Спасибо, мальчики!

Наталья Шауберт
Тем летом, наконец, удалось выбраться к морю.
Позади холодная сибирская зима, неласковое весеннее солнце, позади болезни мои и моих детей. Впереди - двадцать дней беззаботного отдыха под ласковым крымским солнышком. И море, огромное, ласковое море - теплый и шумный пляж днем, и прохладные вечера со сказочными закатами и танцами дельфинов на горизонте. Оно снилось мне, шумело шорохом волн в моих мечтах, обещало новые, уже забытые ощущения беспечной радости, сладкой отпускной неги.
 
Как давно я не была на море! Ну а мои малыши увидят его первый раз. И это удваивало, утраивало мою радость от предстоящей поездки.

Прошедший год был таким трудным для нас: развод с мужем, размены, переезды, долгих два месяца пребывания в больницах. Словно в отместку мне за революционные преобразования в семье, заболели мы одновременно, втроем. Заболели тяжело - воспалением легких. Два долгих месяца, курсировала моя мама, от одной больницы к другой, от базара к дому, и опять к нам, уже с бульонами, пирогами, фруктовыми компотами и отварами.
- Сглазили, прокляли, - причитала она, имея в виду, конечно, недобрую силу оставленного мной мужа и его родни.
Я же винила во всем только себя и искала пути к спасению моей маленькой семьи, за которую несла теперь единоличную ответственность.
- К морю! Быстрее к морю! - твердила я одержимо.
- Немедленно к морю! Это лучшее средство от всяческих сглазов и порчи! Море смоет весь негатив! – горячо поддерживала меня моя, эзотерическими знаниями подкованная, подруга.

Бросив все: новый, еще не обустроенный дом, работу, собрав все деньги – половину в долг, отправились мы в маленький приморский поселок, где я, совсем девочкой, уже отдыхала однажды.

И, то ли эта установка, то ли мое ожидание чуда и вера в то, что оно непременно произойдет, а может и правда, море снимает весь запас отрицательной энергии, той, что накопилась в наших телах и душах? Но, только ступив на Крымскую землю и, вдохнув жаркий, напоенный запахами трав и цветов, влажный и теплый воздух, нам стало легче , на бледных лицах моих детей появился румянец. Чудо свершилось!

Поселок, в котором мы жили, был не большим, размещался, как в чаше, в небольшой, округлой долине. От всех ветров защищали поселок горы, поросшие лавандой и мелким кустарником. И только морю открывал он себя.Ранним утром морской туман заползал в уютную чашу, огромными белыми хлопьями опускался на теплые крыши домов, пробирался в окна белых домиков. Однажды, мы специально встали пораньше и поднялись в горы, чтобы посмотреть, как прячется поселок в белой пелене тумана, сливаясь с морем. Море и небо стали одним, и мы "парили" в этой серовато-голубой бесконечности, и суши осталось совсем немного – только эта небольшая гора, на которой мы стоим.
- Я трогаю небо и море! - закричала дочь, поднимая и опуская руки.
- Нет! Они трогают нас! Мама, а мы не пропадем, как поселок, если туман поднимется? - испуганно спросил сын.
- Глупый, он не пропал, он просто укрылся, ну как ты ночью укрываешься одеялом, - объяснила я малышу, - а утром – сбрасываешь одеяло и встаешь, ведь так? И наш поселок скоро сбросит свое одеяло , как только проснется солнышко!

Солнце, как будто услышав нас, засветило вдруг розовым утренним свечением, вынырнув откуда-то снизу, из моря, а спустя несколько минут расчертило воздух лучами, разделяя небо и землю. Утреннее солнце растопило туман, разбудило маленькое селенье, веселыми яркими бликами отражаясь в окнах.

 В «нашем» поселке жили работники местного завода шампанских вин и служащие местных санаториев и пансионатов. Они первыми вставали и спешили на работу по узеньким каменистым улочкам.
Мы заметили, что все улицы города, как бы они не извивались и не петляли, приводили нас к морю.А там шумел пляж, там начинался настоящий праздник! Днем на пляже всегда было весело и многолюдно, море сверкало ослепительно и празднично, громко кричали пляжные торговцы, предлагая на перебой, то сладкую пахлаву, то холодное вино и ягоды.
 
