Azam

Александр Чередов
Все – смертельно...
Я полюбил тебя...
Я хотел полюбить в тебе себя...
Ты робок, застенчив и...
совсем неразвратен,
хотя отдаешься ему (разврату) с энтузиазмом...
но только,
если этого возжелаю я.
Помню первую нашу встречу...
Я – пьян.
Мне хочется парня.
Обращаюсь к одному c “плешки”.
– Познакомь с доступным мальчиком.
Мне указывают на тебя!
Боже!
Но как к тебе подойти?
Ты мне не понравился,
но что поделать...
Я сел на бревно рядом с тобой и начал “клеить”.
Ты, на удивление, довольно живо откликнулся...
Я не ожидал такой скорой победы...
Нашу первую сексуальную встречу я помню плохо...

Я – пьян, сильно пьян...
Я давно хочу разделаться с собой..
и ни *** не получается – слаб я для этого...
Почему ты мне не понравился?
На этот вопрос ответить невозможно...
Но из трех парней, сидевших на бревне ( дело было на “нудистском” пляже),
ты был всего более незащищен,
юн
и,
как мне показалось тогда,
доступен...
Каждая из этих трех характеристик весьма условна...
Незащищенность – отсутствие покровителя, т.е. “хозяина”,
но и отчетливая податливость быть защищенным...
Молодость (юность) – не торжество,
а боль,
что уже не так юн,
как хотелось бы...
Доступность – которая граничит с крайней степенью недоступности...
Чтоб не было скучно, поставим точку в конце главки – .

Самое отвратное,
что ты, мой “идол”,
сопрягаешь в себе радостное чувство “быть самим собой”
и патологическую необходимость “ быть каким надо”.
Если что-то подобное превратило меня если не в алкоголика,
то уж, во всяком случае,
в неврастеника,
то такое состояние его самого
дало ему “комфортное” существование.
О! Ужас – эти длинные предложения!!!
Твои капризы – мои капризы.
Естество их несводимо...
Кроме как к одному пункту...
любви...
Боже, как великолепен мальчик с его словами:
”Пусть я хромоножка, за то у меня душа добрая...”
(Ты, кому я пишу эти дебильные строки, ты послушай!..)
Четыре месяца моей жизни,
так или иначе,
принесены тебе в жертву...
Четыре месяца твоей жизни,
так или иначе,
рухнули в мою бездну..
Прости, меня, мальчик!..
Благодарю тебя, мой “идол”!..
Но я не хочу, ты понимаешь!, не хочу, чтобы для нас, еб, твою бога душу мать,
все кончилось всезануднейшим – “прости”...

Нет – это не крик “души”...
Господи, я помню, как ты, впервые, меня трахнул...
Полагаешь, я испытал от этого оргазм?..
Мне просто очень хотелось,
чтобы тебе было в “кайф”...
И, если ты мне не лгал,
тебе было со мной тоже нехуево...
А если лгал, то не мне, а самому себе...

Бог мой...
Я ничего не смог для тебя сделать...
Как ты был невосприимчив к поэзии, “серьезной” музыке, философии –
ко всему тому, что составляет мою духовную жизнь – таким ты и остался...
Не виню...
Однако (“чукче”), жаль...
Твоя “маман” здесь – не оправдание...
Матерей винить – пошло, даже если с точки зрения “других” оне – не правы.
Матери совсем вне каких-то наших суждений – остальное, коли могем, соделаем без иховой помосчи, – а коли не так, то тогда лучше господа “бога” – то и призвать, а иначе то и совсем “кранты”...

Писать все, что есть в моей, обессиленной башке?
Нет, “лапушка”,..
Пиши-ка ты сам...
Пусть, пока, под диктовку...
А там, глядишь, и сам намонстрячишься!!!

Так то..!

Сыворотка дня не сбита в сюжет...
Как ты умеешь быть “правым”!!!
Когда ты трахаешься сейчас со мной, ты уже не можешь скрывать, как тебе хорошо...
...А раньше мог...
Как я презирал себя, что не могу “раскочегарить” наивного мальчика...
Я в твоей власти, которая, впрочем, зыбка, как улыбка младенца...
Сидя в твоем красном и детском трико и долбя эти бессвязные строчки,
я хочу...
Мое желание превозмогает мои боли...
Никогда не “пугай” меня своим суицидом...
...Если, конечно, я не круг на глади твоей жизни,
“богом” кинутого,
твоего,
еще несозревшего (естественно) “агу”...
Прости мне мои многоточия – я боюсь поставить точку...

Вчера я испугался,
что узнаю по голосу твоего брата...
Я благодарен ему,
что он не передал дословно то,
что я просил его тебе передать...
...Или я опять твой заложник,
коли тебя мои слова лишь убедили в мысли, до какой степени я твой раб...
Пьяный – я противен, как (сам подбери сравнение) ...
Трезвого же меня ты боишься...
Я полюбил “хромоножку” – ему нет разницы: пьян я или тверез!
Не вздумай ревновать меня к “нему”...
Как я “почти” не ревную тебя к “высоколобому”...
А “почти” сбрось, отмахнись, пошли его на ***...

Упрямство уважают в углеродистом железе (стали) ...
А ценят и любят “ковкое” золото...
Но... сталь можно перекалить...
...А “золото” на поверку оказывается оловом...
Остается одно – ЛЮБОВЬ...

Бедный мой мальчик,
Рыжий мой принц,
Что будет дальше,
Не знаю... Дай шприц
Для откровений
Моей немоты...
Вот мои вены,
Слова и бинты...

Сегодня я услышал по телефону – “Я занят..”
Звонка позже не последовало.
Поэты ( это не “призвание”, это самостояние)
вызваны не жить, но петь...
Не “петь”, а не сметь не “быть” голосом...

Давно разделены для меня слух и ***...
Когда ты ласкаешь мои яички, мне вольно не быть поэтом...
Когда ты не сотворяешь этого, мне вольно горько плакать,
что мне поэтом не быть...
Моя сентиментальность с лихвой дополняется твоей кожей...
Она не прозрачна для намеков...
Ты не столько мой любовник, сколько “проект”...
Но – заинтригованный...

Не вини меня, что я почти всегда “талдычу” о себе...
Даже если я буду что-то “тренькать” о тебе – буду врать...
Нет, не о тебе, а о себе...

...Больше всего я ревную (ревность – нерв любви) тебя к твоей матери,
что естественно,
а также к самому себе,
что “противоестественно”,
хотя не понятно почему одно – естественно,
а другое – “противоестественно”...

Утрата – возможность определиться,
т.е. встать на краю,
осознавая,
что это край,
но даже не желать его переступать...
Мне было печально,
что тебе часть этого текста “понравилась”...
Мне было печально, что ты не возжелал...

1997г.