наверняка стучались: в любой книжке – как ни глюк, так, начиная этажа с шестого, по окнам стучать пускается.
- Шесть утра! Матерь вашу! Ну ладно, встаю уже!
Открываю окно – Осень. Вот ведь занятное существо.
- Ну, здравствуй, - говорю.
- Привет. – Залезает на подоконник.
Сейчас ей на вид лет пять. Щекастая мордашка, кудряшки рыжей спиральной стружкой, в общем, всё как положено.
- Ну, ты даёшь, чего так рано-то? Так с тобой никогда не выспишься!
- А я сегодня желудь нашла. Хочешь, покажу? – с готовностью лезет в карман джинсового сарафанчика.
- Нет уж спасибо, в другой раз как ни будь!
Ну вот, обиделась! Нет, я, конечно, понимаю, что нельзя так с детьми, но я же тоже не железный – я спать только два часа назад лёг, а у неё никакой совести нет!
- Ну ладно - мир. Давай свой жёлудь. – Сажусь рядом на подоконнике.
- Смотри! – Вот ведь ребёнок – только что дулась, а уже сияет самоваром. – У него видишь, шляпка плоская, а у всех других круглая! Я в окошко сегодня видела, как дети из круглых шляпок змею делают – они её на нитку надевают. Здорово получается, только дубик жалко… Они вот здесь иголкой дырочки делают и ещё вот здесь, а жёлудь это как будто голова… Я тоже такую хочу, но у меня есть только плоские шляпки а из них змея не вертячая выйдет…
Болтает ногами, ковыряет в носу – всё как у детей, я даже заслушался. Хорошо, она спиной ко мне сидит, а я к ней. Чуть перевешиваюсь назад, что бы заглянуть ей в глаза. Так и есть – зелёные, чуть золотистые, и совсем не детские. Не в переносном смысле – натурально взрослые глаза на детском лице.
- Слушай, а почему у тебя глаза всегда такие?
Бесполезно – раньше чем через пару недель не ответит. Сейчас она будет упрямо притворяться милым ребёнком.
- Ну почему притворяться? – от неожиданности чуть "за борт" не упал. – Тебе разве никогда не хочется отдохнуть? Ты когда на пляже лежишь тоже ведь упрямо притворяешься глухонемым отдыхающим и рабочие звонки на мобильнике сбрасываешь.
Вот так номер, - она что ещё и мысли читает?
- Ты чего? Дети не умеют читать. Я только в следующем году в школу пойду. – Всё, - «сбросила». Опять милое создание. – У меня уже и ранец есть, с кленовыми листиками. Только не пойму, почему листики, они же тихие и старые, а школа она шумная. Я бы лучше с воробьями ранец хотела, но мы всех тёть в магазинах спрашивали, а они говорят что нету. Пришлось с листиками…
Эх, ну что прикажете делать? Скрипя всем, чем только можно поворачиваюсь и, как она, свешиваю ноги на улицу.
- Ну, понимаешь, осенние листья это символ школы – потому, что в школу осенью идут. А воробьёв можно нарисовать и к ранцу приклеить. Да, прямо поверх листиков. Ерундовое дело. Приноси завтра свой ранец, будем воробьёв рисовать….
Каждый год одна и та же ботва – она будит меня в шесть утра, мы смотрим, как просыпается город и я, снова и снова, рассказываю ей про осень. Пока она не уснёт, устроив голову у меня на коленях. Да нет, мне не в напряг, просто.… Ну, какая осень? Я вчера ещё загорать ходил, на дачу к матери так и не съездил. А тут – осень. Конечно, признаки некоторые проглядывают. Трава перестала бороться с выжигающим её солнцем и выпускать новые ростки. Яблоки подгнивают на ветках. Но это всё ерунда, это можно и не заметить. Потому что ещё тепло, не палит, но тепло. По утрам уже ощутимо прохладней, но прохлада ещё маленькая такая… детская что ли. А вот небо выдаёт, как и её глаза. Внизу ещё вроде бы лето - короткие рукава и холодный квас, а наверху.… Наверху облака уже наливаются пока едва заметной холодной сталью. Ветер уже не обдувает мягким теплом, а приобретает легкие замашки наждака. Нет, пока всё ещё очень пристойно и не заметно, если не вглядываться. Если не смотреть ей в глаза.
