Цхинвали. Глава 7. Тбилиси Ленинград

 

Спаси, Господи, и помилуй посланныя въ службу, путешествующыя, отцы и братiю нашу, и сестры и вся православных христiаны.

(Молитва, Православный Молитвослов)

Три дня спустя после возвращения Сан Саныча из командировки в его кабинете зазвонил телефон дальней связи.

- Саня, привет! – раздался в трубке знакомый голос. – Десантура тебя беспокоит. Это Сергей – земляк твой! … Как дела твои, Саня? Как здоровьичко?
- Здравствуй, Серёга. Что это ты моим здоровьичком вдруг заинтересовался? Не к добру это, чую …
- Угадал, можно сказать. Я тут вот с чем звоню: помнишь то "дерево", что ты в командировке срубил? Ну, … златая цепь на дубе том, помнишь?

Майор, быстро сообразивший, о чем идет речь, отреагировал осторожно:

- Смутно припоминаю ...
- Это хорошо, что смутно, Саня! А лучше – вообще о нём думать забудь. А то где всплывёт, не ровен час …
- Не понял я тебя …
- Чего там не понимать: когда оставшийся чурбак в овраг выбрасывали, я, по афганской привычке, под него две "Ф-1" сунул. И чеки повыдергивал. Типа того, что сюрприз …
- Ну? …
- Не "нукай"! Нашли его вчера эти … однокоренные … Собрались хором поднимать, – вот еще шестерым кишки и гениталии по кустам развесило.
- Вот как, … а я-то тут при чём?
- Как "при чём"? На твоего "живца" пойманы, … следовательно, половина из них – твои.
- Спасибо, мне одного хватит ...
- Отказывайся–не отказывайся – обратно уже не отыграешь … Короче, тут "эти" … на дыбы поднялись. Запросами просто засыпали. Говорят – дело завели. Я немного подсуетился – книгу регистрационную в гостинице прибрал и ликвидировал. Нет её, и не было. И тебя, соответственно, тоже там не было. Ты там у себя можешь сделать так, будто никуда не ездил?
- Не знаю … Навряд ли. Начну мельтешить – скорее еще больше вопросов вызову.
- Ну, тогда, если что, то ночевал ты у меня в лагере. Лейтенант, прапор и дневальные – все подтвердят. А ты водилу своего проинструктируй.
- Уже. Еще когда в Тбилиси ехали.
- Вот и ладно. Бог даст – пронесет.

* * *
По прошествии двух дней оказалось, что "не пронесло". С утра у Сан Саныча были дурные предчувствия. Ближе к полудню они оформились в звонок Начальника Войск связи (НВСа):

- Шевчук? Через полчаса жду тебя в своем кабинете!

Манера начальника не вести по телефону пространных разговоров была известна давно.
Крепкий, спортивного типа генерал, решая служебные вопросы, всем другим методам предпочитал пробежку по этажам штаба и общение, глядя в глаза.
Гадая о причине вызова, Сан Саныч поднялся на пятый, занятый Управлением связи, этаж. Версию о возможных, связанных с вызовом начальника, неприятностях – нейтрально-приветливые лица здоровавшихся с ним офицеров не подтвердили, но и не опровергли.
Секретаря НВСа на месте не было.
Собравшись с мыслями, Сан Саныч постучал в обитую кожей дверь, дождался загорания табло "Входите", нажал на дверную ручку и потянул её на себя.
В кабинете начальника, помимо него самого, сидел штабной особист. Вид у особиста был сиротский. Сан Саныч этого представителя недремлющего государственного ока знал уже давно. Майор Миша, как его ласково называли связисты, уже два года как покинул связную стезю. Карьера связиста, несмотря на неплохие задатки, у него не заладилась, и он предпочел начать всё с чистого листа, перейдя на работу в органы, которые повсюду принято называть "компетентными". Судя по всему, он себя на этой ниве нашел.
Личностью майор Миша был уважаемой и общительной. За неполных два года он дважды успел выручить Сан Саныча из довольно неприятных ситуаций, умело нейтрализовав "наезды" политработников на его подчиненных.

- Разрешите? Майор Шевчук по вашему приказа …
- Заходи, Александр Александрович! Присаживайся напротив Миши. Вы, вроде бы, одно училище заканчивали? Опять же друг друга хорошо знаете?

Воспользовавшись тем, что НВСа отвлек зазвонивший телефон, бывшие однокашники успели обменяться рукопожатием, при этом Сан Саныч вопросительно поиграл бровями, а майор Миша в ответ озабоченно нахмурился.
Генерал телефонный разговор закончил как всегда быстро. Положив трубку, он зачем-то поправил телефонный аппарат, коротко взглянул на Шевчука, вздохнул:

- Ну, Александр Александрович, докладывай!
- О чем, Валентин Иванович?
- О командировке. Ты же у нас в горячую точку ездил? Командировочные по 7.50 за двое суток получил?

Сбитый с толку Сан Саныч растеряно кивнул.

- Вот и рассказывай!
- Так о чём? Я докладную о состоянии релейной линии до Цхинвала и об устраненных недостатках без малого неделю назад представил …

Генерал повернулся к особисту:

- Нет! Ну каков гусь? О скучном он только пишет, об интересном – исключительно помалкивает?
- А что ему еще остается делать? – поддержал Сан Саныча особист. – Самая верная в его положении линия поведения.
- Вот что, братья–связисты, вы мне тут "ваньку валять" прекращайте! Зачитай ему его права и обстоятельства, да будем думать, как из ситуации выходить.

Особист открыл лежавшую перед ним черную кожаную папку и вынул из неё два аккуратно скрепленных степлером листочка:

- Вчера, на имя Командующего военным округом, из МВД Грузии поступил официальный запрос. Суть запроса: … апреля 1991 года в окрестностях города Цхинвали совершено вооруженное нападение на патруль сил МВД Грузии. В результате нападения, при исполнении ими служебных обязанностей, убито семь грузинских милиционеров. По имеющейся у грузинской стороны оперативной информации, все эти "зверства" совершил один–единственный военнослужащий Министерства Обороны СССР, – командированный из Штаба округа в зону конфликта майор-связист. В интересах совершения следственных действий грузинская сторона настаивает на доступе к спискам командировавшихся в указанное время в районы горячих точек офицеров Штаба округа.
- Ну, положим, никаких списков никто им не даст, – резонно заметил НВС. – Но, при том, что на весь штаб майоров со связными эмблемами наличествует не более пяти персон – они вполне могут обойтись и без списков.

Некоторое время генерал в раздумьи барабанил пальцами по крышке стола:

- Что скажешь? – невозмутимо поинтересовался он у Сан Саныча. – Послали тебя в командировку, как белого человека – связь делать. А там вдруг на "немного пострелять" потянуло? Подозревал я, когда с твоим послужным списком знакомился, что в режимных частях всякому учат, но такое … В голове не укладывается!

Сан Саныч, ощущая явную риторичность заданных ему вопросов, только пожал плечами.

Генерал повернулся к особисту:

- Что там у тебя еще в рукаве припрятано?

