Когда Валентин учился в девятом классе, ему пришлось переехать из Барнаула, где он жил с матерью, в Омск, к бабушке. Жила бабушка на окраине, в Рабочей слободке, где все улицы назывались Рабочими – первая, вторая... и так далее до двадцати и более. Немощёные улицы, местами поросшие травой, во время дождей раскисали. Проезжая их часть превращалась в месиво угольного цвета и поблёскивала лужами в наиболее выдолбленных местах. В дождливую осень грязь стояла до самых холодов, когда спасительные морозы всё сковывали льдом. Весной всё повторялось снова...
Застроены Рабочие улицы частными одноэтажными домами, в которых жили рабочие окрестных заводов. При каждом доме – огород, иногда небольшой сад, перед домом – палисадник с цветами.
Местные жители шутили: „У нас как в Москве, только дома пониже да асфальт пожиже“.
Приехали сюда дедушка с бабушкой давно - в 1913 году. Были они крестьянами, уроженцами Пензенской губернии. Хотя дедушка ещё мальчиком ушёл в Москву, поступил в паровозное депо учеником слесаря, а когда выучился, то вернулся в свою деревню. Там он женился на бабушке и стали они жить в родной деревне, которая называлась Большая Козлейка.
Прожили год, другой – тяжело, нужда одолевает, земли мало.
И решили они попытать счастья в Сибири. Прослышали, будто жизнь там обильная и цены сходные. Приехали в Омск. Дедушка нашёл работу слесаря в депо. Поселились в Рабочей слободке – вырыли землянку и стали жить. Тогда так многие жили первое время, постепенно отстраивались. Но бабушка в землянке задержалась на многие годы, потому что осталась одна с четырьмя детьми – дедушка умер от тифа.
После революции началась гражданская война и стало голодно. Омск хоть и назвали столицей нового государства во главе с адмиралом Колчаком, а всё одно - есть нечего. Каждый промышлял, как мог.
Вот, и надумали дед с товарищами ехать в Славгород, выменивать хлеб. Там по слухам с хлебом - богато. Набрали кое-какого товару для обмена, деньги-то крестьяне не брали – бумага, мол. Что на них купишь? И то верно – деньги тогда стоили немногим больше бумаги, на которой были напечатаны.
Поехали впятером на паровозе. Все рабочие депо. Вагон решили не цеплять – так мороки меньше. А внутри всем тесно, поочереди ехали в тендере. Ну, и просквозило деда. Вернулся с мешком пшеницы и слег. Фельдшер сказал, что это сыпной тиф, „сыпняк“, как тогда говорили. Температура у больного подымалась за сорок градусов, а лекарств никаких не было. Вот, сердце и не выдержало... А ведь сильный был человек, 32-х лет от роду. Бывало, когда дедушка вставал, расставив ноги, то никто в депо его сдвинуть с места не мог.
И осталась бабушка одна с детьми малыми. Ни работы, ни образования – неграмотная женщина.
Кормились огородом и случайными заработками. Бабушка пекла булочки и продавала. Купит вечером муки, утром рано испечёт. Сама поест и детей накормит, остальное продаст. Выручки хватало только на то, чтобы вновь купить муки. А на следующий день всё повторялось снова...
И то, слава богу, милиция не гоняла, разрешала торговать – НЭП всё-таки...
А ещё летом вдоль дороги грибы собирали, шампиньоны. Бабушка их называла „шпиёны“. Транспорт-то был гужевой – удобрений хватало.
Пошлёт, бывало, бабушка детей собирать грибы - вот и суп! Летом, вообще, прокормиться легче.
Так и жили - бедно, но дружно. А дом построили позже, когда старший сын Миша подрос и стал работать на заводе, как и его отец, слесарем. В их семье все слесари. Только дочь Тася выучилась на врача и уехала
Не сразу, конечно, дом построили. Несколько лет прошло, пока Миша освоился и стал зарабатывать. Сначала-то он учеником был – какой тут заработок. Ему тогда только четырнадцать годков исполнилось, а на работу брали с шестнадцати. Что тут делать? Приписали ему два года, будто бы уже шестнадцать...
А что? Тогда многие так делали. Жить-то надо!
А когда Миша выучился, начали потихоньку дом строить - стало чем рабочим платить, хотя и сам он тоже помогал. Придёт с работы, перекусит и – за лопату или топор...
А остальные дети... мал мала меньше. Какой с них толк?
Дом бревенчатый поставили впереди землянки – лицом к улице. Внутри всё по крестьянскому обычаю – одна комната и большая русская печь.
Уже потом, когда дети подросли, смастерили перегородки и получились – горница, кухня и маленький закуток за печкой, где спала бабушка. На стенах в горнице висели фотографии в рамках - дедушка с закрученными усами, молодые бабушка и дедушка, бабушкин брат в форме николаевского солдата, а в углу, под потолком почерневшая икона.