Часть вторая «Стихия».
Что? Опять? Ну, хорошо, хорошо - иду!
Где-то тут были часы… Сколько? Шесть тридцать?!
Иду к окну.
- Привет, спасибо, ты сегодня делаешь успехи – на тридцать минут позже обычного, я просто счастлив!
- Хай! – Запрыгивает на подоконник, лихо закидывает ногу на ногу и сдувает чёлку. Похоже, сегодня мы играем в Лолиту.
- Ты же знаешь, как я не люблю эту игру!
- А разве я говорила о любви? Подумаешь, была бы охота.
Не люблю когда она такая. Сейчас начнутся капризы, сцены, метание листьев по комнате (заметьте, только позавчера прибранной).
- Нужен ты мне больно!
- Зачем же тогда пришла?
- Ах, так?! – чёрт, и кто меня за язык тянул. – Я летела через весь город! Сижу на твоем дурацком пыльном подоконнике! Трачу свой драгоценный рассвет! И всё для того, что бы… Ой, а что это у тебя? – она перекидывает ногу через подоконник и пристально смотрит на мой живот.
Ну, вот скажите мне, хоть кто-нибудь, зачем на ней это ультракороткое платьице? Нет, оно ей, конечно, очень идет, но… на мой взгляд одежда должна одевать. Тем более в её возрасте…
- Какая у тебя забавная родинка! - У меня тоже такая есть, только слева от пупка, а не справа. – Она нагибается, чтобы лучше рассмотреть.… Ох! ... Кажется, она так торопилась ко мне, что забыла некоторые детали своего туалета.
- Давай-ка я лучше музыку поставлю? Я же знаю – ты любишь.
- Классно, а что у тебя есть? – Спрыгивает с подоконника в комнату.
- Пойдём, покажу. – Поздно, она уже сидит на столе, высыпав горкой все диски из полки.
Обречённо сажусь рядом на стул. Осень это неизбежно – так что будем мириться с действительностью. Она, как бы невзначай, ставит мне на колени длинные, тонкие, почти дочерна загорелые ноги. Вы думаете, осень – это время года? Нет – осень это стихия. Она бесцеремонно врывается в вашу жизнь и её невозможно не заметить. Она швыряет в вас дождём и опавшими листьями. Это в лучшем случае, а может чем-нибудь грязным, мокрым, сорванным со столба и вывалянным в луже. А иногда она солнечная и теплая, мягко стелет золотыми и багряными листьями, ласкает волосы нежным прохладным ветерком и играет с паутинками.
- О, классно! Давай вот это поставим! – протягивает мне концерт Баха.
- А не рано? – обычно такую музыку она выбирает, когда становится немного взрослее.
- Скажи спасибо, что не Вагнера! – капризно надувает губки… невыносимо притягательные… – Ставь, давай!
Послушно ставлю. Наверное, действительно, сегодня лучше классика. Хотя рядом с ней сложно будет понять разницу. Сгребает в сторону диски, клавиатуру, стакан с карандашами, откидывается назад и запрокидывает голову. Золотистые волосы осыпаются назад с явно слышным шорохом падающей листвы. У неё длинная тонкая шея, изящный изгиб плеч.… Обнимаю её ноги, утыкаюсь лицом в её колени – пахнет яблоками и легким морозцем. Осень это стихия…
Часть третья «Любовь»
Опять не спится. Мысли в голове ворочаются, на кухне кто-то скребётся. За окном нудно скрипит фонарь и шуршит дождь. В кои-то веки выходной, можно поспать, а не спится. Даже в окно никто не стучит.… А жаль, я уже соскучился по её золотым глазам. С надеждой бросаю взгляд на окно. Ой! Сидит. А почему не стучит? Какое сегодня число? Уже?!
Открываю окно.
- Заходи скорее, ты же промокла насквозь, заболеешь!
- Здравствуй. – Когда она так улыбается, я готов для неё сделать, наверное, всё что угодно.