В ответ майор Миша, довольно похоже, скопировал продемонстрированное Сан Санычем пожимание плечами и, заглянув в папку, выудил из неё еще один листок:

- По нашим данным, сидящий напротив меня майор Шевчук убил только одного из названных грузинской стороной милиционеров. При этом был безоружен и действовал в условиях ночного разбойного нападения на военную гостиницу. Мер необходимой самообороны не превысил. С другой стороны, исходя из полученной информации – есть предположение, что остальные милиционеры подорвались по неосторожности на собственной, внезапно сдетонировавшей, гранате. Судя по всему, их просто пытаются "повесить" на Александра Александровича, за неимением других версий ...
- Вот так значит …– спокойно констатировал НВС и поинтересовался у Шевчука: – Из чего стрелял-то?
- Из автомата. У охранявшего гостиницу десантника взял …
- Ну и молодец! – неожиданно подытожил генерал и, заметив невольное движение особиста, спросил: – У тебя, Миша, еще что-то?
- Совсем немного, – обернулся к нему майор Миша. – По данным из наших источников в МВД Грузии, следствие располагает довольно точным словесным описанием Александра Александровича. Кроме того, на оперативном совещании в МВД Грузии, при рассмотрении этого вопроса, один из высших чинов высказался за физическое уничтожение виновника гибели его коллег. "При оказании сопротивления в момент задержания". Так что теперь можно ожидать всего. Даже отстрела подходящих под описание майоров-связистов.

НВС прокашлялся и сочувственно покосился в сторону Сан Саныча:

- Положеньице … Что мы можем предпринять в этой ситуации?

Особист, не торопясь, уложил в папку ранее извлеченные из неё справки, застегнул молнию. Аккуратно положив папку прямо перед собой, накрыл её ладонями и задумался.

- Ну, прежде всего, надо ликвидировать следы пребывания Сан Саныча в гостинице …
- Уже, – вклинился Сан Саныч. – Гостиница, после обстрела грузинской милицией, закрыта на ремонт, а книга учета постояльцев – уничтожена.
- Точно – уничтожена, – добавил он, заметив удивление на лицах своих собеседников.
- Однако, – заметил особист. – Может ты еще, ко всему, знаешь – где и почему подорвались остальные грузины?
- Примерно в восьми километрах от Цхинвали. Там, в овраге, под тем милиционером две гранаты были. "Ф-1".
- Кто вывозил убитого милиционера за город, а затем минировал – конечно, не скажешь? – осторожно поинтересовался майор Миша.
- Не я, - лаконично ответил Сан Саныч.
- А свидетели, что ты ночевал в другом месте, а не в той гостинице, у тебя есть? – уточнил особист.
- Как минимум четверо, считая моего водителя, – буркнул Сан Саныч и краем глаза поймал веселых чертиков во взгляде НВСа. Его, судя по всему, происходящий разговор начал забавлять.

Генерал встал, прошелся по кабинету и, остановившись за спиной особиста, вдруг улыбнулся и подмигнул Сан Санычу:

- А если мы сейчас полностью подчистим документы? Всё, касательно этой командировки? Приказ, командировочное удостоверение, платежки в финчасти, путевой лист. При необходимости, перепишем все журналы, где они регистрировались … Это нам что-то даст?
- Основания спорить с грузинской стороной – несомненно. А вот спасет ли это Сан Саныча от расправы – сомневаюсь …
- Хорошо! – НВС хлопнул ладонью по столу. – Готовься, Александр Александрович, в отпуск! Немедленно! И, сразу же после него – в академию. В Ленинград!

Заметив недоумевающий взгляд Шевчука – пояснил:

- Знаю-знаю! Прием документов закончен, но это не твоя забота – договорюсь. Получишь личное дело на руки – и вперед! Куда там, в Академии, подойти и с кем переговорить – скажу позже. Сменщик, насколько я знаю, у тебя уже давно есть? Короче, немедленно отправляй отсюда семью, а сам – уже через три дня, чтобы был в отпуске!

* * *
Уложиться с делами в три отведенных на это дня Сан Санычу не удалось. Лишь спустя неделю он отправил к теще жену и сына. Расслабиться и поверить в то, что последствия злополучной командировки – наконец-то отпустили, ему удалось только на десятый день, после того, как самолет, направляющийся курсом "на отпуск", оторвался от новоалексеевской бетонки Тбилисского аэропорта.
Отпуск пролетел как один день. Встречи с друзьями и родственниками, прочая отпускная суета не отпускали до самого последнего дня.
Вернувшись из отпуска, после службы, по ночам, всю оставшуюся до отъезда в Академию неделю, Сан Саныч упаковывал вещи. Оставаться в ставшей столь негостеприимной Грузии было опасно. Хотя, недавно отремонтированную квартиру, престижную должность и связанные с ней карьерные перспективы – было немного жаль.

* * *
Волею случая, четверо поступающих в Академию связи майоров оказались в одном прицепном, "на-Ленинград", вагоне адлеровского поезда.
Сан Саныч и свежеиспеченный майор-автоматизатор – Сергей, его сослуживец со штабного Вычислительного Центра, прибыли к поезду "в гражданке". Разместившись в пустующем купе, они бесцельно прогуливались возле своего вагона.
Отправка поезда, как ни странно, не задерживалась.
Их соседей, Виктора и Александра, двух представителей Руставского полка славной правительственной связи, доставила служебная машина. Они вышли из неё прямо к поезду, в отутюженной, украшенной всеми мыслимыми регалиями форме. Для тбилисского вокзала, уже ставшая полузабытой картина человека в советской военной форме стала откровением. Создавалось впечатление, что весь вокзал замер, и провожает взглядами этих двух "смельчаков".
Тридцать метров до своего вагона майоры преодолели без эксцессов.
Едва разместившись и познакомившись, они, не удосужившись уточнить у своих соседей цель их поездки и конечный пункт назначения, – принялись взахлёб рассказывать о своем скором поступлении.
Сан Саныч и майор Сережа, за неимением других развлечений – им подыгрывали, вяло изображая то ли командированных, то ли отпускников (поди, пойми – за кого именно их приняли попутчики).
Вошедшие в раж правительственные связисты непрерывно иронизировали по поводу "спокойной паркетной службы" своих попутчиков-штабистов.
В ответ майор Сережа не менее язвительно интересовался у них, – "Тяжело ли обеспечивать связь новому руководству Грузии в районах "локального геноцида", и есть ли среди обилия их знаков отличия – отлитая из тридцати сребренников медаль "Иуды – 1-й степени"?

- Ты их еще спроси – учат ли они, на случай непоступления в Академию – грузинский язык, и получат ли, потом – если заслужат, в грузинской армии звания "старших майоров"? – добавил сарказма Сан Саныч.
(В введенной в грузинской армии иерархии воинских чинов – звание "подполковник" отсутствовало. Кто-то в высших эшелонах власти свободной Грузии настолько буквально воспринял старый бородатый анекдот на тему игры слов, что на полном серьезе поставил на парламентских прениях вопрос о том, что "грузин не может быть ПОД-ПОЛКОВНИКОМ". Что это двусмысленное звание оскорбляет национальное достоинство. С его легкой руки в грузинской армии появилось звание "старший майор". Прим. автора).

