Александр В. Дмитриев
НА СБОРЕ АРБУЗОВ
Летом 1978 года мой корейский друг Гена пригласил на сбор арбузов. Решили выехать пораньше, до жары, часа в 4 утра. У Гены была подержанная “Волга” ГАЗ-21, трехскоростная, с переключением скоростей на колонке руля. Тяжелая, основательная колымага. Вечер и ночь мы провели в болтовне, наблюдая за игрой в карты его родственников, а утром, так толком и не поспав, выехали в Каскеленский район. Я надеялся на него, как на опытного водителя, он надеялся на меня, что я не дам ему расслабиться и заснуть… В результате мы оба задремали и на одном из поворотов промчались прямо. Машина спрыгнула с дороги, перелетев канаву, промчалась через луг, прошила лесопосадку из небольших деревьев, тянущуюся вдоль поля, и, вздрогнув, замерла в десятке сантиметров от невесть откуда взявшегося одинокого комбайна. От удара об землю открылся задний багажник и капот. Продукты и вещи тянулись от дороги до машины. Мотор сорвало и лопастями вентилятора охлаждения перебило радиатор. Как выяснилось позже, еще и другие трубочки-кишочки полопались. Гена изо всех сил тормозил, но почему-то в воздухе тормоза не сработали. Странно… Правда, у меня создалось впечатление, что он давил на газ.
Мотор взревел, всхлипнул и заглох. Сначала нам показалось, что кругом тишина, только насмешливое солнце над горизонтом. Потом послышалось пение птиц, шорох утреннего ветерка в редких деревьях, цоканье кузнечиков. Перепуганные, мы для вида попрепирались, кто кого должен был будить, и стали думать, как дальше быть. Кое-как починив машину, Гена решил продолжить путь. Капот не закрывался, радиатор постоянно закипал, поэтому ехали, высунувшись из машины. Гена рулил, а я доливал воду в радиатор, которая тут же частично испарялась, а частично выливалась в пробоины. Не спеша, нас обогнала колонна комбайнов.
Жара, пыльный ветер, езда перекособочившись и свесившись из окна – такое не забудешь. В результате мотор “заклинило” и мы встали где-то в степи, на полпути от Чимкента к Каскелену. Матерясь на порывы жаркого пыльного ветра, вырыли под машиной яму. Песок засыпал глаза, скрипел на зубах, был везде: в складках одежды, носках, обуви, под мышками, в ушах. Смастерив треногу из сухостоя, мы кое-как сняли мотор. Хвала Господу и мастерству Гены, в конце концов, мы потихоньку поехали.
Пустынная дорога через Казахстанские степи! Марево над дорожным полотном, изредка мелькнет птица, да перебежит дорогу ящерица. И на десятки километров – тишина, ветер, зной. Проехали озеро Балхаш даже не окунувшись.
На следующий день добрались до арбузных полей. Гена уехал разбираться с машиной, а я остался обживаться в стане. Для того, чтобы меньше давила жара, палатку ставили над вырытой в земле ямой. В нее сходили по ступенькам, и днем там было относительно прохладно. Питание было однообразным – хлеб, чай, макароны, изредка острые корейские приправы. Мясо было редко. И без ограничений – арбузы. Работали без выходных, в основном по ночам.
Точнее, зависело от того, смогут ли приехать “поливалы” - так называли водителей грузовиков, которые доставляли арбузы в обход милицейских кордонов на базар. В основном это были чеченцы и ингуши, иногда русские. Отчаянный народ, любивший деньги, скорость, свободу и никогда не расстававшийся с ножом, а кто и с автоматом или обрезом под водительским сиденьем. Машины у них были ухоженные, часто это были “ЗИЛы” с форсированным двигателем, снятым с военного “Урала”, и наращенными бортами.
График был довольно жестким: с утра пораньше собирали арбузы в канавки между грядками в небольшие кучи, прикрывая их ботвой и травой. Когда наступал зной, шли в палатки, завтракали и отлеживались. Пообедав, в зависимости от погоды, или шли досыпать, или на поле. К вечеру опять собирали арбузы в кучи. А основная работа начиналась ночью, с приездом машин. Грузовик медленно ехал по убранному от арбузов краю поля, несколько человек в кузове ловили арбузы, укладывая их, а несколько человек бежали и бросали из куч. Наклон-вверх-бросок, наклон-вверх-бросок, и так тысячи раз. Еще и считать надо количество загруженных арбузов. Поштучно. Потому, что “поливалы” не брезговали и упереть, а иногда и продать по пути часть товара. Рассчитывались с ними по факту доставки, пересчитав досконально, порой оставляя кроме оговоренной платы, немного арбузов как премию, на “бой”.