- Подожди, я принесу полотенце. Нет. Наверное, лучше простынь. Что-то я заметался, неужели так соскучился?
Заворачиваю её в махровую простынь, усаживаю в кресло. Включаю торшер. Опускаюсь рядом на пол, но тут же вскакиваю:
- Ты почему босиком?!
Потрошу шифоньер – где-то тут у меня обитали теплые носки. Может, на антресоли убрал? О, вот они! Вытираю её мокрые, посиневшие от холода ноги, надеваю шерстяные носки.
- Я соскучился. – Откидываю ей со лба мокрую пепельную прядь. – У тебя сегодня серые глаза.
- Это не страшно. – Она отвечает грустно, устало.
- Я поставлю чаю? Будешь?
- Спасибо, а можно кофе? Мне так нравится, как ты его варишь.
- Ну, конечно!
Иду на кухню. Слышу, как она ходит по комнате. Практически чувствую, как она проводит рукой по корешкам книг. Как подходит к окну. Прижимается лбом к стеклу и пальцами гладит струи дождя. Разливаю кофе по чашкам, ставлю на поднос. Наверное, надо сейчас поставить какую-то музыку. Обязательно надо. Только какую? Нужно что-то такое, чтобы её не обидеть, не спугнуть. А, главное, чтобы ей не стало ещё грустнее. Захожу в комнату – она действительно стоит у окна и водит пальцами по стеклу.
- Вот и кофе, - говорю, – садись. Я плед достану. У меня есть яблочный мармелад, как ты любишь, принести?
Радостно кивает головой. И улыбается, наконец-то радостно улыбается. Я понял, какую музыку надо. Бегу на кухню за мармеладом. Выкладываю горкой в её любимое блюдце. Музыку надо любую. Ей сейчас всё равно. Нужно только не делать сегодня культ ни из музыки, ни из кофе, ни из неё. Она просто устала. И промокла. Её нужно просто согреть. А мелодия пойдет любая, только бы тихая.
Едим мармелад, запиваем кофе – никогда не думал, что их можно совмещать. Фоном тихо журчит радио «Семь», как всегда сдержанное и романтичное. Она, похоже, уже согрелась – плед сполз на колени, волосы почти высохли, улыбается. Как я люблю её улыбку! Как будто солнце из тучи выглянуло и погладило тебя теплой ладошкой.
- Тебе тепло? – провожу пальцами по её щеке. – У тебя золотые глаза. Странно, я точно помню, что они были серыми.
Улыбается:
- Наверное, согрелись.
За окном глубокая ночь. Даже фонарь устал скрипеть и затих. Только неутомимый моросящий дождь всё падает и падает. Тихо и почти неслышно. Мелкий, даже не дождь уже, а скорее какая-то взвесь в воздухе….
Кажется, я задремал. Открываю глаза. Свет погашен. Я укрыт её пледом. В комнату вползает серое осеннее утро. Подхожу к окну. За окном плотной стеной туман. Даже соседнего дома не видно. Только два размытых огонька – фонарь и соседка из дома напротив, она всегда рано встает. Иногда мы с ней вместе пьем кофе. Она у себя, а я у себя. Вообще рано просыпаться здорово – возникает ощущение какой-то правильности и подаренного времени.… В такое туманное утро, если приключился выходной, хочется, приготовить какой-нибудь праздничный кусок мяса. И обязательно с грибами.
Осенью обязательно должны быть грибы иначе это не правильная осень.
Но это потом – днем. А сейчас кофе. Горячий кофе с яблочным мармеладом.
Часть четвертая «Покой».
Ну не люблю я дачу! Особенно летом. И совсем не за то, что на ней надо работать. Как раз это то я делать не против. И копать готов, и полоть, и поливать и что там ещё полагается. Смена вида деятельности лучший отдых, а я, всё-таки человек интеллектуального труда. Просто дача это какая-то суета. Вся родня бегает, суетится, толпится, галдит.