Уязвленные майоры, Саша и Витя, вяло возражали, упирая на тот факт, что последними абонентами правительственной связи в республике, помимо командования ЗакВО, были чиновники советской Грузии, ещё в бытность Джумбера Патиашвили. Новая же власть сначала решительно отказалась от услуг русских связистов, а лишь затем обнаружила, что грузины-связисты, как массовое явление природы – напрочь отсутствуют в окружающей грузинской действительности.
Новоявленный грузинский президент, на первых порах, пользовался обычной телефонной связью, что немало веселило те органы, на которые было возложено прослушивание его переговоров.
По рассказам руставских связистов, последним писком на связной ниве Грузии – была закупка её правительством импортной связной аппаратуры, сопровождаемая жаркими спорами нескольких грузинских парламентариев о технической возможности передачи грузинской речи по образованной этой техникой телефонным каналам.

Первые сутки пути так и пролетели в весёлом, ни к чему не обязывающем трёпе. Восьмичасовая стоянка прицепных вагонов возле самого моря на запасных путях адлерской станции растянулась вдвое, и майоры успели за это время вдоволь накупаться и даже немного загореть.
Сан Саныч, нежась на крупном песке, к случаю побаловал попутчиков рассказом о том, как его, три года тому назад, "призвали к ответу" за то, что Россия отобрала у Грузии Сочи, а, соответственно, и пляж, на котором вся компания так находчиво устроилась:

- Иду как-то вечером домой (снимал комнату в армянском доме на Метрострое. Это район самостийной застройки, очень похожий на Аблабар), и вдруг меня останавливают человек пятнадцать грузин. Пивком баловались у пивной бочки.
- "Стой, капитан! Вот мы спорим – должна ли Россия нам Сочи вернуть, или нет?"
- Я, естественно, растерялся – кто бы мог предположить, что после Абхазии и Южной Осетии в списке территориальных претензий у Грузии числится ещё и Крым:
- "А почему это вдруг Россия вам Сочи задолжала?"
- "Ну как же? Когда Грузию в состав Российской империи включили – у нас много тогда земель отобрали …"

Спрашиваю их – кто из них сколько раз бывал на море? Отвечают: кто – три, кто – точно не помнит, но много раз. Со счета сбился.

- "Ну, а я, – говорю им, – до капитана дослужился, а так и не привелось. В родном городе – такой роскоши не было, а за всю службу все отпуска – на декабрь-январь пришлись. А в "брях" на моря ездить – не резон и не сезон. Так кто, говорю им, и у кого – море и Сочи отнял?"
- Постояли. Поулыбались. Сочувственно похмыкали.
 Купили мне в утешение кружку пива. Вручили тарань, и на этом территориальный спор с
 представлявшим Россию отдельно взятым капитаном как-то иссяк.

- А ведь могли и морду набить, – заметил кто-то из попутчиков Сан Саныча.
- Могли, – ответил тот. – Но навряд ли: антирусские настроения таких оборотов тогда еще не набрали, да и грузины попались пожилые. Эти промыванию мозгов поддавались с трудом.
- Это да, – только что же все они молчат, пока их президент беспредельничает?
- А у нас, в тридцать седьмом – многие рот раскрывали? Или забыли, как грузинская милиция осетин и абхазов по ночам в городе режет? Как только их квартиры кончатся – непременно примутся за оппозиционеров. Или есть сомневающиеся? То-то же!

* * *
Адлерский поезд прибыл в Ленинград в 11.15.
С утра, приведя себя в порядок, Сан Саныч и его напарник облачились в форму, спрятанную до поры в чемоданах.

- Ну что, мужики? – заявили они своим опешившим попутчикам. – Можете сразу же разворачиваться: мест в Академии на всех не хватит, а, после всего, что вы здесь наговорили – дай бог не то, что поступить – вам бы под статью "за разглашение" не попасть ...

Лица "связистов-правительственников" вытянулись и явственно побледнели. Более крупного из них прошиб обильный пот.
Поначалу развеселившиеся штабисты принялись их энергично успокаивать, чем, в итоге, достигли прямо противоположного эффекта.
Ситуацию усугубил встретивший штабистов подполковник – старший брат майора Сережи.

- Ну что, мужики? – бодро спросил он своего брата и Сан Саныча, после первых приветствий. – По двадцать литров вступительного коньяка привезли? Или вы сюда просто так, от службы отлынивать, за-ради "в Питер прокатиться" приехали?

В ответ наши герои, помогая друг другу, сдернули с багажных полок два тяжеленных, двусмысленно булькнувших чемодана (к слову сказать, этот коньяк им так и не понадобился, и был выпит уже после поступления – самими майорами и их товарищами по учебе).

- А вы, ребятки, без "магарыча" приехали? – обратился встречающий к попутчикам своих знакомых. – Тогда лучше помалкивайте, что из Закавказья. А то не поймут. Вашими закавказцами академическое начальство разбаловано так, что теперь к нему и на кривой козе не подъедешь. Если в личные дела сразу не полезут – тогда, может, и проскочите!

"Правительственники", выслушав эту тираду, совсем сникли.


* * *
В академическую гостиницу для заочников штабные связисты были поселены тем же самым расторопным старшим братом майора Сережи.
Подогнав свой "Москвич" к самому входу гостиницы, он стребовал со своих спутников две бутылки коньяка, уложил их в темный пакет и ненадолго удалился на переговоры с дамой-администратором.

Сан Саныча и майора Сережу поселили в отдельный двуместный люкс.
Через два часа добравшиеся до Академии "правительственники", не без помощи своих попутчиков, были определены в шестиместный номер этой же гостиницы. Здраво взвесив все "за" и "против", вещи Виктора и Александра было решено хранить в номере штабистов, и, до отъезда в загородный лагерь, где работала Приемная комиссия – питаться вместе, вскладчину.
 К двум часам дня Сан Саныч успел сдать своё личное дело занимавшемуся абитуриентами майору из строевого отдела Академии, отметиться там же в трёх, непонятного назначения, списках и совершить поход в академическую библиотеку.

Служивый муж не терпит пустоты в желудке.
В обед наши герои доели остатки дорожных припасов, а к вечеру бросили жребий.
Бежать гонцом на Тихорецкий проспект, в продовольственный магазин, коварная судьба определила Сан Санычу.
Он терпеливо выслушал все пожелания, схватил со стола подходящий по размеру пакет и, не переодеваясь в штатское, отправился за продуктами.

* * *
Очереди в каждый из отделов гастронома растянулись на добрых два десятка метров.
Сан Саныч, отвыкший за время в службы в Грузии и за границей от такой картины – поначалу даже опешил. Но – долг превыше всего.
Отстояв за хлебом в самой короткой из очередей, и став счастливым обладателем буханки "дарницкого", он пристроился в хвост очереди "за-колбасой". Народ в ней попался неспокойный. Судя по всему, каждый нервно прикидывал: а хватит ли на его долю столь востребованной смеси субпродуктов и туалетной бумаги?
Сей сомнительного происхождения продукт, в зависимости от приданной ему формы и записи в товарной накладной, в те шальные времена гордо именовался "докторской" или "чайной" колбасой. Хотелось его, почему-то, только именно стоя в очереди, или ночью, когда засыпаешь на голодный желудок. И хотелось – до полного скулосведения и желудочных спазмов. За пределами магазина и при свете дня – наваждение отпускало.
Очередь продвигалась на удивление медленно.
Каждая из стоявших в ней женщин считала своим долгом всласть поругаться с такой же, как и она, мученицей, достоявшейся до места подле осатаневшей продавщицы и криво стоящих весов.
В прорехи халата работницы торговли, образовавшиеся в результате борьбы между её телесами и из последних сил держащимися за нестиранную ткань пуговицами, жарко проглядывала одетая в красно-черные кружева плоть. На фоне одетых в глянцевый целлофан бледно-розовых колбас она не впечатляла.
Колбасы хотелось больше.