В Рабочую слободку откуда-то приезжали люди, вливаясь в ряды рабочих, и улица постепенно застраивалась такими же простыми домами.
А этот дом спокойно стоял, медленно старея.
А время летело, вихрем закручивая события, меняя и ломая судьбы людей.
Дочь Тася закончила мединститут и получила назначение на работу в Забайкалье - уехала. Там вышла замуж и родила Валентина.
Со средним бабушкиным сыном Ваней случилось несчастье – он погиб. Тёмное это дело. Бабушка говорила об этом неохотно, считая, что сына сглазили, угостили заговорённой патокой. Кто знает? Всё может быть...
Закончил Ваня школу на „отлично“ и вот... случилась беда. Они с Тасей всегда были отличники в учёбе, а Ваня к тому же изрядный физкультурник. Из цирка приходили, приглашали в гимнасты, но бабушка своего согласия не дала – не серьёзная, мол, это специальность, народ потешать! Не позволила сыну в циркачи идти, а потом жалела – может, не застрелился бы тогда?
Осталось после отца ружьё. Как-то Ваня послал своего младшего брата на соседнюю улицу, к девице одной - книгу, мол, отнеси. Коля и понёс, а когда вернулся... Ваня лежал уже неживой и ружьё рядом, и записка с одним только словом: „Прощайте“.
Вот, такая трагедия случилось в семье. Только потом стало известно, что четверо Ваниных друзей в разное время тоже покончили с собой... Секта что-ли такая?
Валентина, Тасиного сына, тогда, конечно, на свете ещё не было. Но впоследствии, через много-много лет после трагедии он читал у русских классиков, что когда-то в России бытовали такие секты, члены которых давали клятву покончить с собой по приказу вожака. Иногда проходило много лет и человек, женившись, даже забывал об этом, но приходил посыльный с запиской и... В случае отказа его всё равно ждала смерть, но уже позорная.
Понять это явление непросто. С одной стороны – деспотическое влияние вожака, упивающегося своей властью над людьми, а с другой – вечный страх человека перед смертью, преодолевая который он как бы самоутверждается. Или как?
Затем грянула война. Младший Коля со школьной скамьи сразу попал на фронт. Письма от него приходили редко. Бабушка каждый день открывала почтовый ящик – нет ли весточки?
А когда приходил почтальон и опускал письмо в ящик, то всегда стучал в окно, знал – ждут люди.
В доме остались бабушка и уже женившийся Миша, получивший бронь, потому что его завод в военное время выпускал „катюши“. Работали сутками, даже спали в цехах. Работа секретная, всё контролировал НКВД, даже в столовую ходили под наблюдением. Один раз в 7-10 дней давали сутки отдыха. Энкавэдэшник привозил на своей „эмке“ прямо к дому и приказывал никуда не выходить. А куда выходить? Миша добирался до постели и спал, спал...
А дом стоял, молча наблюдая за происходящим.
Война закончилась. Коля вернулся весь израненный, но живой! А Тасин муж Пётр погиб...
Когда приехал Валентин, бабушка и дом совсем состарились. Дом покосился и одним углом ушёл в землю.
Миша переехал - получил комнату от завода, где и жил со своей женой и двумя детьми.
В доме остались бабушка и Коля, к тому времени уже женившийся.
Он с женой и двумя сыновьями, дошкольниками, спал в горнице.
Валентин сначала хотел, чтобы и ему поставили кровать там же.
-Нельзя, Валя,- возразила бабушка.- У них своя семья.
-Ну и что? Я же с мамой спал в одной комнате.
-Мать тебе родная,- объясняла бабушка.
-Ну и дядя Коля мне родной.
-Это уже другое,- бабушка никогда не теряла терпения и не повышала голоса.
Кровать для него поставили рядом с бабушкиной в каморке, за печкой. Валентин к девятому классу вымахал. В ботву пошёл, говорили. А кровать была маленькой, большая не входила. Так и спал он, согнув коленки.
Дом неказистый, зато огород – богатый, большой и ухоженный. Бабушка знатная умелеца в этом деле. Соседи зарились на огород. Деньги предлагали Коле, чтобы отрезать половину. Он сначала согласился – мол, костюм себе справлю, а жене пальто.
Но бабушка – ни в какую. Дом-то на неё записан и огород, стало быть, тоже. Держалась за него. Здесь выросли четверо её детей, здесь вся её жизнь.
-А чем я тогда детей твоих кормить буду?- спрашивала она Колю.- Когда отец помер, я вас с огорода выкормила, а теперь и внуков, твоих детей, кормлю. А что без огорода-то делать? В новом костюме да с пустым брюхом!
На это сын её ничего не мог ответить. Убедительно говорила бабушка.
Так и отстояла она семейного кормильца – огород.
Был и небольшой садик, где росла акация и несколько кустов крыжовника.
-Баушка, а что ты яблони не посадишь?- спрашивал Валентин.- Яблочек бы поели...