Видимо, я не семейный человек. Нет, что вы, я всех их люблю. Но не могу избавиться от чувства дискомфорта, когда вся семья собирается на тот же шашлык на нашу дачу. Все вместе ищем шампуры и топор. Причем находим их всегда в одном и том же месте. Дружно даём друг другу советы: как мариновать мясо, как дрова рубить, где мангал ставить. Кому-то обязательно взбредет в романтичную голову в тридцатиградусную жару растопить баню. Мама будет тихо и незаметно расстраиваться, потому что кто-то решил сплести себе веночек из цветов с её любимой клумбы. А папа будет скрипеть зубами, потому что кто-то пустил на дрова брус, который он заботливо берег для теплицы. Единственное тихое место – одноместный домик известного назначения в дальнем конце участка, но и тот всегда занят.
Вот осень другое дело. Не жарко и «массово-шашлычный» сезон закончился. Урожай уже собран, и мама теперь приедет только ближе к зиме, утеплять какие-то особо нежные растения. Папин банно-рыбацкий сезон начнется только зимой. На даче тихо, прибрано и пусто.
Прошли осенние ливни и непогоды. Начались первые легкие ночные заморозки. Сейчас для меня как раз начинается и банный и шашлычный сезон. Не понимаю, как можно есть шашлык в жару?
Приезжаю, как всегда, в пятницу поздно вечером – чтобы не упустить время, чтобы не лишать себя удовольствия от завтрашнего утра. Дачный посёлок встречает тишиной, свет горит всего в нескольких домиках: любителей осенних дачных посиделок не много, и они, как правило, не суетливы.
Выгружаю пакеты с продуктами - завтра приедет друг на осенний шашлычок и возможно не один, потому пришлось сделать несколько больший запас.
Сегодня нужно сделать массу дел первой необходимости: проветрить домик (всё-таки месяц никого не было), протопить печку, замариновать мясо и поужинать. Это вам так кажется, что мало. А у меня за плечами тяжёлая рабочая неделя и простая человеческая лень.
В предбаннике нахожу папин неприкосновенный запас дров – немного, но на одну ночь прогреть комнату хватит, тем более что ещё не зима. Растапливаю печь и, пересилив себя, всё-таки иду рубить дрова – и на завтра понадобятся, и НЗ пополнить надо. Опять же в баньку собирались.
И кто придумал, что рубить дрова очень успокаивающее занятие? Ага! Как же, - я, например, уже в бешенстве. Хорошо, хоть для шашлыка готовые угли купил. Так, всё, - ещё одно полешко и баста! А ещё ведь и ужин готовить. Нет, - яичница (и безо всяких там помидорно-беконных изысков) и спать!
Опа, - а воды то нет. Завтра придется ни свет, ни заря ехать воду покупать. Это вам не город, водопровода нет. А может Шурику позвонить, пусть захватит? Да нет, неудобно как-то, всё-таки гость. Пойду в бане пошукаю не питьевой, так хоть умыться. О, - есть маленько. Какая холодная!
Ох уж эти романтики – говорите, приятно умываться студёной водой? Ещё скажите обливаться! Бррр!
И как же я так лопухнулся? Всё, - прощай мой вожделенный вечер у самовара. Так всегда – планируешь, планируешь и всё насмарку. Ну, если уж началось так, то и все выходные можно хоронить. Сашка завтра с девушкой приезжать собрался – уже понятно, что ничего хорошего не будет. Ну, да, конечно – девушки разные бывают и всё такое, - охотно верю! Правда, не припоминаю ни одной, с которой было бы приятно провести выходные в мужской компании. Ну, правда, - у нас свои темы для разговоров, свои темы для молчаний, а её ведь развлекать надо. Даже самой хорошей нужно время уделить и внимание. А у меня нет. Ну не люблю я с собой на такие выходные брать такие вещи.
Расстроенного, замерзшего, но умытого меня домик встречает теплом, бульканьем чайника… и запахом чего-то вкусненького?! А это ещё откуда?!
Захожу в комнату – сидит. Чёрт, ну как же я мог забыть!
- Здравствуй, Осень.
- Ну, здравствуй. Ужинать будешь?
- Откуда это всё? – Киваю в сторону накрытого стола.
Небрежно отмахивается:
- Садись.