Добравшаяся до весов счастливица, с точностью до неизбежности, задавала вопрос о свежести продукта и требовала показать "на выбор" три, а то и четыре фаллосообразных изделия.
Придирчиво перебрав их, и перенюхав герметичный целлулоид упаковки, покупательницы неизбежно возвращались к первому, предложенному продавщицей, экземпляру.
Ответно, из очереди, неслись не блещущие разнообразием требования "не давать лапать" и рекомендации – "не торговать мордой у прилавка" и "брать то, что дают".
Счастливицы, энергично размахивая добытым в бою батоном колбасы, с воодушевлением огрызались, поминая не к месту "Правила Советской торговли" и свои конституционные права.
В ответ раздавались циничные советы сугубо интимного толка.
Мужчины свою порцию "народной радости" хватали не рассматривая, быстро расплачивались и исчезали. Но их в очереди было не много. Один стоял непосредственно перед Сан Санычем, еще трое, или четверо – пристроились далеко позади.
Когда до весов оставалось человек пять, Сан Саныч прикинул примерную сумму траты и полез во внутренний карман кителя за деньгами. Неловко обернувшись, он вдруг увидал молодую женщину.
Судя по далеко выступавшему животу, характерному выражению лица и по какой-то, сквозившей во всей её фигуре, ставшей уже привычной усталости – она была в том самом, редком для тех лет, состоянии, которое в народе принято называть – "на сносях".
Не решаясь встать в хвост разросшейся до доброй полусотни человек очереди, она потерянно оглядывалась, словно ожидая какого-то чуда.
Чудо явилось ей в образе Сан Саныча, справедливо решившего, что не дело беременной женщине битый час стоять в этом гадюшнике и выслушивать произносимые здесь непотребства:

- Девушка! – совершенно не задумываясь о последствиях, обратился он к ней. – Да! Я вам говорю! Что вы там мнётесь? Проходите к прилавку и берите, что вы там себе приметили! Граждане! Пропустите человека! Видите – девушка беременна!

Девушка, что-то благодарно пискнув, двинулась в голову очереди.

Очередь потрясенно замерла.
На её глазах совершалась попытка святотатства. Некто покусился на сложившийся в толпе звериный порядок.
Стоявшие у самого прилавка женщины, не сговариваясь, обернулись и, сдвинув плечи, полностью перекрыли доступ к весам.

- Куда прёшь? Ты тут стояла? – Истерично взвизгнула одна из них.
- Если беременная, то уже не девушка! – поддержала другая и, подумав, добавила: – Нахалка!
- Дожили! Армия – порядочных женщин заставляет место проституткам уступать!
- И точно – проститутка! – подытожили у прилавка. – Была бы честной – здесь бы сейчас её муж стоял!

Женщина резко остановилась. На её глазах стали проступать слёзы.

Ещё не понявший "что к чему", Шевчук решил усовестить столь странно поведших себя женщин:

- Дамочки, да вы что? Сами никогда в таком положении не были? На вашу долю колбасы точно хватит! Вам не всё ли равно – минутой раньше, или позже?
- Оккупант! Ни стыда, ни совести! – истерично взвизгнула какая-то из женщин из середины очереди.

Сан Саныч, стиснув зубы, заиграл желваками:

- Совсем охренели! – буркнул он себе под нос и в полный голос добавил: – Девушка, раз такое дело – становитесь на мое место. Я – мужик крепкий, мне еще раз отстоять не трудно. Становитесь, не стесняйтесь! Я, или вы – народу не всё ли равно?

Застывшая было женщина, немного поколебавшись, двинулась к Сан Санычу.

- Спасибо … – дрожащими губами поблагодарила она его, окончательно растерявшись и из последних сил сдерживая слёзы.

Майор, уступая ей свое место, успокаивающе коснулся её локтя, кивнул и решительно двинулся в хвост очереди. Услышав истошный, на грани истерики, мужской голос – Сан Саныч остановился.

- Вы здесь не стояли! Подите вон!

Шевчук оглянулся и с изумлением увидал, что протестует не кто-нибудь, а стоявший перед ним тучный чернявый мужчина, которому, казалось бы, должно быть совершенно всё равно – кто и как стоит за ним. Хоть туркмены на верблюдах.
Развернувшись и, до хруста сжав кулаки, Сан Саныч двинулся к нему:

- Ты что там мявкнул, хорёк жирный? – разогревая себя, спокойно спросил он.
- Оккупант! – внезапно выкрикнул мужчина, вероятно вспомнив оставшееся анонимным оскорбление. – Пошел вон отсюда! Милиция!! Убивают!!!

При этих словах в Шевчуке что-то сломалось. Перед мысленным взором мелькнули лица братьев-близнецов – Собчака и Гамсахурдиа. Всплыло лицо убитого в Южной Осетии милиционера. Оно оказалось почти полной копией физиономии верещавшего забиваемой свиньёй тучного мужчины.
В голове словно бы щелкнул невидимый выключатель: Сан Саныч снова был в Цхинвале, в ушах явственно раздавались звуки автоматных очередей.
Схватив мужчину за отвороты летней куртки, Шевчук, сам не поняв как, оказался на улице. Свежий воздух отрезвил его.

- Оккупант, говоришь? – переспросил он, глядя прямо в расширившиеся зрачки перепуганного борца "за колбасу". – Я тебе сейчас покажу, что такое оккупант! Собственным дерьмом захлебнешься …
- Пожалуйста, пожалуйста … – запричитал мужчина, – ради бога! Всё, что угодно …

В воздухе явственно пахнуло фекалиями.

Сан Саныч, с трудом разжав побелевшие костяшки рук, оттолкнул поборника справедливости от себя:

- Пшел вон! Еще раз здесь увижу – убью!!!
- Спасибо! – обрадовался тот. Больше – никогда! Честное слово!!!

Сан Санычу отчего-то стало тоскливо.
Поискав в карманах носовой платок, и, так и не найдя его, он просто вытер руки об обшлага рукавов собственного кителя.

- Кончилась страна, – почему-то пришло ему в голову, – скоро и здесь на улицах стрелять будут.

Пакета с хлебом ни в руках, ни рядом не было. Возвращаться за ним в гастроном Сан Саныч не стал.
По дороге в общежитие, проходя с тыльной стороны хлебного магазина, он мрачно сунул водителю разгружавшегося хлебного фургона красный, с портретом Ильича, червонец:

- Буханку хлеба! Без сдачи! – и добавил в уже удалявшуюся спину. – Две!

Ужинали майоры двумя обнаружившимися в чемодане Шевчука баночками тушенки и баночкой консервированного сыра из состава высокогорного спецпайка. Пол-литра коньяка, отлитого из его же канистры, сняли возможные вопросы о причине столь скудных результатов похода Шевчука по ленинградским продмагам.
В Ленинграде был самый разгар белых ночей.
До ГКЧП оставался ровно месяц.

