ПОЗДНО
Вместо преуведомления возможного читателя
• Он пишет текст. Но не успеет его написать. Уже поздно.
• Нет времени.
• Осталось только ожидание. Неважно чего. Сейчас его волнует, что свет падает справа. Он – ленив, поэтому писал стихи. Он чувствует, что уже поздно, поэтому пишет этот текст. Слово «текст» его коробит. Но еще больше его пугают: «рассказ», «повесть» и, упаси боже, «роман». Он привык сочинять лежа на диване, выключив свет, и наутро обнаруживать ту же стопку чистых листов. Но сегодня эта стопка станет меньше. Он не знает следующей фразы. Душно. Балконная дверь открыта. Шумит уродливый, бесформенный фонтан во дворе. Наверное, звуки струй задают ритм писанины.
• Он начнет вспоминать, фантазировать, философствовать, интеллектуйствовать,
юродствовать, ёрничать, богохульствовать, прорицать, короче – оставлять на бумаге следы своего, как ему кажется, неповторим ого «Я ». Он боится, что скоро водить ручкой ему надоест, он не любит «силу воли». Но уже поздно. Остаётся бросить попытки. Он просто пишет, потому что всю жизнь он пытался писать, но не писал. Он догадывается, что это тоже попытка, но поздно.
• Он любит сюжеты в книжках. Он знает, что сюжеты нечего не значат, но питают любопытство, которое позволяет читать.
Он ненавидит сюжеты в книжках. Он знает, что сюжеты заставляют его читать, хотя можно было и не читать.
Чем банальнее, сюжет, тем больше пространства, воздуха, но пространство нужно освоить, а воздух надо надышать, хотя вероятнее, что первое загадишь, воздух испортишь - бзднёшь. Чем хитроумнее и запутаннее сюжет, тем меньше тревоги по поводу говна и пердежа.
Он не будет беспокоиться ни о сюжете, ни об его отсутствие, ни об его банальности, ни об его хитроумности, ни об освоении пространства, ни об его загаженности, ни о воздухе, ни о «газах». Слишком поздно.
• Он любит слово, он знает ощущения восторга, пожалуй, сравнимые с оргазмом, когда оно, слово, появляется в нужный миг.
Он ненавидит слово. Он знает, что слово его самый коварный враг, предатель, перед которым Иуда - святее Христа; слово –****во, засохший комок говна смыслов, оборотень.
Но он догадывается, что и в первом, и во втором случае, слово сильнее его, что он не способен отличить первого от второго. Поэтому он не мучает себя выбором. Поздно.
Он любит метафору - он знает её волшебную силу.
• Он ненавидит метафору - он знает порождённую ею дурную бесконечность отражений.Поэтому он равнодушно глядит в себя, ибо нет для него более притягивающего и привораживающего, чем этот взгляд в своё нежное и чудовищное «Я».И догадывается, что, быть может, только это ещё не поздно.
• Он любит осколки, черновики, наброски - все либо уже бывшее, либо еще не ставшее, все случайное, бесформенное. Он ненавидит систему, стиль, форму и прочую дребедень.
И первое любит, и второе ненавидит он по одним и тем же причинам: своей бесхарактерности (для него это признак живого), лености, отвращения ко всякому порядку, как только последний повелевает: «ТАК ДОЛЖНО!», «НАДО!». Впрочем, он умеет бесхарактерность выдать за способность к компромиссам, к диалогу; леность – необходимостью самоуглубления, внутренней «духовной» работы; отвращение к порядку – за чувство справедливости, осознание приоритета человеческой уникальности над его социальным статусом. В конце концов, он – поэт, следовательно, рас****яй и точка. (Но, конечно, не для публики, он любит уют, и терпеть не может разбитых по пьянке стаканов и рюмок, хотя последнее приходится «не мочь терпеть» чаще, чем наслаждаться первым. И изменить эту пропорцию уже поздно).
• Он – печальный дилетант. Он любопытен, ему многое интересно, но он понимает, что, даже будучи сверходаренным и архитрудолюбивым он сможет достичь края познанного в считанных областях, оставаясь при этом в чуть большем количестве областей знания дилетантом, а в остальном – полным профаном. Но, не будучи ни «сверх», ни «архи», а скорее – наоборот, он смиренно касается самых азов и тут же одергивает свое любопытство и… ему становится невыразимо печально. (Вспомните хотя бы бедолагу Брюсова).
• Он еще наивен как дитя, поскольку давно уже старый циник.
• Он развратен, поскольку стеснителен и сентиментален.
• Он вежлив, поскольку – мизантроп.
• Он не жаден, поскольку легче откупиться, чем делиться своим «Я», т.е. действительно и бескорыстно участвовать в чьей-то судьбе.
• Он выучился глубокомысленно выслушивать собеседника, поскольку знает, что это лучший способ его не слушать вовсе, зато иметь полное право самому затем нести собственную ахинею.
• Он влюбчив, но уже понимает, что никого, кроме себя, он все равно не полюбит.
И поэтому, он, скорее всего, «голубой», поскольку среди юношей и мужчин у него есть шанс найти кого-то, кто был бы его alter ego, хотя он знает, что этот шанс исчезающе мал и его не рассматривает.
• Он – «мазохист», поскольку, очевидно, это оборотная сторона садизма. Но при этом он не переносит физическую боль и никогда не сможет кого-либо толком поколотить.
• Он – алкоголик, поскольку ему хочется (почти ежедневно) побыть чудовищем, а кроме того, с похмелья жалеть и ненавидеть себя, но более всего оттого, что после похмелья шанс встречи со словом резко увеличивается.
• Он – поэт, но не потому что написал несколько «приличных» стихов и даже их издал, а потому что так решил для себя сам и послал все остальное (профессию, карьеру, политику, обчество, семейность и т.п.) на ***.
• Он пишет этот текст не для себя. Хотя почти уверен, что это предуведомление подскажет: стоит ли продолжать чтение, а коли некий читатель станет ЭТО читать дальше, то на это воля его и Господа допущение (если угодно, шутка Дьявола).
• Он хотел написать «Аминь», но передумал, поскольку в голове пронеслось «А пошло оно все к ….» Поздно.