Вдоволь накупавшись, усталые и довольные, возвращались мы домой, и дети, аппетит которых всегда оставлял желать лучшего, с жадностью набрасывались на еду. Наваристый борщ пах сладким перцем, сметана и молоко - травами, а фрукты издавали такой сильный аромат, что кружилась голова. Хозяйка, Алла Львовна, наблюдая за маленькими обжорами, только вздыхала. Она, подкладывая им в тарелки жирные кусочки мяса и в очередной раз, наполняя вазы фруктами, радостно ворчала,
- Чисто саранча!Ты их там, в городе, не кормишь, что ли? Марьюшка твоя – былинка, в чем душа держится? В тени, что ль росла, девонька?
Мои рассказы о том, что там, в городе, кормить их удавалось только хитростью или силой, Анна Львовна выслушивала с недоверием.
- Там не фкушно, - объявлял ей мой сын, заталкивая в ненасытный рот очередную горсть шелковицы.
- Мои Вы сердешные, - вздыхала добрая хозяйка,
поглядывая на фотографии своих старших внуков. Они сдавали экзамены в школе, и не могли приехать к бабушке в июне, как бывало всегда.
С Аллой Львовной постоянно находилась только самая младшая местная внучка Томочка, родители которой работали в городе, и наезжали к матери иногда, по воскресеньям.
По утрам меня часто будил дуэт бабушки и внучки, в котором явно солировала Томочка.
- Бааааба!
- Не хочу в сааадик!
- Хочу гуюшу!
- Не хочу шооойты – хочу саяфааан! - занудно тянула Томочка, отбиваясь от ласковых бабушкиных рук.

Вечерами важная Томочка водила нас на дискотеки в местный санаторий. Мы шли тихими аллеями парка, освещенными слабым светом фонарей, и музыка сопровождала нас повсюду, сливаясь с ночным пением цикад. Мои малыши, натанцевавшись вволю на дискотеке, спали потом до самого обеда, обеспечивая мне полдня относительной свободы и праздного одиночества.
Наша хозяйка, всю жизнь прожившая у моря, ходила плавать только утром или вечером, когда пляж был еще пустынным и тихим.
Однажды и я, сбежав от своей спящей детворы, присоединилась к ней. На берегу Анна Львовна выложила на полотенце свежие булочки и фрукты, налила в глиняные кружки чай из старого китайского термоса. Немного поплавав, мы завтракали, нежась в лучах восходящего солнца.

 Рядом с нами лежал хозяйкин песик Мальчик. Старенький, с седой бородкой, он уже не сторожил дом, находясь на заслуженном отдыхе. Мальчик давно получил свободу от тяжелой дворовой цепи, но, не желая и не умея, видимо, быть бесполезным, нашел себе новую работу – сопровождать «куейтников», как называла нас Томочка, на пляж, а вечером вести к дому. Милый песик всюду ходил за нами, и мы, привыкнув к этому забавному эскорту, всегда терпеливо стояли и дожидались Мальчика, неторопливо семенящего за нами . Ничто не могло заставить его бежать быстрее. Он и нашим прогулкам задавал спокойный, размеренный ритм.


После легкого завтрака на пляже, захотелось поплавать еще .
Анна Львовна, предупредив меня о том, что сегодня обещали шторм, ушла на работу, Мальчик потрусил за ней, а я побежала к мокрым ступеням пирса, возле опор которого уже копошились местные мальчишки – собиратели мидий.

Я бежала по пирсу, разбрызгивая мелкие лужицы воды и радуясь ощущению необычной легкости и упругости тела, наслаждаясь теплым ветерком. Добежав до самого конца пирса, туда, где вечерами швартуются рыбацкие шхуны, я прыгнула в воду и, поплыла еще дальше, дальше - на глубину.
 Туда, где под толщей прозрачной воды, жили огромные подводные города.

Это было для меня самым увлекательным занятием еще в то время, когда я, девочкой, первый раз отдыхала на море. Я уплывала на глубину, переворачивалась лицом вниз, и, раскинув руки и ноги, замирала.
Широко открыв глаза, как зачарованная, всматривалась я в таинственную глубину моря. Морское дно странно напоминало мне вид из иллюминатора самолета. Там внизу, в глубине колыхались деревья-водоросли, возвышались камни–горы, песок и раковины превращались в крепостные стены и дома. И, над всем этим таинственным великолепием, колыхались парашютики медуз, раскрашенные солнечными лучами в яркие цвета.
 