* * *
"Знать технику связи, как Семен Михайлович Буденный и бегать – как лошади его 1-й Конной Армии", – эта тирада была отнюдь не ёрническим афоризмом записных академических острословов. Академия связи, укомплектованная "дядьками за тридцать", уже добрый десяток лет удерживала пальму первенства по военно-спортивной работе среди ВВУЗов пятимиллионной армии. Рязанское воздушно-десантное – безнадёжно отставало. Тот факт, что требования и нормативы для него были гораздо более жесткими – при подведении итогов в расчёт не брался. Как говорится – "кто на кого учился".
В летнем загородном лагере Академии, после первых дней организационной суеты, был объявлен "прикидочный" трёхкилометровый кросс.
Не уложившиеся в нормативное время – попадали в "черный список" и безжалостно отсеивались на первом же вступительном экзамене. Командования факультетов вели друг с другом беспощадное соревнование исключительно в части спортивных показателей. Постижение военных наук – было сугубо личным делом самих слушателей.
Спортивная лихорадка зашла настолько далеко, что за год до описываемых событий, некий майор из Забайкалья, получивший самый жесткий инструктаж от своей супруги относительно перспектив их семейной жизни среди сопок Бордзи – перестарался. Подстегиваемый страхом непоступления, отвыкший от регулярных физических нагрузок организм – не выдержал. Майор безвозвратно умер перед самой финишной чертой от острой сердечной недостаточности.
Сан Саныч – не умер. На вожделенную "тройку" он вложился с минимальным двухсекундным запасом. Посему – был определен начальником факультета "на большой круг". Означало сие, что "с отличием" закончившему военное училище Шевчуку сдать первый экзамен "на отлично", и на этом закончить вступительный марафон – не светило.
Сразу же после кросса, его, еще не отдышавшегося, подозвал к себе Начальник Факультета и жестко отчитал по поводу его крайне неудовлетворительной личной физической формы:

- И думать не смейте, что вам поможет ваш "красный" диплом. Если, к окончанию экзаменов, на официальной сдаче физической подготовки покажете такой же отвратительный результат, то в Академии вам не учиться! – подытожил Начфак. – Поедете назад – в войска прохлаждаться! Вам всё понятно?
- Я – понятливый, – ответил Шевчук, глядя Начальнику Факультета прямо в глаза.


* * *
Перед самым заходом в экзаменационную аудиторию, Сан Санычу вдруг, по какому-то наитию, привиделись вопросы экзаменационного билета. Второй вопрос, у толком не готовившегося к поступлению Шевчука, вызвал панику. Прослужив большую часть времени на стационарных узлах, он успешно забыл значившиеся в вопросе цифровые значения технических характеристик полевых кабелей. В части, касающейся каждодневной практики, ему хватало сведений об их типовом предназначении и о порядке распайки проводников в их полумуфтах.
Сан Саныч заметался у двери, выпросил у кого-то из готовившихся к заходу абитуриентов его конспект, наскоро пролистал его и, найдя нужную табличку, впился в неё взглядом.
Спустя минуту его пригласили на экзамен.
Взяв билет, Шевчук четко назвал его номер, озвучил содержание вопросов и подытожил:

- Вопросов по экзаменационному билету не имею! Разрешите приступить к подготовке?

Опешивший Председатель Комиссии встал, обогнул стол, и, подойдя к Сан Санычу, вынул из рук майора так и не перевернутый им билет. Одев очки – поднес его к глазам:

- Действительно, – растерянно отметил он. – Билет №7 – все вопросы совпадают.

И, развернувшись к остальным членам комиссии, добавил:

- Нет, действительно, коллеги … Я билеты сам, этой ночью, своими руками резал! При вас же, этими же руками, раскладывал … И напечатано слабо – не просвечивает.

Он посмотрел сквозь тыльную сторону билетного листка на светящуюся на потолке лампу дневного света:
 
- Ничего не видно! … Майор, а ты, часом, не экстрасенс?
- Бывает, товарищ полковник. Но к теме экзамена это отношения не имеет! Прикажете взять другой билет?
- Зачем же? Идите – готовьтесь!

Шевчук, чувствуя неловкость экзаменатора, решился:

- Товарищ полковник, а разрешите – первый вопрос и практику сдать без подготовки?
- Бога ради … – совсем растерялся полковник.

По ходу ответа на первый вопрос Сан Саныч изрисовал мелом всю, занимавшую добрую половину стены, доску.

- А почему вы не пользовались плакатом? – поинтересовался полковник. – У нас структурные схемы рисовать по памяти не обязательно. Достаточно знать функциональное назначение представленных на них узлов и порядок их взаимодействия в различных режимах работы.
- Это недостаток ответа? – изобразил удивление Сан Саныч.
- Отнюдь … но всё же – найдите нужную схему и сравните её с тем, что вы нарисовали на доске. Мне и самому интересно – к каким выводам вы при этом придёте.

Пока Шевчук возился с грудой плакатов, один из ассистентов полковника, сверявший список экзаменуемых с каким-то листком – встрепенулся. Он подошел к Председателю Комиссии и, указывая подбородком в сторону Шевчука, что-то зашептал ему на ухо с встревоженным видом.
Полковник изумленно вскинул брови, недовольно крякнул, и взмахом руки показал своему помощнику, что информация принята к сведению.

Через пару минут несколько растерянный Сан Саныч дал понять своему экзаменатору, что его выводы готовы:

- Товарищ полковник, но, получается, что ваша схема – сильно упрощена?
- Верно, майор! Здесь экзамен, а вы нам целую лекцию прочли!
- Без подготовки, товарищ полковник …
- Точно! Это и утешает … Четыре!

Спускаясь вместе с Сан Санычем на первый этаж, к классам, где было развернуто оборудование, предназначенное для сдачи практической части экзамена, полковник остановился на лестничной площадке:

- Понимаешь, майор – я сейчас выгляжу полным идиотом, но сейчас, именно в этом случае, хочу быть честным – "пятерки" тебе не видать. Есть такое указание … Мне очень неприятно.
- Мне тоже, товарищ полковник.

Со сдачей практики Сан Саныч справился меньше чем за две минуты.
Бредущий за ним полковник никак не мог успокоиться:

- Понимаешь, майор, ты, с таким потенциалом – всё равно поступишь. А мне ваш Начфак твою "пятерку" – ни за что не простит.

Сан Саныч по лестничной клетке шагал молча.

- Вот – за практику я тебе "пять" поставил. Радиоспец ты, что там и говорить – сильный. Но там еще вопрос по кабелям. Он для "радистов" всегда – нож в спину. Давай, не слушая, "четверку" выставлю и разойдемся без обид?
- Я буду сдавать, – коротко бросил Шевчук. – У меня есть еще неиспользованные полчаса на подготовку к ответу.
- Воля твоя. Я хотел как лучше …

Через 20 минут к Сан Санычу подсел один из членов комиссии – подполковник с проводной кафедры:

- Давай, майор, без свидетелей – прямо на месте разберемся. Упрямиться не советую – запомнить полтора десятка характеристик более десятка кабелей – тут одной памяти мало. Надо добрый десяток лет, изо дня в день, на брюхе в этой специальности пролазить. Обязательно напутаешь. А твой ответ на первый вопрос – даже мне понравился. Профессионалов – уважаю. Ну как – "четверка"?
- Вы сначала посмотрите, что я тут написал.