Периодически менялись местами, и те, кто был в кузове (поймал-поворот-вниз, поймал-поворот-вниз) шли “на грунт”, а другие поднимались. Загрузить машину нужно было как можно быстрее, так как уже ждала следующая. Да и за короткую летнюю ночь водителям нужно успеть доехать до полей, загрузиться, доставить товар до базара, разгрузиться и вернуться домой. Днем возить было очень рискованно: могло увидеть милицейское начальство, народный контроль, ОБХСС, и тогда все выходило гораздо дороже, а то и конфисковать могли не только товар, но и автомобиль.
Перекусывали наскоро здесь же, в поле, в основном хлебом и арбузами. Очень скоро научились на глазок определять спелые и, разбивая, съедали только сахарную сердцевину. На ФПКП в Москве я застудил почки, так здесь они быстро и основательно промылись, да и физическую подготовку получил что надо. Выносливость была как у лося.
В редкие выходные перегораживали бетонные поливные арыки, за запрудой вода быстро мелела и в ямках ловили рыбу. В основном карасиков и сазанчиков. Корейцы делали из рыбы “хе” – сырую выпотрошенную и очищенную от чешуи и косточек рыбу нарезали на мелкие кусочки. Потом замачивали в настое уксуса и специй. Уже через несколько часов можно было есть. Иногда. Потому что кроме меня там был еще только один не кореец – Толик, наполовину русский, наполовину казах. Он был женат на сестре Гены и считался своим. А я как-то пошутил, что маловато перца кладут, жадничают наверное. Вот у меня дядька, Виктор Иванович, так он перец “живьём” жуёт и даже не поморщится. Они и сделали образцово-показательные хе, кукси да и в морковь с редькой перца не пожалели. Я есть не смог. Большинство из них тоже. Стыдливо опустив глаза, они делали вид что жуют, а сами больше налегали на хлеб и чай. Один Гриша-аджибай выпучив глаза, задыхыясь и подкашливая, боролся со всей этой снедью. А что, зря добру пропадать?
Кто-то заметил забредшую из соседнего села собаку, гикнул, и вся компания дружно кинулась её ловить. Не поймали и ещё больше раздосадованные, вернулись к столу. Вообще-то на период уборки объявлялся “сухой закон”. Мудрый дед, бывший на стане за старшего, понял, что атмосфера накалена. И он решил “спрыснуть” окончания периода зноя, или как его называли по-узбекски “чялля”.
Видя, что самолюбивые корейцы никак не придут в себя, я сознался, что просто пошутил, и даже мой дядька Виктор Иванович и десятой доли не съел бы того, что они осилили. Его многие знали, он работал в Чимкенте и Чардаре в строительном тресте, знали и его уникальную способность употреблять острую пищу. Ребята просветлели, насколько это можно было разглядеть за дочерна загоревшими и смуглыми от природы лицами. Для приличия потыкав мне кулаками в плечо и изобразив крайнюю степень удивления и недоверия, а потом заявив, что так они и подумали, все повеселели. Виктора Ивановича уважали. Под водку, с жуткими криками и гримасами, изображая страшные страдания и мучения (что было недалеко от истины), съели-таки остатки пищи.
Утром воды выпили больше, чем обычно в несколько раз… А какие стоны и стенания слышались из-за матерчатой занавески подобия туалета, вырытого на краю поля в сторонке от стана! Жгучий перец, он и на выходе перец…
Я и раньше с симпатией относился к корейцам, а поработав с ними стал уважать ещё больше. Трудолюбивые, выдержанные, хотя по натуре очень эмоциональные, преданные в дружбе. Непросто стать своим, но если завоевал доверие и уважение – это навсегда.