И вот я опять смотрю в эту бездну - завораживающую, темную, живую, а бездна, как и обещано, «смотрит в меня». Красиво и жутко!
Устав от темноты глубин, я переворачиваюсь на спину и "улетаю" взглядом в бело-голубую бесконечность неба. Я лежу на тонкой границе двух бесконечностей - песчинка в мироздания.

 Ощущение малости своей и ничтожности незаметно перешло в ощущение тревоги и страха. И тут, как дополнение к этим чувствам, которые зачем-то я позволила «развить» своему воображению, острая боль скрутила, завязала в узел икру правой ноги, я вскрикнула, нахлебавшись соленой морской воды.Все случилось так внезапно, что я сразу начала тонуть. Спохватившись,забултыхала, забила руками, легла опять на спину - так легче держать равновесие. Осторожно посмотрела назад – до пирса метров тридцать, сущая ерунда, конечно, если ты можешь плыть, и огромное расстояние, когда каждое движение отдается болью в ноге. Я лежала на спине, пытаясь расслабиться, как советуют инструкторы по плаванью, пробовала потянуть ступню на себя. И снова задыхалась от боли! Я замирала, и затихала боль, я пробовала плыть, и боль снова скручивала мышцу.

Я смотрела в небо, а оно менялось на глазах. Казалось, что кто-то, в этом, еще недавно таком уютном мире, задернул темные шторы, спрятал солнышко и раскачал море. Нежное прикосновение волн сменилось грубыми толчками, обдающими лицо колючими брызгами.

«Надо успокоиться, надо расслабиться и тихонько грести руками, только не паниковать», - убеждала я себя, а воображение рисовало морское дно, колючие камни, траурно покачивающиеся водоросли. А еще вспоминалось утро, такое радостное, свежее и солнечное. Вспомнилось, как уходя, я любовалась спящими дочкой и сыном - шоколадные спинки на белоснежных простынях.
«Уходя, я не поцеловала их...» «Уходя, не поцеловала...», «Уходя...». «Господи, да что же это я? Надо плыть, надо стараться доплыть до ступеней пирса, должно быть уже близко! Сколько я плыву, пытаюсь плыть? Минуту? Пять?»
Тихонько повернув голову, пытаюсь определить расстояние. Увы, все, что получилось у меня - не дать унести меня волнам еще дальше от пирса. Ногой шевелить не могу, боюсь опять вызвать болевой приступ и потерять равновесие. В глазах слезы, или это морская вода? Больно саднит прикушенная от боли губа, немеют руки.

 «Это конец? Меня больше не будет? Не будет никогда? Я буду лежать на дне, и толстые морские рыбы будут лениво обгладывать мои косточки? Мое тело, такое новое, загорелое, прогретое солнцем, уйдет на дно, чтобы раствориться в этой бездне? А вместе с ним уйдут, растворятся мои чувства, мои желания и мечты?»

Поток траурных мыслей неожиданно прервал громкий высокий мальчишеский голос,
- Тетя, ты тонешь?
Рядом со мной загорелым поплавком покачивался на волнах мальчишка. Черные волосы его прилипли ко лбу, большие глаза в длинных мокрых ресницах, с тревожным любопытством смотрели на меня. «Это ангел, причем морской, или просто глюк, этого не может быть»,- подумала я и зажмурилась. Но, когда я снова открыла глаза, мальчик не исчез. Он покачивался рядом, посматривая в сторону берега.
 - Надо плыть, слышишь? А то скоро шторм будет, надо успеть. Ты, если устала, держись за плечо. Я поплыву, а ты ногами шевели, понятно? Я тебя до пирса дотараню.
- Мальчик, милый, ты живой, ты есть! - обрадовано затараторила я, пытаясь выполнить его указания.
 Я совсем забыла о боли, которая не давала мне двигаться, и та живо напомнила о себе новым приступом. Опять хлебнув воды, я начала тонуть. Но мой спасатель тут же вытянул меня за волосы и сказал, смеясь.
- Я есть! Я не могу не есть! А время уже, кстати, обеденное! Слышь, тетка? Не вздумай тонуть, шевели руками и ногами!
- Да не могу я шевелить, ногу свело судорогой, думаешь, я сама бы не доплыла, - отчаянно прошептала я, стараясь восстановить дыхание.

