Сан-Тропе. Нюларг Nioulargue. *Венцеслав Кудряшов*

Копирайт
Пик сезона в Сан-Тропе, безусловно - август. На пляжах Памплонн столпотворение, рестораны битком, по улицам бродят толпы туристов. Все занято, забронировано, оккупировано. Бедному аборигену только и остается, что уехать подальше и считать доходы. В этот момент сдается все. Скромная вилла (2-3 спальни) приносит хозяину не меньше 4000 Евро в неделю, большая: 10 - 15000. Аборигены пережидают «горячий сезон», как стихийное бедствие. В сентябре деревню накрывает волна бездетных, беззаботных бездельников, слетающихся на восхитительный сезон, именуемый у нас «бархатным». Наши длинноногие соотечественницы обожают это время. Еще бы - сезон охоты на крупную дичь и всякую перелетную мелочь, в том числе и пузатую. Аборигены возвращаются в свои гнездышки, чтобы насладиться прелестями родных мест. В конце сентября погода начинает капризничать, иногда. Волна чужаков спадает. Кажется, что деревня погрузится в спячку, но не тут то было…

Каждый год, в первую неделю октября, когда порт Сан-Тропе уже покинули яхты олигархов, больше похожие на белые дредноуты, в бухту заходят парусники. Косяками, как рыба. Они выстраиваются шеренгами вдоль набережной Суффрен: большие и маленькие, шикарные и не очень. Среди них лучшие яхты мира: участники «Кубка Америки» и кругосветных регат. Ветер шуршит и позвякивает такелажем. Мачты покачиваются в такт ветру, как деревья в осеннем лесу, когда листва сброшена и ветру только и остается, что теребить голые ветки. А яхты все прибывают и прибывают. Их больше двух сотен. На набережной веселая суета. «Морские волки» собираются в баре отеля «Сюб Континенталь» (Sube) и делятся впечатлениями о пройденных морских милях. У трескучего камина, за черной от времени барной стойкой, слышна английская речь во всех ее вариантах: новозеландском, «каджун»*- с родины Дяди Тома, австралийском, британском, ирландском, «янки- дудл»**, «янки- Wasp»***. Изредка сквозь английский прорывается какое- нибудь «шайзе»****, русский мат - никогда. Чертовски приятно пить кальвадос, сидя в жестком, но удивительно удобном кожаном кресле, вытянув к огню ноги. Слушать прославленных шкиперов, пожимать их мозолистые руки на прощание. Кто не был в море - не поймет особенности атмосферы, где все свои и многое понятно без слов. С этими людьми есть одна родственная связь - море, но часто она сильнее набора хромосом.

С балкона «Сюб» открывается прекрасный вид на бухту. Даже затылок бронзового капитана Суффрена не мешает получать удовольствие. К вечеру, прямо в порту, начинает играть местный оркестр, под управлением Джона Моргана. Он действительно Морган, хотя и не похож на своего кровожадного предка, «грозу Карибского моря». Моряки толпятся на набережной, сидят в портовых ресторанах, рассматривают мазню местных художников-маринистов. Они хозяева деревни на неделю. Первой неделей октября правит Нептун и «Нюларг».

Парусная регата «Нюларг» обязана своим появлением случаю и случаю, надо признать, анекдотичному. 29 сентября 1981 года заспорили мужики в ресторане на пляже Памплон. Спор не был оригинальным: чья яхта быстрее будет и кто круче в морском деле - англосаксы или неизменные их соперники французы? Шкипер американской яхты «Swan 44 Pride» Дик Джейсон и французский шкипер 12- метровой яхты «Ikra» Жан Лорен «забились» кто быстрее. Договор был: стартовать от башни Портале в порту Сан-Тропе, обогнуть «банку» Нюларгo (Shoal Nioulargo - «гнездо в море» на провансальском диалекте) и финишировать на Памплонне, у ресторана «Клуб 55», где они и заспорили. Хозяин ресторана «разбил» рукопожатие спорщиков, зафиксировав спор на ужин и «ящик» шампанского. Пацаны зарубились. В результате вышел каламбур: Икра побила Гордость (англ. Pride). Но русских там еще в помине не было и шутку оценить было некому.