Ранней весной, а точнее в Южном Казахстане в конце зимы, ещё в феврале, выезжают в поле. Живут всей семьей в палатках. Вспахивают поля, делают гряды, тянущиеся сотни метров. Потом скрупулезно высаживают проращенные семечки, ухаживают, подвязывают, спасая от бесконечных ветров, невзирая на холод, зной, пыльные бури. И так до осени. Зимой отсыпаются, играют в карты.
Очень заботливо относятся к детям. Постепенно готовят к труду. У нас рядом с палаткой было разбито несколько небольших грядок. Только на одном из проросших арбузных ростков вырос маленький арбуз. Но девочка ухаживала за каждым кустом, пропалывала, окучивала, поливала. Потом арбузик сорвали и “увезли на базар”. Через некоторое время она с гордостью рассказывала: “Я всё лето ухаживала, вырастила арбузик. Мама продала на базаре и на эти деньги купила мне платье, фартук, ранец, книги, пенал, ручки, карандаши…” Она старательно загибала смуглые натруженные пальчики, лукаво щурила и без того узкие глазки и была очень довольна собой. “Ещё много-много всего! Теперь я пойду в первый класс самая красивая и нарядная!”
У нас ходила то ли история, то ли анекдот, как кореец приходит домой, и видит, как его маленькая дочка ест корейскую острую морковь, капусту-чимчу, прикусывая стручком острого перца. С умилением целует и гладит её по головке: “Ух, ты моя сладкоежечка!”.
Мой отпуск подошел к концу и Гена, на другой уже “Волге”, поехал со мной в Чимкент. Но если уж не задалось… Теперь у нас засорились трамблёр и карбюратор. Кое-как дотянув до ремонтной базы, стали чинить машину. Мне досталось самое важное – просматривать мелкие отверстия. С трудом, но обнаружил мелкую занозу. Прочистили. Немного проехали – вылетела первая скорость. Теперь если и останавливались, то только на спуске, чтобы успеть разогнаться и трогались сразу со второй скорости, а то и с третьей.
Поздно вечером на перевале затеялись обгонять грузовик. Немного не хватило скорости, а навстречу уже ехала другая машина. Гена резко дернулся влево, машину занесло и развернуло в противоположном направлении. Что-то хрустнуло, автомобиль встал, как-то странно покачиваясь. Хотел открыть дверь, но машину стало кренить вправо. Гена быстро распахнул дверь и, взявшись одной рукой за руль, свесился из машины влево. Машина встала горизонтально. Похолодев, поняли, что одной стороной зависли над пропастью. Гена стал медленно выворачивать руль влево. Машина немного пошла, потом снова встала. Кивком он показал мне – попробуй выйти. Мы боялись говорить, словно звуки голоса могли столкнуть машину. Очень аккуратно я приоткрыл дверь и в образовавшуюся щель стал выползать. Ноги не сразу почувствовали опору, да и опора ли щебенка, устилающая склон? Машину снова качнуло, я резко уперся как смог ногами, а руками толкнул машину вверх и влево. Она заскрипела, покачалась и медленно пошла… А я остался лежать лицом и грудью на пыльной дороге, а нижней частью тела – на каменистом склоне. Потом выкарабкался. Слава Богу, тормоза работали, и мы потихоньку съехали вниз.
Иначе как чудом это происшествие я назвать не могу. Во что я упёрся ногами? Как хватило сил толкнуть ГАЗ-21? Тогда я просто принял как данность, хоть тысяча вопросов крутилось в голове, а страх ледяными иглами терзал душу и сердце. Мы стояли под бездонным ночным звёздным небом в горах и дышали прохладным ароматным воздухом. Я слушал непрерывный поток звуков этого необъятного мира, и каждой фиброй души, сердцем, любил и прославлял милость Божию и величие Вселенной. Жизнь! Как ты прекрасна и хрупка!
Утром оказалось, что стоим недалеко от аула. Пошли и купили свежеиспеченные лепешки и немного кислого молока, айрана. Не спеша ели самое изысканное блюдо на свете, наслаждались вкусом пищи и видом великого солнца, встающего из-за сиреневых гор.
Машину взял на прицеп грузовик и таким образом мы и добрались до Чимкента.
Осенью того года я уехал в Москву на стажировку. И увидел Гену только через много-много лет...
Продолжение: http://proza.ru/2011/09/17/1025