С нарисованной Сан Санычем табличкой подполковник разбирался недолго:

- И вы хотите сказать, что всё это помните наизусть? И не пользовались шпаргалкой? Последний раз предлагаю – "четыре", и вы свободны!

Сан Саныч, чертыхнувшись, протянул руку за чистым листком, аккуратно приложил его к первому – прямо под обрез нарисованной на нём таблицы. Продолжив её графы вниз, он стал строка за строкой быстро заполнять их данными стационарных гражданских и военных кабелей.

- Шпаргалка, значит? Значит – шпаргалка?! – приговаривал он после заполнения каждой новой строки.

Когда число новых строк достигло третьего десятка – подполковник сломался. Он медленно встал и объявил:

- За второй вопрос, а, следовательно, и итоговая оценка – "пять"!

И, предупреждая возможные возражения привставших со своих мест членов комиссии, добавил:

- "Пять"! Без всяких разговоров! В конце концов – некрасиво не признавать очевидное!

Комиссия облегченно вздохнула, а повеселевший Председатель с явным удовольствием вписал в экзаменационную ведомость озвученную его коллегой оценку.
После окончания экзамена и сдачи ведомостей, рассвирепевший Начфак перехватил Сан Саныча на пути в столовую:

- Вы! Вы! Как вы посмели, при такой отвратительной кроссовой подготовке, получить на экзамене "пятерку"?

Уставившись тяжелым взглядом прямо в переносицу Начфака, Шевчук некоторое время помедлил, но затем, спокойно и отчетливо, чуть ли не по слогам, произнес:

- Насколько знаю – настолько и сдаю.


* * *
Объявление итогов экзаменационного марафона было назначено на утро 19-го августа.
Взволнованные, торопливо приводящие себя в порядок, офицеры-абитуриенты на включенный кем-то телевизор, отчего-то транслировавший по всем каналам классический балет – внимания не обращали. А зря. Через три года плоды этого "балета", их – свежих выпускников Академии, навсегда развели по куцым армиям новоявленных государств.

О том, что всю полноту власти в стране взял на себя какой-то непонятный ГКЧП – они узнали из зачитанного Председателем Экзаменационной комиссии объявления. Затем был оглашен приказ об их зачислении.
В этот же день, уже ближе к вечеру, прихватив с собой пять бутылочек ленинградского пива, Сан Саныч вылетел прямым рейсом на Тбилиси.


* * *
В тбилисском аэропорту, один из таксистов, завидев человека в форме – подбежал к Шевчуку и предложил бесплатно доставить его до самого подъезда его дома. Всю дорогу он шумно радовался тому, что в стране, наконец-то, наведут порядок, и можно будет не вздрагивать каждую ночь из-за каждого стука оттого, что у него жена – осетинка.
Благодарный Сан Саныч устало улыбался ему и, в требовавших того местах шоферского монолога, согласно кивал головой.
Едва зайдя домой, он включил телевизор. Через пару мгновений на экране прогревшегося кинескопа проступило до оскомины знакомое лицо президента Гамсахурдиа.
Как ни странно, глава Грузии, уже более полутора лет игнорировавший сам факт существования русского языка, вещал на том самом пресловутом русском.
Старательно выговаривая каждое слово.
Практически безо всякого акцента:

- Сейчас вся наша большая страна, – мрачно бубнил внезапно поумневший президент, – переживает тяжелый исторический момент. Мы все, как один, должны сплотиться вокруг центральной власти. Начинается долгожданное наведение порядка. И поддержать давно назревшие шаги и меры по его наведению – наш прямой долг … Я дал распоряжение о разоружении, в соответствии с указом президента СССР, до 24-го августа всех незаконных вооруженных формирований … Уже завтра первая партия оружия будет сдана представителям Закавказского военного округа.

И без того опешивший Сан Саныч при этих словах президента поперхнулся пивом и, откашлявшись, мысленно перекрестился.
В который раз, отметив внешнее сходство Президента с Ленинградским градоначальником, сочетавшееся с их не менее схожей политической беспринципностью и, достойным зависти мадагаскарского хамелеона – приспособленчеством, Сан Саныч принялся стелить постель.
Спал он как убитый, безо всяких сновидений.
Возвращению Сан Саныча на службе обрадовались.

- Мы тебя нагружать не будем, – объявил ему начальник Узла связи, – спокойно сдавай должность, собирай вещи и вообще …
Только вот сходи на всякий случай к НВСу. В стране сейчас начнут порядок наводить – может, твой отъезд на какое-то время тормознут. А то и вообще отменят. Будет неловко, если вещи отправишь в Ленинград, а сам останешься служить здесь.

В словах непосредственного начальника был вполне определенный резон, и Cан Саныч, коротко созвонившись с НВСом, отправился выяснять свои перспективы.
Генерал встретил его приветливо, поздравил с поступлением, но ничего определенного сказать не смог:

- Знаешь что, – вчера утром сюда прибыл Верховный Координатор ГКЧП по Закавказскому военному округу – генерал-лейтенант Цуриков. Мужик он, вроде бы, нормальный – спокойный и без закидонов. Прошедшей ночью ночевал в Штабе, а сегодня мы хотим его, уже на постоянной основе, определить в генеральский люкс в Учебном центре, в Коджори.
Ближе к вечеру – бери машину и езжай-ка туда. Проверишь там состояние связи и порядок в номере. Если что – приведи в чувство местную обслугу, надо чтобы к приезду Координатора – был полный порядок.
Дождешься там Цурикова – покажешь, где и как пользоваться связью и, по обстановке, обскажешь ему свою ситуацию. Пусть он сам прикинет – нужен ли ты здесь, или можно со спокойной совестью убыть в Ленинград.
Если в стране наведут порядок, то тебе эта академия, вроде как, и без надобности …
Как скажет – так и поступим!

Возвращавшемуся от НВСа Сан Санычу попасть в свой кабинет было не суждено. Добрая половина дежурной смены металась из одного боевого поста – в другой, изощряясь в попытках переключить пропавшие связи в обход внезапно отказавшей кабельной линии до находящегося в Коджори головного Опорного Узла связи.
Произведенные измерения вскоре показали, что на всех трёх кабельных линиях до Коджори – возник обрыв. Расстояние до обрыва – чуть менее четырех километров.
Через 40 минут экипаж мастерской по ремонту кабельных линий и, предусмотрительно спасавшийся от возможных расспросов начальства, Сан Саныч были на месте обрыва.

Открытый кабельный колодец и лежащий подле него на боку обезглавленный мужчина – недвусмысленно указывали, что без человеческого фактора в этот раз не обошлось.
Чугунная крышка валялась в добром десятке метров от колодца. Отсутствующая голова мужчины в пределах видимости не наблюдалась, однако же стоявшая рядом канистра с бензином недвусмысленно свидетельствовала, что у мертвого диверсанта были сообщники, в панике бросившие его на месте "героической" кончины.

К 18.00 Шевчук уже был в Учебном центре. До приезда Координатора ГКЧП он успел проверить работоспособность правительственной "вертушки" и других служебных телефонов, организовал работу смены телеграфистов и обновил предусмотренные, на случай пропадания связи, "иконки" пользовательских радиоданных.
Встретив генерал-лейтенанта на КПП, он прошелся с ним по территории Учебного центра; в гостинице, отперев дверь люкса, передал ему ключи. На рассказ о порядке пользования связью у него ушло не более пяти минут.
Генерал действительно производил впечатление спокойного уравновешенного человека, и Сан Саныч решился:

- Товарищ генерал-лейтенант, разрешите обратиться по личному вопросу?