Хозяин «Икры» Жан Редель похвастался другу - предпринимателю Патрису Де Кольмону, как он вернул Франции гордость. За столом в том же «Клуб 55» родилась идея общедоступной регаты в конце сезона, чтобы искусственно продлить «сезон» хоть на неделю. На воплощение идеи ушло много лет. Первая официальная регата состоялась лишь в 1999 году. Ежегодная регата прославила прежде всего Кольмона и ресторан «Клуб 55», который стал культовым на десятилетия. «Моёт и Шандон» оспаривали с «Рёдерер» на какое именно шампанское заспорили отцы-основатели регаты, «Ролекс» с «Омегой» выясняли по каким часам сверяли время старта, а Ральф Лорен открыл бутик одежды для яхтсменов в порту, пользуясь удачным созвучием фамилий с победителем спора. «Пошла массовка…», как говорят кинематографисты.

Старт регаты - захватывающее зрелище. В страшной толчее, борт в борт идут маленькие прогулочные яхты, нелепые пузатые парусные боты и сверхсовременные океанские громадины, похожие на крылатых барракуд. В 97-м, если не изменяет память, это закончилось трагедией - канадская океанская яхта «переехала» утлый челн местных незадачливых любителей. Не обошлось без человеческих жертв. Арестованный канадский парусник стоял в порту чуть ли не всю зиму. Регату закрыли на несколько лет.

Закончилось расследование, виновные наказаны. О погибших скорбят их близкие. Потерявшая старых спонсоров регата нашла себе новых. Жизнь продолжается.

В моей памяти отпечатался последний день «Нюларга» 96-го года. Награждены победители, закончилось дефиле экипажей. Принц Альберт вручил традиционный «Кубок Ренье». Спонсоры одарили знаменитых шкиперов часами и шампанским. Отыграл свое оркестр. Публику развлекают джазом. Моряки обсуждают планы у камина в баре. Девушки прихорашиваются перед прощальным «отрывом» в ночном клубе. Неофициальное закрытие «Нюларга» традиционно проходит в ночном клубе «Кав Дю Руа» в отеле «Библос». К полуночи он уже битком. Нигде и никогда не видел такой атмосферы: страсть, энергия, дружелюбие и всеобщее, искреннее веселье. Загорелые шкиперы в джинсах и майках танцуют под диско-хиты 80-х и соул, с девчонками, которые наконец-то не на охоте, не на работе, а просто наслаждаются жизнью… Незнакомые люди скачут обнявшись, целуя чужих жен при благодушном попустительстве их мужей - они не в обиде и вниманием не обделены. Пары, группки танцующих, распадаются и собираются в стремительном калейдоскопе. «I feel good!» – вопит из динамиков Джеймс Браун. «I feel good!» - вторят ему хором сотни голосов. Нет никакого сомнения, что им хорошо, ведь чувство редкого, беспричинного, коллективного счастья переполняет и меня самого. К утру посетители постепенно разбредаются группами и парами, чтобы продлить мгновения счастья в крепких объятиях. Охотницам и кокеткам можно не притворяться, лгать бесполезно, ведь завтра моряки уйдут в море, а девушки останутся на берегу. Ночь на излете. Ночь нежна…

Ранним утром я ковыляю на стоянку в порту. Бухта опустела. На улицах ни души. На стоянке, где вечером не было места, только мой автомобиль. Ветер носит по голому бетону окурки и обрывки газет. Тишина кажется невыносимой. Я сажусь в машину, включаю Джеймса Брауна и провожаю взглядом последний парус, растворяющийся в осеннем тумане. Мне некуда спешить, ведь я «абориген», а впереди бесконечный дождь и ветер, треплющий пальмы за лохматые загривки. Зима в деревне - мое время, но об этом в следующий раз.

Примечания:
* «каджун»- в данном случае в значении южного диалекта английского языка, характерного для какой-нибудь Луизианы.
** «янки- дудл» - в данном значении «простонародный».
*** «янки Wasp» - в данном случае «разговорный английский американского «среднего класса» с протестантскими корнями.
**** «шайзе»- нем. Дерьмо! Соответствующее нашему «Черт!».