-Да, где я их возьму?- вопросом на вопрос отвечала бабушка.- И лазить будут через забор, яблоки воровать. Всё вокруг затопчут, так что ни яблок не увидим, ни огорода...
Тоже верно.
Любил Валентин в этом садике летом читать. Придёт из школы, быстро сделает письменные и читать... Нет, не по школьной программе, а так, из интереса. Читал всё подряд, но особенно увлекался русской классической литературой. Коля вернётся с работы, возится в огороде, косится. Как-то не выдержал.
-Чё ты всё читаешь? Тоже мне, была охота! Было бы сюда да сюда,- Коля выразительно щёлкнул себя пальцем по животу и горлу. - А всё остальное – херня...
У него была своя жизненная философия. В школе он учился неохотно, больше любил гонять голубей. Сразу после школы попал на фронт, но о войне рассказывать не любил. Бывало, слово из него не вытянешь. Ордена и медали отдал детям, играть.
-Дядя Коля, заиграют же... потеряют,- не понимал племянник.
-А... не плотют,- пренебрежительно махнул рукой дядя.
Валентин слышал от своей матери, что во время войны Коля закончил командирские курсы и стал лейтенантом, командиром пехотного взвода. В этом качестве он и прошёл всю войну. Однажды племяннику всё-таки удалось разговорить дядю.
-Дядя Коля, ты хорошо воевал, поэтому и попал в военное училище?
-Нет, нас от роты осталось семь человек. Вот и распихали по разным училищам,- и, подумав, добавил.- А хорошо воевать нельзя – убьют, как твоего отца, а потом ещё скажут, что в НКВД служил.
Это было правдой только наполовину. Дядя Коля воевал, как мог. Об этом говорили и боевые награды, и рубцы на теле от ранений. Любил он немножко покуражиться...
Но о Петре, отце Валентина, Коля сказал правду. Как только тот погиб на фронте, стали говорить, что служил в НКВД, хотя всю жизнь он был артиллеристом. Коля его видел - до войны Пётр и Тася приезжали в гости.
Так уж повелось, что людям надо на ком-то отыгрываться за свои обиды, они ищут козлов отпущения. И однажды, выбрав жертву, не отступают, пока не добьют её. А тут лакомый кусок... пацан-сирота, отца-то нет и защитить некому! А наплести на погибшего можно всё, что угодно. Пойди проверь!
Валентин этого не понимал, он был школьником и интересовался только книгами. А в книгах про такое не писали. В книгах свой, вымышленный мир...
А в настоящей жизни всё течёт по своим, неписанным законам. Порой он слышал, когда нёс воду из колодца: „Во, НКВД нашу воду носит“, а когда копал огород: „НКВД нашу землю копает!“
Людям доставляет удовольствие глумиться над „подставленным“, не таким как все.
Обескураживала только бедность их старого дома.
-Какое НКВД? Какое награбленное богатство? Посмотрите, как они живут!- раздавались трезвые голоса. Охотники до „восстановления справедливости“ не знали, что на это ответить и чесали затылки. Не то давно бы убили!
В праздники все собирались вместе в своём старом доме. Не было с ними только Таси и Вани. Тася живёт далеко, в Барнауле, приезжает редко - часто не наездишься... но сын её, Валентин здесь. Вани же нет с ними давно... и было ему тогда всего 19 лет. Так и остался он навсегда молодым.
Собравшись вместе, часто пели свою любимую: „Соколовский хор у Яра был когда-то знаменит, соколовская гитара до сих пор в ушах звенит“.
Колина жена мастерица выводить припев: „Всюду деньги, деньги, деньги. Всюду деньги без конца, а без денег жизнь плохая, не годится никуда“.
Да... деньги. Их-то как раз и не хватало. Но жили, не жаловались и радовались каждой малости.
Время шло. Валентин закончил школу, а затем медицинский институт, в котором когда-то, ещё до войны училась его мать. Уехал.
Бабушка вырастила всех своих внуков и умерла, а дом совсем покосился и врос в землю.
Коля просил на работе новую квартиру. На ремонт дома у него не было денег.
-У Вас же богатство немереное, от НКВД осталось,- отвечали ему.
-А Вы придите, посмотрите на моё богатство,- пригласил Коля.
Комиссия пришла, посмотрела. Пол едва не провалился под их ногами...
Квартиру Коле дали, на этаже, с отоплением и ванной.
А старый дом решили продать. И покупатель нашёлся. Из-за огорода купил. И дал недёшево.
Тася, думая, как сделать лучше, отказалась от своей доли наследства в пользу братьев. Коля же все деньги взял себе и не поделился с братом. Сам ли он так решил или под влиянием жены – не известно.
Миша, узнав об этой несправедливости, очень обиделся. Он перестал встречаться с братом и всякие отношения между ними прекратились.Так и жили родные братья в ссоре, а затем состарились и умерли, не попрощавшись.
В этом доме они жили, делясь друг с другом последним. И в горе, и в бедности были вместе, а с утратой дома расстались навсегда.