Генерал удивленно вскинул брови:

- Майор, я здесь всего вторые сутки, у тебя и без меня – целый иконостас начальников. Какие могут быть личные вопросы?
- Самые общие, товарищ генерал. Но, между тем – принципиальные! Опять же разрешение и рекомендация прямых начальников обратиться именно к вам – мною получены ...
- Ну, что там у вас? – смягчился заинтригованный генерал.
- Понимаете – я только что поступил в академию …
- Поздравляю.
- Спасибо. Но дело в том, что должность у меня и без академии немаленькая – старший инженер Узла связи Штаба ЗакВО, заместитель начальника Узла. Зона ответственности и круг обязанностей – более чем обширные. Если сейчас, в связи с ГКЧП, в стране начнется наведение порядка, то одним месяцем это не обойдется. Новый человек на моем месте может и не справиться. Опять же – боюсь оказаться в неловком положении, отправив вещи в Ленинград, а уже после этого – получить приказ о задержании ключевых специалистов на своих местах. Проще говоря – чего мне ждать? Из чего исходить?

Генерал немного помедлил, затем вздохнул и уселся в стоявшее у окна кресло. Полез было в карман, но затем спохватился:

- Не куришь?
- Никак нет!
- Тогда и я не буду … Понимаешь, майор, меня позавчера, восемнадцатого, подняли ночью из кровати. Не дав никаких распоряжений, отвезли на аэродром – в Кубинку. Был только один звонок – в самолёт. Сообщили, что назначен Верховным Координатором ГКЧП по Закавказскому военному округу.
Прилетел.
Что такое ГКЧП – узнал только здесь из телевизионных сообщений.
Кончаются вторые сутки моего пребывания здесь, а я еще не получил ни одного распоряжения – ЧТО ЖЕ МНЕ ЗДЕСЬ ДЕЛАТЬ?
Это – хрен знает что! Какой-то фарс! Так перевороты не делаются!!!
Знаешь, чисто по-человечески – уезжай-ка отсюда как можно скорее. От греха подальше. Чувствую, вся эта затея плохо кончится …
Сплошные, дурно пахнущие, непонятки.

На следующий день, с утра, едва заехав на товарную станцию, Шевчуку с удивительной легкостью удалось получить пятитонный контейнер. Перепуганные происходящими событиями работники контейнерной станции, были предельно вежливы и услужливы.
Взяв пятерых солдат из числа отдыхающей от дежурства смены, Сан Санычу уже к вечеру удалось отправить заранее упакованные вещи в Ленинград.

Еще день спустя генерала Цурикова, как злостного гекачеписта, арестовала прибывшая из Москвы группа силовиков. Препроводили генерал-лейтенанта в Матросскую Тишину в наручниках.
Вот так, в одночасье, рушатся военные карьеры …

* * *
С сентября Сан Саныч приступил к занятиям в академии.
Рана на шее зажила, не оставив ни малейшего следа. Если, конечно, не считать за таковой проступившие пигментные пятна светло-бурого цвета. С возрастом они стали темнеть, всё больше и больше напоминая следы подсохшей крови.
На втором курсе Шевчук, с училищной поры на дух не переваривавший легкую атлетику, неожиданно для самого себя, выполнил нормы первого разряда по кроссовой подготовке.
А вот убитый капитан ему так ни разу и не приснился.

Справка № 8. Республики во время путча 19-22 августа 1991 года. Последствия ГКЧП для СССР и Южной Осетии.

19 августа 1991 года, включив с утра телевизоры, Страна была ошеломлена.
По Стране выстрелили балетом. Подобно ставшему легендарным "выстрелу Авроры", "выстрел балетом" – оказался роковым.
Страна вздрогнула и … не устояла.
Она, вскоре, распалась на множество кровоточащих агонизирующих осколков. Беженцы, в одночасье рухнувшее благополучие миллионов семей, никем не подсчитанные личные трагедии, сравнимое с последствиями войны сокращение населения – захлестнули постсоветское пространство.
В период до 1993 года на её бывших окраинах отполыхал добрый десяток гражданских войн, до сих пор стыдливо называемых "локальными межнациональными конфликтами".
Но в августе 91-го ещё никто не мог представить себе всего размаха уже разгоравшейся трагедии.

Первоначальная реакция республик в течение трех дней путча во многом определялась "начальными условиями", сложившимися в регионах СССР к 19 августа. Исходя из этого ситуация на местах развивалась по трем вариантам, которые условно можно обозначить как 1) "хроника выжидания" 2) "хроника сопротивления" и 3) "хроника соглашательства".

Позицию последовательного выжидания заняли руководство Белоруссии, Армении и руководители ряда республик Среднеазиатского союза: Казахстана, Узбекистана, Туркмении и Таджикистана, которые в первый день путча вообще не сделали никаких заявлений.
Осуждающие государственный переворот выступления отдельных депутатов, партий и движений были не более, чем пикантной приправой к общей картине царившей на местах растерянности.
Реакция официальных органов власти в республиках Средней Азии на действия ГКЧП была весьма сдержанной, и сводилась к двум немудрящим принципам: "Кто осилит, с тем и будем", "У нас суверенитет, а все остальное – ваши московские выдумки, лишь бы новые власти на этот наш суверенитет не покушались".
Руководители Среднеазиатских Республик относительно организованно, но невнятно выступили только против применения силы, прежде всего военной.
Копируя их, власти Армении обратились к населению с призывом соблюдать дисциплину и спокойствие (без оценки политической ситуации в СССР). Ни Штаб дислоцированной в Республике Армения 7-й армии, ни её КГБ не получили никаких команд из Москвы.
"Кто бы ни победил в Москве - главное, как он будет относиться к проблеме Нагорного Карабаха" – заявил премьер министр Армении Вазген Манукян.
Только 20 августа, когда наиболее прозорливые убедились, что ГКЧП – не более чем сборище не способных на решительные действия клоунов – раздались первые осуждающие реплики с мест.
Президент Казахстана Нурсултан Назарбаев первым заявил, что созданный комитет и его деятельность попирают республиканские декларации о суверенитете и, по своей сути, он – антиконституционен. К слову сказать, Назарбаев – был единственным, кто предложил незамедлительно приступить к подписанию Союзного договора.
Тогда же СМИ Туркмении обнародовали Указ Президента Туркмении Сапармурата Ниязова о недействительности на территории Туркмении Указов и постановлений ГКЧП.

* * *
Наиболее динамичной в первые дни после путча была ситуация в Прибалтийских республиках и Молдове, парламенты которых в первый же день заявили о незаконности ГКЧП и начали формирование собственных органов независимого чрезвычайного управления.
Разумеется, каждая республика преследовала при этом собственные интересы. Так, руководство Молдовы рассчитывало в случае неблагоприятного развития ситуации в СССР – провозгласить воссоединение Молдовы и Румынии.
Действия ГКЧП в этих республиках поддержали только их коммунистические партии и руководство военных округов размещавшихся на их территориях.
Однако такая активность Прибалтийского и Закарпатского военных округов объясняется прежде всего сложившимся на тот момент резко выраженным противостоянием между войсками и парламентами названных республик.
Руководство названных округов исходило из вполне логичного посыла, что ситуация в зоне их ответственности доведена до крайней точки, и только их решительные действия будут единственным действенным подспорьем тем силам в Прибалтике и Молдове, которые выступают за сохранение единой страны. Расчет был, конечно же, на то, что "победителей не судят".