Я держалась за хрупкое мальчишеское плечо, - не долго, только чтобы немного отдохнуть, ну совсем чуть-чуть!
«Не утопить бы еще и своего спасателя»! – подумала я, услышав его тяжелое дыхание.

 «Мальчик устал, надо гнать его на берег, пусть попробует позвать на помощь, какое-то время я еще продержусь», - с грустью думала я. «И почему сегодня утром не собирал мидии огромный парняга – спасатель Жора? Мы с ним давно бы уже сидели в кафе на набережной и выпивали по рюмке чая за мое чудесное спасение».

- Судорога? А иголки нет? И у меня нет. А я все с пирса смотрел и удивлялся – чего ты тут крутишься, как блоха на собаке. Погоди-ка, какая нога?
- Правая, икра.
- Ясен пень, не пятка. Я сейчас, потерпи немного.
Мальчик поднырнул под меня, и впился зубами в ногу. Мне показалось, что через меня пропустили ток высокого напряжения. В глазах потемнело. Но в тот же момент боль ушла, мне определенно помогло это странное средство против судорог. В итоге я смогла вытянуть ногу и спокойно двигала стопой. "Я смогу плыть! Я спасена!".

Расстояние до пирса мы преодолели быстро. Слава Богу, море стало спокойней, солнце, найдя прореху в серых тучах, осветило меня, мальчика, пирс с мокрыми ступенями. Мой спаситель первым забрался наверх, подал мне руку. Когда я встала перед ним во весь рост, оказалось, что он совсем маленький, да и лет ему, ну десять, не больше. Мой спаситель, видимо вспомнив свое недавнее панибратство с жертвой стихии, смутился и побежал к берегу. Я не успела ничего сказать ему, я хотела крикнуть, остановить, но куда-то вдруг пропал голос, подкосились ноги. Я сидела, совершенно обессиленная, и просто смотрела ему вслед.
 
А ко мне, по пирсу, со всех ног, бежала Алла Львовна, размахивая, как флагом, моим полотенцем. За ней следом, развивая небывалую для него скорость – Мальчик.
Полная женщина с растрепавшейся от бега прической, в белом больничном халате, и маленький черный песик, который не бежал, а катился следом за ней по мокрым доскам пирса, почему-то показались мне настолько уморительными, что я громко расхохоталась, буквально захлебываясь от смеха. Но, когда Алла Львовна подбежала ко мне, закутала в полотенце и обняла теплыми мягкими руками, смех неожиданно перешел в слезы, я ревела в голос!

Мы долго сидели, обнявшись. Мальчик лежал у моих ног, согревая, Алла Львовна рассказывала,
- Это все Мальчик! Он пошел было за мной. А я ему приказала тебя ждать, мало ли чего? Ты одна осталась, а тут заштормило, ветер поднялся. Мальчик ни за что бы тебя не бросил, до дому довел! А тут смотрю – прибежал, сидит, в глаза заглядывает. Я подумала, может, уж отвел тебя, да за лакомством прибежал? Нет, мясо не берет, а только подойду к нему – вскакивает и бежит к морю. Чтоб Мальчик бегал?
 
Алла Львовна говорила, а я слушала и не слышала ее, повторяя мысленно одно: «Жива!»

- Так что, ты спасибо скажи Мальчику! Мальчик считай тебя и спас! Хороший мой, хороший, молодец!

- Спасибо, мальчик! - повторила я за ней, и посмотрела на берег. Мой спаситель уже убежал, я так и не успела его поблагодарить, даже имени не спросила.

 Все оставшиеся десять дней до отъезда, я искала , искала всюду. Пыталась узнать его в толпе одинаково загорелых, черноволосых мальчишек, что с утра до вечера плескались в воде у пирса, собирая мидий, но так и не смогла. В ответ на мои вопросы, мальчишки только пожимали плечами и строили различные предположения - ничего вразумительного. А сам он, увы, не объявился, видимо считая случай этот совсем обычным, ничего не значащим.
 Так и уехала я, не поблагодарив моего маленького друга. Но каждый год, в июне, отмечая свой второй день рождения, вспоминаю его, моего мальчика, моего ангела-спасителя. Ну и, конечно, черного песика, который не виноват в том, что медленно бегает и не умеет разговаривать - он тоже активно участвовал в моем спасении.
- СПАСИБО!МАЛЬЧИКИ!!