Меня долго звать не надо. Сажусь, уплетаю тушеную картошку с мясом и маслятами. Она сидит напротив, подперев голову кулаком, и смотрит на меня. Давно же мы не виделись – она сильно повзрослела. По крайней мере, научилась пользоваться косметикой. Впрочем, о чём я – я ведь тоже не мальчик уже. С интересом разглядываю её лицо: сегодня ей около сорока, у неё гладкая ровная кожа, всё те же глаза невероятного зеленого, золотого и серого цвета, чуть «картофельный» нос, но он ей очень идет. Ей вообще всё идет. Наверное, потому, что она, это она. С удовольствием заглядываю в глубокий вырез её блузки «а-ля рюс» и любуюсь великолепным видом на тяжёлую, полную грудь. Она одета скромно, но без желания скрыть. А, может, просто дело в том, что такую красоту невозможно спрятать.
- Ты откуда такой немытый?
Удивленно разглядываю себя.
- Чего это вдруг не мытый, очень даже мытый.
- А я к твоему приезду баньку протопила.
- Да ну?
- Ну да. Пойдём-ка, пропарю тебя. Заодно и сама ополоснусь, а то забегалась тут…
Сладко так потягивается, грудь под рубашкой так и ходит, сразу видно - ничем лишним не стеснённая.
Думаете, если мужчина и женщина в баню вместе пошли, так сразу и для непристойностей? Баня это, я вам скажу, довольно горячее место, и там особо не до «того». Особенно если (Ай!) с вас (Ойёёй!) живьём (Уох!) шкуру сдираюююют! Веником, конечно же, а чем ещё? Вы что, и в правду в бане не были?
- Ну, куда ты ещё поддаёшь? Я и так уже свариии…И!
Ну так вот, баня, это…
- Не надо больше! Не выдержу!
Ага. А потом, значится ещё веничком – вначале в кипяток, а потом по…
- Ой! Ай! А!
А когда на вас после всего этого опрокидывают таз с ледяной водой…
-Аааааа!!
А потом, в чем мать родила, с фантастической скоростью – к выходу. Докрасна жёстким полотенцем и только потом – домой. Не иду. Плыву. Медузу спящую видели? Да не на суше, в море? Очень похоже.
А дома горячий чай и яблочный пирог. Напротив сидит она и шало поглядывает из-за чашки своими хитрющими глазами.
От горячего чая, а может ещё от банного жара, тело её покрывается испариной и просторная тонкая рубашка липнет к телу, к которому так и хочется прикасаться.
Не смотря на баню и чай, спать совсем не хочется. Хочется гладить это крепкое, зрелое, горячее тело, бесстыдно открытое неспешно сброшенной рубашкой. Но нет никакой неловкости и смущения, нет желания погасить свет. Впрочем, можно и погасить, но только чтобы добавить чуть-чуть нереальности.
Когда гаснет свет, вначале наступает резкая, неприятная темнота. Но потом, она сменяется сумраком, подсвечиваемым струящимся из окна холодным серым светом осенней ночи. Тёплые отблески печи, отражаются на стенах, на постели, на нас сказочными осенними листьями. В углу уютно шепчутся почти прогоревшие уголья в печи. На крыше шуршит не успевший устроиться на зиму, или разбуженный моим внезапным приездом неведомый зверёк. За окошком буянит осенний ветер, срывая последние листья с деревьев и швыряя их в оконное стекло.
Утром встаю рано, ещё только начинает светать. Подхожу к зеркалу – на меня смотрит нечто помятое, взъерошенное и серое. Вчера так намаялся с этими дровами, что ни ужинать, ни даже раздеваться не стал, - так и уснул в джинсах и свитере. Одеваюсь, выхожу на крыльцо – ночной ветер натаскал под дверь охапку хрустящих листьев. На траве лёгкая изморозь. Чистое небо обещает тёплый, солнечный день. Надо ехать за водой – скоро Сашка приедет, обещал новую невесту привезти знакомиться. Наверняка хорошая девушка, раз он её с собой взять решился.
Часть пятая «Бесконечность».
Приятно проснуться поздним солнечным утром. Приятно подойти к окну и увидеть привычно-серый и унылый город преображённым – чистым, белоснежным, сияющим.
- С первым снегом тебя, любимый город!