К вечеру 20 августа армейские части уже полностью взяли под контроль средства связи, телевидение и радио в республиках Прибалтики.
С утра, в 11.30 военные захватили здание телевидения, а в 18 часов - телефонную станцию в Каунасе. Блокированы дороги в Вильнюс, наблюдается передислокация войск по направлению к Вильнюсу. Блокирован Клайпедский порт – в его траверз вошли военные корабли.
В 15.00 ОМОН занял республиканскую международную телеграфную и телефонную станцию.
В 11 часов командующий ПрибВО генерал-полковник Федор Кузьмин сообщил о введении чрезвычайного положения в Эстонии и потребовал роспуска всех вооруженных формирований, изъятия оружия у населения, запрещения всех митингов и собраний.
В ночь с 17 на 18 августа советские войска перекрыли границу Молдовы с Румынией. В ночь с 18 на 19 августа по всей территории Молдовы идет интенсивное передвижение войсковых частей, все перекрестки, все дороги заблокированы военными патрулями. Командующий военным округом генерал Осипов обратился к премьер-министру Республики Молдова Валериу Муравски и потребовал расформирования частей особого назначения полиции. На его требования СМ Молдовы не отреагировал.
Вечером 20 августа Верховные Советы Приднестровья и Гагаузии одобрили деятельность ГКЧП. Их позиция не является неожиданной: после того, как эти республики достигли экономического суверенитета (с 1 апреля – Приднестровье и 1 августа – Гагаузия), они сформировали собственные бюджеты. Отчисление налогов в союзный бюджет производилось ими напрямую, а руководство Приднестровья на встрече 16 июля добилось разделения фондов ресурсов с Молдовой. Естественно, что эти республики попытались использовать ситуацию для достижения политической независимости от Молдовы. В последующем их правоту подтвердила кратковременная, но предельно жестокая агрессия Молдовы.
По сообщениям различных информационных агентств, создается впечатление, что в первый день руководители выступивших в регионах за сохранение целостности страны органов не получили распоряжений ГКЧП. Вместе с тем оппозиционеры и сепаратисты проявили завидную солидарность.
Так 21 августа в 11.30 в президиум ВС Эстонии позвонил мэр Ленинграда Анатолий Собчак, сообщивший о том, что, узнав о захвате таллиннской телебашни, он сразу связался с председателем ВС СССР Анатолием Лукьяновым и потребовал возвращения псковских десантников в место постоянного дислоцирования и немедленного освобождения здания телебашни. По словам Собчака, Лукьянов пообещал сделать необходимые шаги в этом направлении.
 
Поддержка ГКЧП как нового союзного руководства была высказана в той или иной форме лишь Азербайджаном и Грузией, но если позиция Азербайджана вполне понятна и геополитически логична, то Грузия стала, заложницей политического стиля и характера ее президента. События в ней настолько говорят сами за себя, что нет необходимости комментировать их хроникальную часть.
Официальных признаний незаконности ГКЧП со стороны руководства Грузии не последовало, впрочем, как и какой-либо его оценки – лишь призыв к населению "сохранять спокойствие, порядок и дисциплину". Более того, 19 августа Звиад Гамсахурдиа, по своей личной инициативе, встретился с командующим Закавказским военным округом генерал-полковником Валерием Патрикеевым и договорился о выполнении всех требований ГКЧП к 24 августа.
Принятые незадолго до этого дня собственные решения, по-видимому, серьезно обеспокоили в сложившейся ситуации грузинское руководство. Подписанный Звиадом Гамсахурдиа 10-го августа Указ "О существующих на территории Республики Грузия военных комиссариатах Министерства Обороны СССР", которые "не соответствуют сегодняшним интересам суверенной Республики Грузия" – придал правительственный уровень конфликту грузинских властей с частями "оккупационной армии".
Сразу же после встречи с Командующим округом, президент Грузии издал Указ "О реорганизации внутренних войск – Национальной гвардии Министерства Внутренних Дел Республики Грузия", согласно которому была упразднена Национальная гвардия и Правительственная Комиссия по обороне.
Патрули Национальной гвардии с улиц Тбилиси исчезли.

Вечером 19 августа Президент Грузии Звиад Гамсахурдиа ответил на вопросы корреспондента "Коммерсантъ", представившегося корреспондентом газеты "Гудок", поскольку "Ъ" в феврале 1991 года - после освещения борьбы правящего блока "Круглый стол" со своей оппозицией – внесен в "черный" список.
"Ъ": Каковы будут действия Национальной гвардии Грузии в случае активности союзных войск? З.Г.: Мы сейчас не за конфронтацию, мы хотим чтобы это не переросло в анархию. Надо искать стабилизацию сейчас. Национальной гвардии уже нет, есть подразделения милиции.
"Ъ": Можно ли расценить Ваши слова как готовность сотрудничать с ГКЧП?
З.Г.: Нет, так вы не пишите. Мы не хотим обострять. Наверно, все уладится.
"Ъ": Признаете ли ГКЧП?
З.Г.: Я сейчас никаких заявлений не делаю. Пока вообще неясно, что происходит.

"Народ правильно воспринял вчерашнее заявление Звиада Гамсахурдиа, - сказал Патрикеев корреспонденту "Московских новостей". - Оно было своевременным. Мы пришли с ним к единому мнению и приступили к согласованным действиям. Грузинская сторона обещала к 24 августа выполнить все требования ГКЧП, и я убежден, что они будут выполнены".
Командующий отметил также, что вместе с МВД республики военные начали разработку плана по разоружению боевиков в районе Цхинвали. Нет оснований сомневаться в успешном выполнении этого плана, в случае победы ГКЧП.
Грузинская оппозиция была крайне недовольна трусостью и предательским поведением своего президента. Лидер оппозиционной национально-демократической партии Георгий Чантурия прямо обвинил Гамсахурдиа в "альянсе с самыми реакционными кругами империи".
Но уже 21 августа страх перед выступлениями оппозиции и собственного народа, а также нерешительные действия ГКЧП подвигли Гамсахурдиа обратиться к правительствам стран Запада с просьбой признать независимость Грузии. В его обращении, в частности, говорится: "Создавшееся нестабильное положение, возможная победа реакционных сил представляет угрозу для тех республик, которые борются за независимость и имеют избранные народом парламенты и президентов …….. Поэтому я обращаюсь к Западным правительствам, прежде всего к США, срочно и безотлагательно признать независимость этих республик, в том числе Грузии, и установить с ними дипломатические отношения".
После провала путча Гамсахурдиа, объяснит свои метания особой тактикой.
Однако с уверенностью можно сказать, что введение чрезвычайного положения в Грузии было бы более чем оправдано: помимо военного кризиса в Южной Осетии назревал межнациональный конфликт в Абхазии. Экономический кризис в республике приобрел характер обвала (по данным агентства "POSTFACTUM", дефицит бюджета Грузии составил 40%, выпуск продукции промышленных предприятий за первое полугодие 1991 года сокращен на 66.2%).